Глава 29.
Гарри вцепился в Северуса, как утопающий за спасательный круг, покрывая его лицо, волосы,
шею поцелуями, лёгкими, как прикосновение крыльев бабочки, и всё шептал, как заведённый:
– Не прогоняй больше!
Поцелуй.
– Никогда не прогоняй!
Снова поцелуй.
– Никогда! – выдохнул Гарри в ухо Северусу.
– Гарри, поздоровайся с Ремусом, – также прошептал счастливый Северус в ответ на полу– вздохи, полу– выдохи любимого. Сердце его ликовало:
– Вернулся! – пело оно на пределе сил, в ушах стоял звон, он успел подумать: "давление", как его поющее сердце вдруг кто-то страшно пронзил иглой, и темнота…
– Обширный инфаркт, передозировка тонизирующих средств.
– Да ещё какая! Как он вообще выдержал три дня!
– Железный человек с нечеловескими способностями.
– Я вообще чувствую какую-то странную силу, окружающую пациента.
– Значит, от больницы отказываемся? Вы хорошо подумали, мистер э…
– Люпин. Да, под мою ответственность. Я должен где-то расписаться? А то у меня личная печать с собой.
– Вот здесь распишитесь и лучше будет, если Вы, мистер Люпин, поставите рядом свою печать, для надёжности, так сказать. Случай клинически сложный, сами знаете, что может произойти…
Люпин проделал эти нехитрые операции, колдо… то есть, врачи с изумлением рассматривали диковинную для них печать.
– А что значит аббревиатура?
– В общих словах, это школа для одарённых детей. Закрытая, конечно.
– Так, что тут у нас с кардиограммой? Невероятно, как у абсолютно здорового человека.
– Но всё же инфаркт был, как это не прискорбно, поэтому больному нужен покой. Сейчас Рон выпишет Вам необходимые лекарства и условия их приёма. Но помните, больному вообще, Вы понимаете, вообще нельзя вставать с постели в первые три дня, так что запаситесь уткой, а то сиделке она понадобится. А полный покой – две недели, вставать только под руку с сиделкой.
– С вас тридцать фунтов.
– Сейчас будут – подождите несколько минут! В залог остаётся мистер Люпин, и вот это… – быстро сказал Поттер и исчез, как был, без мантии.
– О, смотри-ка, Джим… похоже, это золото.
– В том-то и дело, что похоже.
– А как этому парню с сумасшедшими глазами и длиннющей гривой удалось так быстро исчезнуть с глаз, будто он в воздухе растворился?
– Не знаю, Рон, но чем мы быстрее отсюда уберёмся, тем будет лучше для нас.
– Ты прав, а то у меня уже крыша едет от этих фокусов…
– Кстати, у пациента тоже грива, да, похоже, он не англичанин – глазищи и волосы – чернее некуда, нос с горбинокой… араб, нет, скорее, еврей.
– Они вызвали Ambulance, – подумал Снейп, – но где они нашли номер? Ах, да, на стене рабочего помещения есть листок с этой надписью и цифрами, и Гарри мог войти в лабораторию. Но где же они нашли телефон?
Неужели Поттер бегал к соседям с просьбой позвонить от них? Нелепость какая! Тем временем Гарри возник в гостевой комнате, чтобы не смущать своим внезапным появлением маггловских колдомедиков. Потом он отдал деньги и спросил:
– Можете ли вы, уважаемые сэры, перенести больного в кровать или мне наколдовать носилки?
– Наколдовать? Да вы, что, совсем с ума посходили? Тут у нас больной после инфаркта, а Вы ещё собираетесь тут цирк показывать?
– Нет, отчего же цирк. Если вы не хотите помочь – Mobilicorpus!
Тело Северуса поднялось на несколько дюймов над ковром и поплыло, на глазах изумлённых медиков, к дверям спальни.
– Северус, открывай дверь, пожалуйста, – попросил Поттер, – тебя надо уложить на постель. Срочно.
– Всё, посмеялись и хватит, – Снейп махнул рукой. Заклинание спало с него, и вот он уже стоит на ногах.
– А про утку вы погорячились, господа медики, заявил он, игнорируя упрямо желающих ему помочь Ремуса и Гарри, – сам справлюсь. И не с таким справлялся.
Скажите мне только одно, как вы считаете, этот инфаркт был первым?
– Мы не зафиксировали больше никаких признаков изменения сердечной деятельности, – ответил один из них, всё ещё обескураженный внезапным "воскресением" пациента.
– Благодарю за помощь и информацию. Прощайте. Obliviаte.
Северус прошептал заклинание, вошёл в свои комнаты и запер дверь перед гостями, оставив их наедине.
– Сев просто злится, что они сказали про утку, – предположил Поттер, не удивлюсь, если он уже в постели, и его кормит с ложечки Линки.
– А не поужинать ли нам с тобой, Гарри?
– Только не в этом доме. Не переношу сердитого Северуса. Однажды он мне такого наобещал, будучи в дурном расположении духа, что я не хотел бы, чтобы меня потом собирали по кусочкам…
– Ну, я-то Севера не боюсь ни в жареном, ни в печёном виде, но если ты хочешь, здесь неподалёку есть уютный ресторан, конечно, с заоблачными ценами. Но у меня есть фунты и достаточно много.
– Почему же ты не заплатил врачам?
– Хотел, чтобы ты совершил этот "подвиг" на глазах у любимого. Ты ведь любишь его, Гарри?
– Веди в ресторан. Я – твой должник и верну тебе потом галлеонами.
– Ну уж нет, я пригласил, я и плачу, а с тебя – серьёзный разговор без увиливаний и двойных смыслов, пойдёт?
– Да.
– Они оделись – Люпин в маггловское пальто, ладно сидящее на его "волчьей" фигуре, Поттер – в мантию, не застегнув её, так, что она была похожа на плащ необычного кроя, и отправились в респектабельный, как и всё в Уэст-Энде, ресторан.
Он, конечно, оказался просто громадным и жутко стильным, но в нём были кабинеты, как раз для таких пар, какой сейчас казались они.
– В кабинет у углового окна, – распорядился Ремус метрдотелю.
– Проходите, господа, – метрдотель церемонно раскланялся, думая о Ремусе:
– О, новенького подцепил, а я-то думал, у них любовь до гроба. Пойду на кухню, расскажу шеф-повару, а от него-то все, до последней официантки узнают за четверть часа.
В кабинете было уютнее, чем в общем зале. Сверкающая белизной и глазками официантка приняла заказ, казалось, не сводя с Поттера умилённых взглядов.
– Странная она какая-то, – подумал Гарри, а вслух спросил:
– Что-то не так в моей одежде, мисс?
Она незамедительно нашлась:
– Ваш плащ столь необычен.
– Не обращайте внимания, вообще-то, это мантия, если Вам, мисс, о чём-то это говорит.
Мисс тут же пулей выскочила из кабинета.
– Не давай ей чаевые, Ремус. Она уже получила их.
– Здесь так не принято.
– А здесь принято рассматривать меня, как твоего нового любовника?! – взвился Гарри, – вы же ходили в этот самый кабинет с Северусом, и вся эта похотливая шваль думала, что вы – пара.
– Угомонись, Гарри, сбрось обороты. И здесь, и на улочках около дома Снейпа все всегда именно это и думали и смотрели соответственно. Просто однажды мы наплевали на условности и начали прогуливаться под ручку. Тогда-то все и потеряли к нам интерес, и на улицах здороваются, как ни в чём не бывало.
– Вот даже как. Вас все принимают за пару. А мне что же делать?
– Вот об этом-то я и хотел поговорить с тобой, Гарри. О ваших отношениях и, главное об их будущем. Признайся себе в том, что Север никогда не вернётся в наш мир – слишком много боли он ему доставил. Выжал, как лимон, а в награду – только ордена.
Ты же, в свою очередь, не покинешь наш мир ради маглеса.
– К чему ты ведёшь, Ремус?
– К тому, что у вашего романа нет ничего впереди. Северус любит тебя, у него даже сердце не выдержало радости от твоего возвращения. А уж если Северусу случилось так сильно полюбить, он захочет, чтобы ты был рядом всегда, а не живя двойной жизнью попеременно то в одном мире, то в другом, словно бы приезжая к Северу погостить.
– Знаешь, Ремус, я тоже очень люблю Сева, и если он захочет, я буду жить здесь.
– Но как же наш мир останется без Героя?
– Да плевать я хотел на этого грёбаного Героя! Пусть считают, что пропал при исполнении очередного героического подвига.
– Всё это несерьёзно, Гарри. Ты уйдёшь к магглам молча, и тебя станут искать не где-то в Трансильвании, где ты будто бы сражаешься с вампирами, укладывая их в штабеля, а именно в маглесе. Обходиться без волшебной палочки ты не можешь, и тебя быстро выследят по её почерку, а главное – ты об этом знаешь не хуже меня. Ты кривишь душой, Гарольд, или намеренно лжёшь мне.
– Да как Вы смеете, мистер Люпин, обвинять меня в двуличии или лжи, когда дело касается Северуса?! – вспылил Поттер.
– Извини, Ремус, просто пойми, что до моего сегодняшнего возвращения, которое, надеюсь станет краеугольным камнем наших будущих отношений с Севом, всё было как бы в подвешенном состоянии. Представь себе, он ни разу не кончил от моих ласк, ну, может, один раз, да и то, отстранив меня и стесняясь, а я уже обкончался просто от его взгляда, когда в глазах плещется золото, от прикосновений к моей руке, волосам, не говоря уже о поцелуях. О, Ремус, как он целуется! Это не ты ли его научил?
– Нет, – как можно более спокойнее выдавил Ремус. Последние слова Поттера резанули его по сердцу не хуже скальпеля.
– Прости, что-то я не то сказанул. И вообще, – переключился Гарри, – надоело разговаривать, как двое профессоров. Хотя ты и профессор, я хотел сказать, давай поговорим по-простому, без заумных слов и фраз.
– Договорились.
– Я, понимаешь ли, от страсти сгораю, как это не банально звучит. В первый раз в жизни – к мужчине, учителю, соратнику. Если бы ты только знал, что он рассказывал о себе и своих делах, когда был вынужден прислуживаться перед этой тварью! Это просто жуть!
– Во-первых, я это знаю – он мне рассказывал неоднократно и уж явно больше, чем тебе. А, во-вторых, кого ты именуешь "тварью"?
– Ну, Волдеморта, конечно, а что, есть варианты?
– Варианты есть всегда. Значит, он тебе не всё рассказал потому, что вторая тварь – покойный Альбус.
– Нет, Сев, конечно, рассказывал, как Директор устроил ему весёлую жизнь в Ордене, но…
– А Север не говорил тебе, что Альбус семнадцать лет вытирал об него ноги, считая бездушной вещью, у которой нет ничего, кроме долга служить светлой стороне, искупая ошибку – одну-единственную ошибку молодости?
– Ну, он говорил плохо о Дамблдоре, но не до такой степени. Да, он говорил, что Директор считал его "вещью" и даже не давал переночевать в пустом Больничном крыле, всё это действительно жестоко и ужасно, но, считая, что у Северуса нет души, он её и не губил.
– В смысле?
– Не заставлял создавать и доводить до "совершенства" страшные яды, не приказывал убивать…
– Ещё как приказывал. Альбус руками Северуса тоже убирал особо зарвавшихся Пожирателей, да и своих коллег тоже. Вспомни Тонкс и её загадочную смерть. Просто тогда все дружно готовились к Последней битве, и никто, кроме меня, не обратил внимания на странные обстоятельства её смерти. Да и я бы не обратил, если бы не странное поведение моего, к тому времени, уже друга. А ведь её отравил Снейп… он носил эту страшную тайну в себе, ещё с тех пор, когда она была обречена на заклание "добрым старцем". Северус просил, понимаешь, впервые в жизни "вещь", машина для шпионажа и убийств, просила не заставлять его делать этого. Но… Северус заперся у себя в подземельях, и никого не хотел видеть, даже меня. Ему нравилась Тонкс, вот в чём дело.
– Как женщина?
– Как человек. Человек, который, к нашему сожалению, незримо присутствовал при разговоре Альбуса и Волдеморта.
– Что?
– Да, в крайних случаях они общались посредством того шара, помнишь, который стоял у него на столе на самом видном месте.
– Помню. То, что ты мне рассказал, я не знаю, ни одно слово не подходит для описания действий Дамблдора… нет, я не верю, не могу смириться с тем, что Сева использовали обе стороны по обоюдному соглашению. К чему тогда этот флёр шпионских игр?
– Это не было флёром, как ты выразился. Северус действительно был нужен обеим сторонам, но вот обе эти высокие стороны доводили его почти смерти, и здесь, конечно, право первенства – за Волдемортом с его садистскими наклонностями даже по отношению к своей "левой руке". После возрождения он стал настоящим параноиком, и не раз "прогонял через круг" Севера, наряду с другими Пожирателями, которым раньше он доверял почти безоговорочно. Почти – потому, что он никогда никому не доверял полностью, так же, как и Альбус.
После истязаний Северус возвращался к Директору, весь израненный и измученный, докладывался ему, а потом только Поппи, да и то, изредка, в тайне от Альбуса…
– Я знал про мадам Помфри, но то, что она совершала своё милосердное дело втихаря, для меня – открытие. Почему же Дамблдор так не ценил жизнь и здоровье своего единственного шпиона, преподавателя, учёного, каких ещё поискать, наконец, декана? Я чего-то не понимаю.
– За половой тряпкой не ухаживают и не охают вокруг неё.
– Жестоко. Но если бы Снейпа убили на задании или он бы умер от истязаний уже в Школе, где бы нашёлся второй такой преданный Свету человек?
– Это была бы Тонкс. Её способности метаморфа сделали бы её отличной шпионкой.
– Ах, вот оно что. Но… в кого бы она превращалась? В простого Пожирателя, которому даже не дадут посмотреть на Лорда? Ведь нужно было попасть сразу во Внутренний Круг, а там все места были плотно заняты? Подожди-ка… она, что, должна была превратиться в Северуса?
Но ведь для этого он должен был умереть не пред "лицом" Волдеморта, а во вполне определённом месте, то есть… в Школе!
– Да. А Северус выбрал тебя не только ради красивых глаз, у тебя ещё и ум острый.
Я доходил до такого вывода год, и мне "понадобилась" смерть Тонкс, чтобы осознать всё это.
– Спасибо за подсказку, без неё я бы не справился с этой логической задачкой, а, может, виною всему вино? Ой, каламбур! – по-детски рассмеялся Поттер.
И Ремус, и Гарри понимали, что разговор становится слишком тяжёлым и решили немного передохнуть.
– А, давай, закажем ещё вина? Я плачу.
– Я уже сказал, что за сегодняшний вечер плачу я, но против вина, настоящего, подчёркиваю, вина к полу-прожаренному бифштексу, я не имею ничего.
Он нажал кнопку, оформленную в виде полу-выпуклого раскрытого бутона розы, появилась та же мисс, но намного менее игриво настроенная, кажется, она даже недавно плакала. Люпин сделал заказ и пригласил сомелье.
– Сейчас будет цирк, – предупредил Ремус, – только ты в голос не смейся.
Появился заказ, и сомелье важно шагнул в кабинет.
– Нам с ээ… кхм молодым человеком надо выбрать подходящее вино.
Сомелье, рассказывая в начале о букете вина, открывал бутылки. Некоторые Ремус даже не просил открывать.
– Ну, что Вы, оттенок мускатного ореха к мясу с кровью – это несерьёзно.
К другим бутылкам Ремус испытывал определённый интерес, но в споре с сомелье всё равно выходил победителем, и бутылку убирали. Вконец доведя Гарри до тихого подвывания от еле сдерживаемого смеха, рвущегося наружу, Ремус взглянул на него, широко улыбнулся и сказал томно:
– Сейчас, дорогой, мы уже заканчиваем.
Поттер захихикал, не в силах вымолвить ни слова.
Ремус сказал сомелье:
– Нет, всё это не подходит. Несите лучшее, я оплачу.
– Ты, что, прикалывался над ним, Ремус?
– И да, и нет. Скорее нет – он же простой маггл, а я – страшный вервольф с очень чутким нюхом. Пока мы не доберёмся до Малфоевских вин, говорить не о чем.
– А откуда в маглесе их вина?
– Бизнес, мой друг. Да, Драко занимается бизнесом: он продаёт небольшую часть своей коллекции в крупные фешенебельные рестораны по всей Европе, а на полученные деньги и себе, и матери ни в чём не отказывает. Да, у неё лучшие колдомедики по каждому вызову. Ведёт большое хозяйство Мэнора и, наконец, покупает беспошлинно маггловские сигары из Латинской Америки. Теперь в верхних слоях магического мира, в чистокровных семьях, мужчинам требуются либо послеобеденный кальян с опиумом, либо сигара.
– Но ведь опиум – наркотик.
– Об этом лучше спросить у Северуса, но учти, только, когда он добрый.
Наконец, дошло до Малфоевских вин. Ремус выбрал третью по счёту бутылку и сказал сомелье:
– Принесите ещё две таких же.
– Слушаюсь, сэр.
– Ты решил споить меня? – удивился Гарри.
– Но ведь это же не скотч, а вино. Лично мне для веселья нужно много вина. А ты не волнуйся – я скажу, когда тебе хватит.
– Расскажи мне, знала ли Тонкс, что ей предстоит заменить Снейпа?
– Нет, и не догадывалась. А подслушала она тот злополучный разговор из-за собственной деликатности: она назвала пароль, лестница подвезла её к дверям, и тут она услышала два голоса, ведущие беседу. Она и слышала-то совсем чуть– чуть, типа: "До нескорой встречи, Лорд. И Вам того же, Альбус.", но этого ей хватило, чтобы понять, с кем разговаривал Дамблдор.
Он, разумеется, знал, что его чуточку подслушали, знал он и то, что, кто бы ни вошёл сейчас в его дверь, – смертник или смертница, будь то хоть первоклашка, пришедшая пожаловаться на очередную обиду со стороны сокурсников. Но это оказалась Тонкс.
Как я уже говорил, Северус, как мог, противился очередной роли отравителя, но это был приказ.
После смерти Тонкс Директор стал с большим вниманием относиться к душевному состоянию своей "тряпки", ведь он даже признал наличие души у таковой. И разрешил Поппи наведываться к Северу, чтобы подлечивать его, но сам Северус к тому времени стал куда большим докой по приведению себя в образ "сальноволосого ублюдка" и" Ужаса Подземелий" за пол-ночи, чем мадам Помфри. Однако от визитов Поппи не отказывался – она, единственная, кроме Альбуса, который эту кашу и заварил, видела, как Северус платит по долгам и не раз говаривала ему: "Вы, Северус, самый преданный светлым силам человек и самый смелый из нас".
– Как же тебя, Ремус, угораздило… подружиться с таким нелюдимым человеком в футляре из бесчисленных одежд, глухо застёгнутых до самого подбородка?
– О, это особая история, и я обещаю рассказать её тебе, когда в следующий раз ты поведёшь меня в ресторан и будешь платить по счетам.
– Бедный сомелье…
– Не бедный. Он за свои муки получил хорошие чаевые, даже для этого ресторана.
– Кутишь?
– Ещё бы не покутить в обществе самого Героя!
– Кстати, возвращаясь к разговору о Тонкс: ведь именно она, несмотря на недобрый шепоток остальных членов Ордена, первая проторила дорожку к сердцу и, немножечко, душе Северуса.
Ведь после её смерти он отравился зельем Сна-без-сновидений, почти насмерть. Только присущий ему иммунитет к этому снотворному, которое он принимал годами, став зависимым от него, спас ему жизнь.
– Боги! Ведь он, наверное, любил её.
– Я же говорю, она была его первым другом, конечно, он любил её!
– Как друга?
– Да, он мне потом долго об их отношениях рассказывал, всё никак не мог выговорить эту смертную печаль, а плакать он не умеет, с семнадцатилетия.
– Поче…
– Не знаю. Северус не поделился этим даже со мной. Это сокровенная тайна Севера, и если он захочет, он поделится ей с тобой сам. Северус, вообще, человек-загадка, он имеет и хранит многие свои тайны и секреты, никогда, понимаешь, никому не высказанные. Ни Тонкс, ни мне, а ты, что, вообще новичок.
А вот ты, Гарри, можешь мне рассказать, как ты влюбился в Северуса? Только помни – правду.
– Правду. Да звучит эта правда, как мистическая история. Ты и не поверишь мне, но я расскажу. Тебе, первому и, теперь уже, единственному человеку на земле.
– А почему "теперь уже"? Был кто-то ещё, которому ты бы мог выложить всё без боязни быть непонятым или осмеянным?
– Да, был, вернее, была.
– Гермиона Грейнджер…
– Нотт, и это очень важно. Её зверски замучили Авроры по липовому обвинению в моём отравлении, предъявленном спустя две недели разрешённых посещений с такими же конфетами, что были в тот страшный файв-о-клок. И замучили те же, кто до неё довели до смерти старшего сына и отца Ноттов, бывших Пожирателей. Они бы и до Ареса добрались, но у него всегда железное алиби – он целыми днями пропадает на своей шоколадной фабрике. Но вот почему он не выкупил в Аврорате Герми? Видимо, Авроры попались неподкупные. Шутка. Сам знаю, что не смешно.
Тогда слушай ты, Луни.
И Поттер рассказал уже известную историю своей сначала тяги, потом влюблённости, а потом и любви. За разговорами, потому что Ремус часто перебивал Гарри, выспрашивая одну деталь за другой, они выпили все три бутылки, но Поттер хотел ещё, и по уверению Ремуса, "ему ещё было можно".
Снова вызвали сомелье и попросили креплёного. Тот опять с Ремусом на двоих разыграл цирковое представление, но Ремус на этот раз снизошёл до чего-то из предложенного. Купюра вновь перекочевала удачливому сомелье, и он, довольный, откланялся.
Пили вино с "таком". Оба были сыты и в меру в подпитии.
– Я же говорил, Малфоевское вино можно даже младенцам – от него практически не пьянеешь. Только весело становится, – говорил Люпин, – тебе весело, Гарри?
– Весело, но я тут наговорил всякого, наверное, я не должен был рассказывать о моём фиаско в оральном сексе.
– Но Север всё-таки кончил, а ты говорил, он управляет инстинктами.
– Да, но в тот раз не сдержался. Слушай, это можно считать моей победой над его разумом?
– Ну, конечно, ты же его так завёл, что он не успел притормозить. Любит он тебя, ох, и любит…
Но свою роль друга я тебе не отдам.
– А как же мне с ним общаться?
– Общайся, сколько хочешь, всё равно ты не знаешь о Севере и сотой доли моего.
– Ну и хвастайся.
– Ну и буду.
Вот ты мне только скажи, бахвал, как мне-то быть – разделить Сева – любимого, эх, жаль не могу сказать, любовника, и Сева – друга?
– А ты обязательно хочешь разделить эти понятия? Плохой из тебя влюблённый. Настоящий влюблённый впитывает мир своего возлюбленного без рамок и ограничений: здесь – любовь, здесь – дружба. Если ты испытываешь желание разделить чувства твоего избранника таким образом, это не любовь.
– А что?
– Под твоей "любовью" можно подразумевать похоть, в лучшем случае, страсть.
– Ну да, я же не скрываю, что люблю Северсуа страстно и желаю, да, попросту, хочу его, целиком, чтобы он был только моим и ничьим другим.
– Значит, ты хочешь весь разноцветный мир, который Север так любит, уж поверь мне, заменить Собой Единственным – собственной персоной? Ну, у тебя, конечно, очень амбициозные планы, ещё бы, ты ведь у нас – Герой!
– Ну что все вечно цепляются к этому долбаному Герою! Нет его уже, давно нет, с той секунды, когда был уничтожен Волдеморт. Нет Волдеморта – нет и Героя!
– Однако это ты сейчас так только говоришь, а на публике или балах ведёшь себя совсем иначе – я видел. Меня, вместо Минервы, которая категорически отказывается посещать такие приёмы в высшем обществе, так вот, приглашали меня. Ну, я пару раз побывал и наелся этой слащавостью и приторностью, с которыми относятся к Герою и его очередной жене, до ломоты в зубах. А тебе это преклонение очевидно нравилось, а в особенности, Сью. Та аж прям расцветала и даже становилась хорошенькой, признайся. А я ведь видел тебя и с Джинни, она смотрелась не так аристократично, что, видимо, ей и подкачало.
– Это, а ещё она детей хотела. Много. Уже в девятнадцать лет. Ну разве не жуть?
– Нет, учитывая, что магические пары, рано заключившие союз, начинают первым делом размножаться. Это у тебя в голове каша была.
– Да пожить я хотел, для себя и для неё же, кстати. Посмотреть мир, себя людям показать…
– Вы с Северусом одинаковые гордецы. Только тебя гордость распирает так, что за милю видно, а Север – он гордец внутри, и потому через столько страданий прошёл и остался в твёрдом уме и слишком здравой, от гордыни здравой, памяти. Он злопамятен, ты – нет. Дуэт замечательный, обзавидуешься.
– Ремус, может хватить читать мне мораль? Я же взрослый мужчина…
– …который не может даже определиться со своей сексуальной ориентацией.
– Эти женщины… – и Поттер пустился в очередной рассказ о том, почему ему не понравилась ни одна из его женщин.
– А у тебя их всего три было? – явно удивился Ремус, – а в газетах, даже в том же "Пророке" писали…
– Да не было ничего из того, что они напридумывали, лишь бы их читали. Ты ведь знаешь, жёлтая газета, не знаю, какая, объявила меня "половым Героем", и с её лёгкой руки все это прозвище подхватили. Не на всевозможных церемониях, разумеется, а в пол-голоса, но так, чтобы я и моя жена слышали.
– Ну, ты так и не сказал, что у вас сейчас с Севером за отношения?
– Выгнал он меня два, вернее, полтора дня назад, чтобы я, видите ли, в одиночестве, без женщин, разумеется, подумал, чего я хочу от нашей любви?
– А ты?
– Ну, выгонял он меня на три дня, зачем – я понял. У него книжка такая есть, типа о Посвящённых и Посвящаемых.
– Это что-то из алхимических мистерий? Зачем он дал тебе её?
– Ну, потому, что там, конечно, есть про алхимию, а в остальном – "всё, что Вы хотели узнать об однополом сексе", в том числе и страшные кары за это дело. Но мне-то как раз про кары и осталось дочитать, и тут я понял, что книга устарела. Там ещё про Поцелуй Дементора было написано, да так красочно, будто автора самого поцеловали. И о магглах тоже – какие у них взгляды на гомосексуалистов.
– Ну, об этом я тебе рассказал, если ещё помнишь.
– Это как вы под ручку-то стали гулять в этом пижонском районе? Такое забудешь, – Гарри хрипло рассмеялся.
– Всё, тебе хватит, а то сейчас песни петь будешь, а здесь караоке нет.
– Чего нет?
– Проехали, это маггловское изобретение, а ты уже не в той кондиции, чтобы понять, что это такое. Одним словом, я допиваю, а ты смотришь, и назад, к Северу, а то он уж, наверное, своим коньяком тоже наклюкался.
Смотри, на слабо: я выпью эту бутылку, ни разу не оторвавшись от горлышка.
– Слабо. Воздуха не хватит.
– А нос на что?
– А, ну так и я могу. А если просто, задержав дыхание?
– Не слабо.
– Давай пари: если выиграю я, с тебя какой-нибудь смешной рассказец, чтобы до дома дойти не скучно было. Если ты – я тебя гружу анекдотами об Основателях, да такими пошлыми…
– Пойдёт. Пей.
Ремус взял бутылку и выпил. Потом шумно втянул воздух.
– Кстати, у Севера есть специальный бокал объёмом три, что ли, пинты или около того. Мы его сразу в магазине присмотрели. Я тебе говорил, что Северус обожает ходить по магазинам, даже за едой? Нет? А ты, значит, не любишь. Ой, горе-то какое… Да, так вот, продавалась эта кружка под видом вазы для цветов.
– Сдачи не надо. Спасибо, мисс, за обслуживание.
Они вышли из всё ещё полного ресторана. Казалось, что людей в нём стало ещё больше.
На улице, наконец-то, перестало моросить, и лужи покрылись тонким ледком. Поттер запахнул мантию. Ремуса несло.
– Так вот, мы решили её купить в складчину, ну, чтоб, она только наша с ним была, хотя до твоего прихода к Северу было ещё далеко. Ты то ли разводился, то ли женился… И на спор пили из этой вазы-бокала: огневиски – он, скотч – я… Кто кого перепьёт… Он тебе эту вазу показывал?
– Я из неё пил, огневиски, между прочим, – гордо высказался молчавший доселе Гарри.
– Ну и как оно тебе, правда, обретает новый вкус? Я ведь из вазы только разве что коньяк не пил, ну, мне бы Северус не дал. Он его ценит, коньяк-то. Может целый вечер с одной рюмкой просидеть. А ты слышал, как он поёт?
– Нет, – Гарри ощутил пьяный укол ревности.
– Да, может, между ними что-то было, а потом решили остаться друзьями ? – подумал он, – нет, это алкоголь шумит в крови. Как же я хочу, чтобы Сев пел только для меня! Или это эгоизм, проявление того самого Героя, которого, как я понял из беседы с Ремусом, я должен выжечь в себе дотла?
– О, если бы ты слышал…Ты же знаешь, каким у него бывает голос – выходящим откуда-то из недр его прекрасной незапятнанной души. Да, именно такая душа у Севера, и ты не должен влезать в неё, ты, мальчишка, волей судеб ставший Героем. Не всё Герою лафа. Ты хоть о душе его подумал, когда отсасывал? Нет! Ты о теле думал, да, небось, и своего не упустил. Ведь кончил же тогда?
– Я? – Гарри вырвался из своих мыслей, – я – да, конечно.
Он слушал бормотание Ремуса, как некий фон, не обижаясь на него за справедливую ревность друга.
– Всё ты только для себя делаешь, Гарольд Джеймс Поттер, а на Севера тебе, по большому счёту, плевать. Он возбуждает тебя, тебя, а что он сам при этом чувствует – разве ты подумал?
Ты хочешь стать его Вселенной, а что ты из себя представляешь? Червяк, ничтожество, неудовлетворённое женщинами и решившее переключиться на мужчин…
– Эй, полегче на поворотах! Я не просто на мужиков кидаюсь. Я люблю Се-еве-ер-у-у-с-а-а Сне-э-э-эйп-а-а-а! – прокричал Гарри.
– И зачем оповещать об этом соседей и полицейских, ну, это вроде ваших дежурных Авроров? – поинтересовался ехидный голос полупьяного Снейпа из дверей, – заходите уже. И так всех добрых людей сна лишили. Вас с поворота слышно было.
– А это с какого места в нашей дружеской беседе? – поинтересовался Ремус.
– Да, с рассуждений о теле и душе, наверное. Я у дверей не стоял. Я пил, – гордо заявил Северус.
– А мы так и знали, – ответил за обоих Поттер, – хотя маггловские колдомедики разрешили тебе только ходить на утку и, вообще, воспользоваться услугами профессиональной сиделки.
– Никаких женщин в моём доме. Вы что, привели с собой женщину? – возмущённо заорал Снейп, но уже в холле, закрыв дверь.
– Никаких женщин – это закон Севера, привыкай.
– Да я, в общем-то, не против, – ответил Гарри, честно стараясь определить, кто из всех троих сейчас наименее пьян, и решил, что он сам.
– Зачем ты заперся, Сев? Я боялся за тебя.
– Поэтому позволил этому распутнику увести себя в кабак.
– Не в кабак, а в наш с тобой ресторан, в наш любимый кабинет.
Мы хорошо посидели. Гарри очень понравился мой номер с сомелье и Малфоевскими винами. Правда, Гарри?
– Точно. Это было круто – так уделать этого напыщенного болвана.
– Мистер Поттер, следите за языком, будьте так любезны. А сейчас Гарольд, как наиболее трезвый из вас двоих, отправится в спальню на втором этаже, а ты, Ремус, займёшь свою.
– А что, у Ремуса здесь есть своя спальня?
– Это гостевая, мистер Поттер, да будет Вам известно. Пойдём, Ремус, пока Линки постелит тебе, я что-нибудь спою.
Отредактировано Сира_Сова (2011-03-22 13:50:18)