Letters from the Earth

Объявление

Друзья! Админ, то бишь ваша Ketrin_Snape, физически не успевает вести сайт, если есть предложения о помощи - пожалуйте на почту koshka-20052@yandex.ru. Лично меня можете найти на блоге: https://koshka-20052.blog.ru

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Letters from the Earth » Архив - гет и джен » Мои университеты ( от Cait Sith )


Мои университеты ( от Cait Sith )

Сообщений 1 страница 10 из 18

1

1) Название: Мои университеты
2) Автор: Cait Sith
3) Бета или гамма (если есть): нет
4) Тип: гет
5) Рейтинг: PG-13
6) Жанр: общий
7) Пейринг :
8) Другие персонажи: ГГ, НП, СС
9) Размер: макси
10) Статус: закончен
11) Предупреждения
12) Саммари: Рассказ Гермионы о её последнем годе обучения в Университете магии. Обычные студенческие будни, лекции и вечеринки, безответная любовь и новый таинственный преподаватель. пы.сы хотелось бы сохранить интригу, но не указывать персонажей нельзя :(
13) Дисклеймер: все права принадлежат г-же Роулинг

Разрешение от автора получено

0

2

1

Худший способ скучать по человеку – это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим.

1 сентября, понедельник:

                Сентябрь в тот год выдался холодным. В первый же день пошел мелкий неприятный дождик, и я, спешащая на вокзал, была вынуждена воспользоваться зонтом: вокруг были маглы, и я не могла прибегнуть к помощи магии.
                Давно я не испытывала такой радости, оказавшись на платформе 9 ¾ - здесь, кажется, о дожде и не слышали. Родители, провожавшие своих детей в Хогвартс, уже ушли, но волшебников и волшебниц здесь было не меньше, чем когда я отправлялась отсюда в школу. Только теперь это были студенты одного из пяти ныне существующих университетов для волшебников – Стоунхенджского Университета Магических Наук – а также их родные и близкие.
Я была одна: мои друзья, Гарри, Рон и Джинни, не смогли приехать на вокзал, так как у них у самих начинались занятия в Школе Авроров. Но я всё равно кого-то выискивала  среди десятков лиц, пробираясь сквозь толпу, постоянно извиняясь и получая извинения в ответ. И вот, наконец, моё лицо озарилось радостной улыбкой. Я замахала рукой, так как для устного приветствия  предстояло преодолеть еще несколько ярдов. Но вот почтенный джентльмен сделал шаг в сторону, и я была осчастливлена горячими объятиями университетской подруги Клаудии Маринеску.
- Герми, как лето? Как отдохнула? Почему редко писала?  У меня столько всего произошло, ты не поверишь! Ты уже видела кого-нибудь из наших?
                Я слегка опешила от такого града вопросов, поэтому ответить смогла лишь:
- Я же просила не звать меня Герми.
- Ох, такая же ворчунья. А я уж боялась, что ты изменишься за лето, и я тебя не узнаю! Хотя постой, с твоими волосами что-то произошло… Ты подстриглась!
- Немного, - ответил я, улыбнувшись.
- Тебе идет! А я уже видела Дика, он с Джейсоном в поезде. Я ждала здесь тебя. Идем!
                Моё сердце дрогнуло, при упоминании имени человека, о котором я грезила всё лето. Ричард Монтегю, или Дик, как звали его друзья, был мои хорошим другом. Мы познакомились около года назад, когда Клаудия стала встречаться с Джейсоном, капитаном сборной по квиддичу, и была просто обязана ходить на все матчи команды. Я часто ходила с ней, и, в конце концов, познакомилась со всеми членами команды. В том числе и с Диком. Чистокровный волшебник, он обладал самыми изысканными манерами, тонким чувством юмора, приятной наружностью и очаровательнейшей улыбкой. Я не смогла устоять перед его обаянием, но не в моих правилах было флиртовать с молодыми людьми – я хотела нравиться им такой, какая есть, без ложного притворства и кокетства. Впрочем, я никогда и не умела этого делать.  В результате, мои отношения с Диком  дальше дружеских не продвинулись, что чрезвычайно меня расстраивало.
                В поезде всю дорогу до университета мы разговаривали о прошедшем лете. Клаудия и Джейсон провели его вместе в Бразилии, а Дик ездил с отцом в Румынию в научную экспедицию.
-  Отец в последнее время сильно переживает из-за своего возраста, поэтому я счел нужным познакомить его с вампирами. Когда выяснилось, что самому молодому из них сто тринадцать, отец заметно приободрился, - рассказывал Дик, насмешливо улыбаясь.
- Будем надеяться, ему не придет в голову воспользоваться ИХ способом поддерживать жизненные силы, - пошутила я.
- Нет-нет, он на углеводной диете, белок ему противопоказан, - ответил Дик, и  я не смогла не улыбнуться.
                Пока поезд увозил нас вглубь Британии, я думала о своей жизни. Мне нравился университет. Мне нравились люди, которые в нём учились и преподавали: в большинстве своем это были воспитанные, умные, всесторонне образованные личности. Иногда мне казалось, что я попала в девятнадцатый век. Если учесть старомодность нарядов волшебников, можно представить, как сильно было это впечатление. Конечно, встречались и исключения. Например, Клаудия. Как бы хорошо я к ней не относилась, нельзя было не признать, что она была шумна, болтлива, кокетлива и несколько избалованна. Но при этом легко располагала к себе людей и ко всем относилась положительно. Я редко слышала, чтобы моя подруга отзывалась о ком-либо плохо. По крайней мере намеренно и всерьез.
                А еще меня пленила атмосфера студенческой жизни. Мне нравилась эта суета, эта свобода, стремление найти и познать себя, и обрести то, что я всегда считала одним из важнейших благ на земле – знание.
- Ох, ты же еще не знаешь! – вдруг воскликнула Клаудия, отрывая меня от раздумий.
- Теоретически это возможно, но поскольку я стараюсь избегать подобных ситуаций, внимательно тебя слушаю, - ответила я насмешливо.
- Помнишь профессора Торрента?
- Трудно забыть человека, который отравлял нам жизнь своим занудством и твердолобием целый год.
- Он уволился и теперь вместо него у нас будет новый преподаватель по Ядам и Противоядиям, некий профессор Вейнс,  – Клаудия, пребывая в полном восторге, сжала в своих ладонях мои руки, - По-моему, это потрясающая новость.
- Я согласна, это замечательно, - признала я, улыбаясь, - Но не спеши радоваться, неизвестно, кем окажется новый профессор.
- Ооо, мой папа видел его. Он сказал, что это «приятный молодой человек, спокойный и рассудительный». Понимаешь? Молодой человек! Может быть, он даже симпатичный.
- Не понимаю, почему тебя это волнует, - ответила я, мельком взглянув на Джейсона, который увлеченно что-то рассказывал Дику.
- Что значит, не понимаешь! – глаза Клаудии горели в предвкушении.
- Если брать в расчет то, что напротив меня сидит твой молодой человек, можно понять мое недоумение.
- Ох, ты такая чопорная, и откуда в тебе это?
                Я вздохнула. Откуда мне было знать?
- Ну, возьми хотя бы экзамены, - снизошла до объяснений Клаудия,-  Если он молодой,  можно будет пару раз кокетливо ему улыбнуться – и хорошая оценка в кармане.
- Но ведь главное не оценки, а то, какие знания…
- Джейсон, вы уже выбрали нового отбивалу? – демонстративно перебила меня Клаудия.
                Она всегда так делала, если ей казалось, что я слишком занудствую. Я даже перестала на это обижаться. 
- Да. Кеннет неплохо показал себя в прошлом году, в универскую сборную возьмем его.
- Он же тупой, как пробка! – воскликнула Клаудия.
- В команду по квиддичу отбирают не по умственным данным, - заметил Дик.
- Тогда не удивительно, что вы двое туда попали, - съязвила моя подруга, и я негодующе воскликнула:
- Клаудия! 
Но Джейсон и Дик лишь снисходительно улыбнулись. На неё невозможно было сердиться, даже если она была совершенно несносна. Я недовольно покачала головой и уставилась в окно.
***
                В Стоунхендж, магический университетский городок, мы прибыли незадолго до ланча, и, сопровождаемые сотнями студентов, сразу же направились к корпусу Мерлина, главному зданию университета.
                Я была очень напряжена, ведь мне предстояло невероятно ответственное мероприятие – в этом году меня назначили Ведущей.
                Когда мы, в окружении толпы студентов, наконец, оказались во внутреннем дворике Мерлинс корпуса – большого здания, выстроенного в традиционно английском стиле и походившего на особняк очень богатого лорда – я прошла к  массивной двери и остановилась перед ней. Заиграла тихая музыка.
Я нервничала, потому что быть Ведущей – большая честь и эмоции переполняли меня. Наконец, две девушки-первокурсницы поднесли мне бархатную подушечку, на которой лежал деревянный резной молоток. Я бережно подняла его и трижды постучала в дверь. Стук раздался над всей лужайкой – молоток был заколдован.
- Кто стучит в двери науки? – внезапно раздался мужской голос.
- Я – волшебник, - ответила я, и голос мой был слышен далеко вокруг.
- Что ты ищешь?
- Пробуждение духа через прилежную работу и усердный труд, ибо хочу посвятить мою жизнь Знанию.
- Тогда добро пожаловать. И пусть каждый, кто преследует те же цели, войдёт сюда.
                Огромные двери распахнулись, и перед толпой студентов предстали профессора, во главе с ректором Ноуменом.
- И я объявляю: «Академический год начался!», - торжественно произнес ректор, и я, глубоко вздохнув, вошла в замок.
                Все студенты последовали за мной.
Вдоль стен коридора, по которому мы шли, стояли профессора, с улыбками на губах встречая своих учеников. Вот мой взгляд встретился с изумленным взглядом незнакомых зеленых глаз, и я почему-то тут же поняла – это и есть этот новый профессор Вейнс. И он действительно был довольно привлекателен.
***
Оказавшись в Зале Уробороса – просторном помещении, служившим для проведения различных мероприятий, конференций и встреч важных гостей – студенты расселись на деревянных скамьях, и воззрились на небольшую трибуну, где сейчас стоял ректор Ноумен. Тот по традиции прочитал вступительную речь, объяснил правила первокурсникам и пожелал удачи в написании диплома выпускникам. Пока я сосредоточенно делала вид, что слушаю, Клаудия пыталась узнать у старосты нашей группы, Юлия Глаубера, расписание занятий, что ей и удалось как раз к концу речи ректора.   
Распрощавшись с Джейсоном и Диком, которые отправились к зданию своего колледжа, мы с Клаудией поспешили в Обеденный зал, который находился прямо напротив корпуса Мерлина, нужно было лишь пересечь довольно большую лужайку.
Пока я выбирала гарнир, Клаудия делилась добытой информацией:
- Вот расписание на сегодня. После ланча Библиография, а потом  Яды, - она издала неопределенный звук, очевидно, выражавший радость, и продолжила свой доклад, - А вот общее расписание. Ура, в субботу не учимся!
- Отлично! – согласилась я, - Я смогу каждое воскресенье ездить домой, а в библиотеке проводить субботу.
                Клаудия сложила руки на груди.
- Нет, Гермиона, ты сможешь проводить всё утро субботы в библиотеке, потому что днем мы будем ходить на квиддич.
- Ну… а когда же… не знаю…
- Ты что, не хочешь ходить на матчи? Тебе же нравилось в прошлом году!
- Я подумаю, - произнесла я неуверенно, - А сейчас давай поторопимся, у нас не так много времени.
***
                После Библиографии, которую Клаудия окрестила «самым извращенным способом убивать время», мы направились в крыло, где располагались лаборатории – именно там находился небольшой лекторий, где проходили лекции по Ядам.
- Мерлин, я вся в нетерпении! – говорила Клаудия, пока мы шли по длинному полупустому коридору, в котором голос подруги отдавался неприятным эхом,  - Так хочется его поскорее увидеть. Ыыыы.
- Клаудия, умоляю тебя, перестань издавать эти ужасные звуки.
- Но неужели тебе не интересно, как выглядит этот Вейнс? – спросила Клаудия, хватая меня  за руку, - Неужели у тебя не трепещет сердце от предвкушения? – с этими словами она прижала мою руку к своей груди, - Неужели оно сладостно не замирает при мысли о том, что наш новый преподаватель – красивый молодой мужчина?
                Я скривилась – мне никогда не нравилась фамильярность Клаудии. Если быть откровеннее, мне не нравилось, когда ко мне прикасались. Я не знала, чем это объяснить, но любое прикосновение, не вызванное моей собственной инициативой, вызывало у меня чувство дискомфорта.
- Начнем с того, что он наш преподаватель, а это исключает любые мысли о возможных отношениях, кроме профессиональных, - сообщила я, высвобождая руку, - В связи с этим, гораздо лучше, когда преподаватель – человек в почтенном возрасте, или вообще женщина.
- Или урод, - заключила Клаудия, - как Торрент.
- Или урод, - согласилась я.
- Но ты не права, - Клаудия остановилась у окна и развернула меня к себе лицом, - Очень многие профессора находят свою вторую половинку здесь, в университете. Знаешь, сколько было случаев, когда преподаватели влюблялись в своих студенток или ассистенток, и у них завязывались отношения, которые не редко заканчивались браком?
- Нет.
- Сотни! Мой папа, например, тоже познакомился с мамой здесь. Правда, она была не студенткой, а сестрой одной из студенток, тети Розы, и приезжала сюда, когда тетя Роза сильно заболела.
- Это совсем другой случай… и, кроме того, я уже видела профессора Вейнса.
                Глаза Клаудии округлились.
- Не может быть! Когда ты успела?
- На церемонии открытия, - я развернулась и пошла дальше по коридору, ожидая, что Клаудия пойдет за мной.
                Я не ошиблась.
- Серьезно? Но как ты узнала, что это был он? И как он выглядит?
- Точно я не знаю, может быть, я ошиблась. Это просто интуиция. А как он выглядит, ты узнаешь через пару минут.
                Клаудия вздохнула, входя в лекторий и поднимаясь вверх по лестнице, к самым задним партам.
- Да уж, Гермиона Грейнджер доверяет собственной интуиции. Завтра пойдет дождь из крокодилов.
- Мы в университете магии – здесь всё возможно.
***
                Профессор Вейнс вошел в лекторий с боем часов на Старой Башне – он не опоздал ни на секунду.
                Клаудия восторженно вздохнула, как и добрая часть студенток. Я лишь удовлетворенно кивнула головой – я не ошиблась. Передо мной стоял тот самый светловолосый зеленоглазый мужчина, которого я видела в корпусе Мерлина. Он быстро пробежал цепким взглядом по лицам студентов, словно оценивая нас. Клаудия, желая, очевидно, как-то выразить свой восторг внешностью преподавателя, болезненно ткнула меня локтем.
- Ты с ума сошла? – прошипела я.
- Извини, я…
- Какие-то проблемы, мисс… - вдруг обратился профессор Вейнс ко мне, и я удивилась, каким чудом мне удалось не покраснеть до корней волос.
- Грейнджер. Мисс Грейнджер, - ответила я твердо, - Всё в порядке, сэр, извините.
- Что ж, мисс Грейнджер, - медовым голосом протянул профессор Вейнс, - Надеюсь, так будет и впредь.
                Я стыдливо опустила глаза – взгляд преподавателя был слишком пронзительным, чтобы я могла продолжать смотреть на него.
                В следующее мгновение дверь в лекторий открылась, и  трое студентов застыли у входа.
- Вы что-то хотели, молодые люди? – поинтересовался профессор Вейнс тоном какая-чудесная-погода.
- Ээ… мы…- протянул один из них, - Мы пришли на лекцию вообще-то.
- Лекция началась 2 минуты назад. Если за четыре года обучения вы не научились приходить вовремя на занятия, я не думаю, что будет безопасно подпускать вас к работе с ядами.
- Извините, сэр, это больше не повторится, - сказал один из вошедших.
- В этом у меня сомнений нет. А сейчас можете быть свободны.
- Но…
- Вы отвлекаете своих коллег и меня. До свидания.
                Троица пожала плечами, и что-то рассерженно бурча, покинула помещение.
- Итак, Яды и Противоядия,  - произнес профессор, сложив руки на груди и посмотрев куда-то поверх наших голов, - Вы уже целый год изучали их, и, вероятно, уверены, что многое знаете и умеете. Но могу вас уверить, у вас нет и половины тех знаний, которыми должен обладать будущий целитель или зельевар. Наука о ядах не допускает неточностей, потому что она стоит на границе между жизнью и смертью. Поэтому я требую от вас идеальной дисциплины и исполнительности. Также я требую от вас идеального знания преподаваемого материала, так как вам предстоят не только теоретические занятия, но и практические. А мне бы не хотелось, чтобы во время работы в лаборатории вы все скончались от ядовитых испарений, ставших результатом некорректной работы одного из ваших коллег. Классификация ядов должна засесть в ваших головах также прочно, как собственное имя.  Теория ядов должна стать вашей настольной книгой…
- Мерлин, он великолепен, - прошептала Клаудия, мечтательно глядя на профессора Вейнса, - В нем чувствуется такая сила!
- Тихо, - шикнула я на подругу, увлеченная речью преподавателя, - Ты мне мешаешь.
- Мисс Грейнджер, может быть, вам все-таки нужна помощь? – тут же обратился ко мне профессор Вейнс, словно выжидавший, когда я снова дам о себе знать, - Вы как-то…возбуждены.
- Я… нет, я действительно в порядке, сэр.  Извините еще раз.
                Вейнс вернулся к чтению лекции, а я, одарив Клаудию самым своим укоризненным взглядом, принялась записывать каждое его слово.
***
                После занятий мы, как и большая часть нашей группы, отправились в Шоколадушку, кафе, находящееся во внутреннем дворике нашего колледжа, как раз рядом с общежитиями. Там начались бурные обсуждения прошедших каникул, нового расписания, тем дипломных работ и, конечно же, профессора Вейнса.
- Блин, какого он выгнал нас из лектория? Мы опоздали на две минуты. Мы вообще в школе учимся, или в университете? – негодовал один из опоздавших, - Урод!
-  Мне кажется, Терри, немного дисциплинированности тебе не помешает, - заметила я.
- Естественно тебе так кажется! – ответил Терри, и все вокруг усмехнулись.
- Нет, ты действительно не прав, - поддержала меня Клаудия, а затем кокетливо добавила, - Он совсем не урод…
- Извини, я не успел рассмотреть его лицо за те десять секунд, что находился в лектории, - рассерженно ответил Терри.
- А я успела, - хихикнула Джина, его подружка, и мечтательно закатила глаза.
- Он кажется настоящим профессионалом, - авторитетно заявила я, не желая слушать разговоры о внешности преподавателя, - Я бы хотела писать у него дипломную работу. Надо только обсудить это с деканом Питч.
- Малюсенькая преграда на пути к нашему новому секс-символу, - съязвил староста группы Юлий.
- Я уверена, она не будет настаивать на том, чтобы я продолжала писать у нее… - неуверенно ответила я.
- Ну конечно. Она просто начнет методично изводить тебя, потому что любой переход от неё к другому профессору она воспринимает как предательство и личное оскорбление.
                Я тоскливо взглянула на Юлия.
- Но я не хочу больше писать по Теории Зелий. Я хочу попробовать себя в чем-то новом.
- Расскажи это Питч.
                Все согласно закивали. 
- Да ладно, она не имеет права препятствовать тебе в выборе темы, - сказала Клаудия, - так что забудь и лучше скажи, ты заметила, какая у Вейнса аппетитная за…?
- Клаудия!
- Значит заметила!

2 сентября, вторник:
                Первое собрание Студенческого Совета, органа студенческого самоуправления, всегда состоится на второй день занятий и, как правило, главной темой обсуждения становится День Первокурсника. По традиции пост Ответственного за Организацию Мероприятий занимали пятикурсники, и в этому году эта должность была доверена мне.
                Дик также присутствовал на заседании, как представитель квиддичной команды университета, поэтому сразу после собрания мы с ним отправились на небольшую прогулку.
- Не представляю, какую выбрать тематику для вечеринки. Кажется, было уже все, - сетовала я, пока мы пересекали Профессорский садик.
- Я не знаю, было ли что-нибудь подобное, но как тебе античная тематика? – предложил Дик.
                Я удивленно взглянула на молодого человека.
- Отличная мысль! Как мне самой не пришло это в голову? Кажется, за последнее десятилетие ничего подобного не было. Ты просто гений!
- Не буду отрицать очевидного, - насмешливо ответил Дик.
                Я улыбнулась и в который раз подумала о том, какой же он замечательный. Мы поговорили о возможных костюмах и музыке, а также оформлении зала, и я не заметила, как пролетел целый час.
                Вдруг Дик взглянул на часы на Старой башне, которые были видны практически с любой точки университетского городка.
- Оу! - воскликнул он. - У меня тренировка по квиддичу через десять минут. Я уже опаздываю! – с этими словами он побежал в направлении квиддичного поля, крикнув на последок, -  Увидимся!
                Я наблюдала за тем, как его высокая стройная фигура отдалялась от меня, и чем размытей становился его силуэт, тем тоскливей становилось мне.
- Да, пока, - тихо ответила я, наконец.
                Мне было так хорошо с ним, и так плохо без него.

6 сентября, суббота:
                В субботу я встала необычайно рано, но чувствовала себя полной сил. Предстоял матч по квиддичу, и я не могла думать о чем-либо, кроме него и последующей встречи с Диком. Клаудия, конечно, еще спала – она любила поваляться в кровати до полудня, если появлялась такая возможность – и я смогла насладиться водными процедурами без сопровождения в виде её нытья по каждому поводу. Лежа в ванне, я читала книжку и слушала классическую музыку, что привело меня в хорошее расположение духа и полную гармонию с собой. Высушив волосы и надев черную мантию, которая почти не отличалась от студенческой формы, я отправилась на завтрак в Обеденный Зал. Там было совсем немного студентов и всего один преподаватель. Студенты в большинстве своем отсыпались, на завтраке же были те, у кого в это субботнее утро были занятия. А профессора часто предпочитали завтракать в кафе рядом с преподавательским корпусом.
                Я в который раз пожалела о том, что в Обеденном Зале кушают студенты только четырех колледжей, и Триффани колледж, в котором учились Дик и Джейсон, к ним не относится. У них, как и у других четырех колледжей были собственные Обеденные залы, находящиеся не в отдельном здании, как наш, а прямо рядом с общежитиями.
                Но я тут же приободрилась, вспомнив о том, что скоро увижу Дика. Мне так хотелось, чтобы время шло быстрее, и уже прошел ланч, и мы бы с Клаудией пошли на квиддичное поле. А потом, после матча, мы все, вместе с командой Триффани колледжа, отправились бы в кафе Бладжер рядом с полем и веселились бы до самого вечера. Мое сердце сладостно замирало при одной только мысли о предстоящей встрече. В голове мелькали разные образы, я представляла, кто как сядет в кафе, и повезет ли мне настолько, что я окажусь рядом с Диком. Намеренно стараться оказаться ближе к нему я бы не стала, потому что тогда он мог бы догадаться о моих чувствах и дружбе пришел бы конец. Нет, я нравилась ему только как друг, и он должен был думать, что чувства взаимны. Я закусила губу, чувствуя, как тоска снова завладевает моим сердцем, и постаралась развеселить себя мыслью о том, что я все-таки увижу его, и что мы, все-таки, общаемся. И он хорошо ко мне относится, да-да, очень хорошо. Он ни раз говорил о том, что считает меня самой умной ведьмой на земле, и что мне просто повезло, что я к тому же еще и  симпатичная.
                Порой мне хотелось биться головой о любую твердую поверхность, бывшую под рукой, от того, сколько чувств и эмоций я испытывала одновременно. Я выглядела совершенно спокойной, но внутри меня постоянно жил меленький вулкан, совершавший извержения чаще, чем   Килауи, и это сводило меня с ума.     
                После завтрака я отправилась в библиотеку университета, находившуюся в корпусе Мерлина. Мне нужно было подготовить доклад по Истории Зелий, но нескольких необходимых книг в библиотеке колледжа не оказалось. Я пробыла в корпусе Мерлина до ланча, почти сумев отвлечься от мыслей о Дике, но как только услышала бой часов на Старой Башне, возвещавший о начале ланча, я даже не дописав предложение, стремглав вылетела из библиотеки. Встретившись с Клаудией в Обеденном Зале, я быстро проглотила еду, и мы отправились в общежития, чтобы переодеться и взять деньги.
- Гермиона, - произнесла Клаудиа строго, оглядев меня с ног до головы, - Ты ведь не собираешься идти в *этом*?
                Я закатила глаза. С этой фразы начиналась каждая суббота в прошлом году. Кажется, ничего не изменилось.
- Клаудия, я прошу тебя, не начинай, - попросила я.
                Но тщетно. Клаудия прочитала мне длинную лекцию о том, что если я хочу, наконец, обзавестись бойфрендом, мне нужно как минимум разнообразить свой гардероб и что в форме я хожу пять дней в неделю, поэтому в выходные нужно отрываться по полной.
- Клаудия, я люблю всё простое и строгое. Не все чувствуют себя уютно, когда их мантия может посоревноваться в яркости с бабочкой-пестрянкой, а на шее висит корабельная цепь с якорем. 
- Надень светло-бежевую, - заключила Клаудия, игнорируя мои слова и надевая ярко-голубую мантию, которая так шла к цвету её глаз.
                Вздохнув, я послушалась. В конце концов, если я хотела хотя бы чуть-чуть понравится Дику, мне действительно следовало выглядеть привлекательно. Когда я собралась, Клаудия оглядела меня со всех сторон и вынесла вердикт:
- Ты такая симпатяга, почему ты так боишься это подчеркивать?
                Я пожала плечами.
- Если бы ты выглядела так всегда, у тебя бы очередь из женихов выстраивалась.
- Угу.
- Ведь это так просто: надеть что-то не черное, уложить волосы и подкрасить глаза. И перед вами уже не сверхумная студентка-заучка, а симпатичная обаятельная девушка .
- Пойдем уже, - попросила я, чувствуя себя некомфортно от того количества комплиментов, и еще большего количество оскорблений, которыми пыталась осчастливить меня Клаудия.
                Трибуны на квиддичном поле были полны лишь наполовину, как это всегда бывало на матчах между колледжами. Совсем другое дело было на межуниверситетском кубке – тогда даже устанавливались дополнительные зрительные места. Мы прошли к отсеку Фламельс колледжа и  к своему удивлению увидели рядом с нашими излюбленными местами профессора Вейнса. Посмотрев друг на друга несколько озадачено, мы с Клаудией прошли к свободным сидениям. Я оказалась рядом с профессором, а Клаудия села слева от меня.
                Игра уже началась, но счет открыт не был. Впрочем, нас не очень интересовал ход игры. Гораздо интереснее было обсуждать игроков.
- Ах, Джейсон так потрясно смотрится на метле! – восхищенно произнесла Клаудия, - Была бы моя воля, он бы с нее не слезал.
- Мне кажется, ваши воли совпадают.
- А Дик тоже ничего, - заметила она, - Мм?
                Я пожала плечами. Мне не очень нравилось то, что рядом со мной сидел профессор Вейнс и слышал наши разговоры, поэтому решила быть немногословной.
- Я слышала, вы недавно гуляли вместе? – не унималась Клаудия, очевидно настроенная посплетничать.
                Я нехотя кивнула.
- Ну? И что же?
- Ничего. Мы просто пошли гулять после собрания Студенческого Совета, - ответила я без эмоций, хотя мой тон выдавал некоторое раздражение.
- И как там у вас… ничего не происходит? – спросила подруга и многозначительно посмотрела на меня.
- Нет, Клаудия, - ответила я, уже не стараясь скрыть недовольство, - Мы друзья, ты же знаешь. Что у нас может происходить?
- Но он тебе нравится?
- Какая разница?
                Я не хотела говорить об этом, совершенно не хотела. Мне претила мысль о том, что кто-то будет знать о моих чувствах, и о том, что они безответны. Но Клаудия не была бы Клаудией, если бы сдалась на пол пути.
- Нет, ты скажи, нравится или нет?
- Какая разница? – спросила я снова, - Главное, что я ему не нравлюсь. 
- Откуда ты знаешь?
- Не нужно быть великой Кассандрой, чтобы понять это.
- Если он не демонстрирует тебе свои чувства, это не значит, что их нет. Он просто стесняется.
                На мгновение в мое сердце прокралась надежда, но я тут же задушила её, ответив Клаудии более резко, чем хотелось бы:
- Не надо искать то, чего нет.
                Подруга на некоторое время замолчала.
- И всё-таки, нравится он тебе, или нет? – спросила она спустя некоторое время.
                Я раздраженно вздохнула.
- Мне показалось, что мы закончили этот разговор, - процедила я сквозь зубы.
                Клаудия повернула ко мне свое лицо и улыбнулась. Потрепав мое плечо, она произнесла:
- Как ты можешь держать все в себе, Герм? Я бы взорвалась, если бы все ото всех скрывала.
- Едва ли ты так нас осчастливишь, - сварливо ответила я, - И я же просила не называть меня уменьшительными именами.
- Ворчунья, - отозвалась Клаудия, все еще улыбаясь, и снова обратила свое внимание на поле.
                Некоторое время я тоже пыталась следить за игрой, но мне это скоро наскучило и я достала из кармана уменьшенный томик, который тут же увеличила и начала читать.
- Мисс Грейнджер, - вдруг обратился ко мне профессор Вейнс, и я медленно подняла голову, чтобы удивленно взглянуть на преподавателя, - вы всерьез полагаете, что поле для квиддича – самое удобное место для чтения?
                Его губы были плотно сжаты, но зеленые глаза лучились смехом. Я, против воли, улыбнулась.
- Я полагаю, что чтение – самое увлекательное из возможных занятий на поле для квиддича, - откликнулась я.
- Ты полагаешь, что это так в любом месте и в любое время, - включилась в разговор Клаудия.
                Профессор Вейнс хмыкнул, внимательно наблюдая за нами.
- Что ты читаешь на этот раз? – спросила моя подруга не без сарказма.
                Я подняла книгу с колен и показала обложку так, чтобы и Вейнс мог её увидеть, если вдруг ему тоже был интересен ответ на вопрос.
- Чегооо? – протянула Клаудия, изворачиваясь, чтобы прочитать название, - Пре-вафле-что?
- Прерафаэлиты. Это книга по искусству, - растолковала я.
                Клаудия удивленно подняла брови.  Взглянув на страницы, она воскликнула:
- Она с картинками!
- Удивительная наблюдательность, - прокомментировала я, - Но, поверь, это не единственное её достоинство.
                Но Клаудия уже не слушала меня, выхватив книгу и принявшись рассматривать репродукции, постоянно восклицая:
- Как красиво! Просто удивительно! Ах, жалко они не шевелятся.
                Я со вздохом обратила свой взор на поле. Но вскоре Клаудия начала трясти меня за рукав мантии.
- Смотри, смотри! Это потрясающе. Как она похожа на тебя!
                Я взглянула на картинку. Там была изображена леди Годива Джона Кольера.
- Сложно сказать. Она изображена в профиль и может быть похожа на кого угодно.
                Клаудия энергично замотала головой.
- Дело не только в лице, но и в характере. 
                Я еще раз взглянула на репродукцию.
- Откуда тебе знать, какой у неё характер? Она просто сидит на лошади.
- Мерлин, ты так много знаешь, но совершенно ничего не понимаешь! – воскликнула моя подруга. – Ты ведь знаешь легенду об этой леди?
                Я кивнула.
- Только по-настоящему упрямая и самоотверженная женщина пошла бы на то, чтобы проехать на лошади по всему городу обнаженной, чтобы заставить своего мужа снизить налоги. И это как раз то, что могла бы выкинуть ты в защиту униженных и оскорбленных. К тому же она умная и хитрая, раз догадалась попросить всех жителей закрыть ставни и не выглядывать на улицу. Но на этой картине видно, что хотя она и решилась на такой поступок, это решимость ближе к отчаянию, и она совсем не распущенная девица, но очень скромная и стеснительная. Это же всё про тебя! К тому же ты была в Хогвартсе в Гриффиндоре, а тут на этой красной тряпке на лошади изображены золотые львы.
- Попона. Эта «красная тряпка» называется попона. А золотые львы на красном фоне являются всего лишь королевским символом, ну или символом принадлежности к знатному роду.
- Ой, да мне все равно, чем они там являются. Просто это ты, и всё. О, матч закончился!
                Клаудия захлопнула книгу и протянула её мне. Я уменьшила том, спрятала его в карман, и мы вместе пошли к выходу из раздевалки, чтобы дождаться мальчиков.
                Наконец, они гурьбой вывались на улицу и, мы дружной компанией пошли в Бладжер. Дик всю дорогу болтал с ловцом, Карлом Грубером, со мной обменявшись лишь приветствиями, поэтому пока мы шли к кафе, я молча шагала рядом с Клаудией.
                Бладжер был довольно большим кафе, или скорее пабом, все стены которого были увешаны плакатами разных команд по квиддичу, украшены различной квиддичной символикой, а в центре зала стоял большой стеклянный куб, в котором летало около сотни снитчей. По пабу постоянно перемещались подносы с заказами или пустой посудой, играла негромкая энергичная музыка, и непременно сидели посетителей. Ни разу не довелось мне оказаться в пустом Бладжере, тут вечно отдыхали шумные компании, и сейчас в одной из таких шумных компаний была я сама.
                Мы сели за большой деревянный круглый стол, мальчики заказали Эльфэля, а мы с Клаудией, как единственные девушки, привычный сидр с пряностями, называвшийся здесь почему-то Каприз Ведьмы. Я старательно делала вид, что меня не волнует, что между мной и Диком сидело целых три человека. Более того, я мысленно отчитала сама себя за то, что вообще обратила на это внимание. 
                Весь вечер Дик обсуждал с ловцом их команды, Грубером, прошедший матч: кто какие ошибки допустил, как было бы лучше поступить в тот или иной момент, какие изменения произошли в команде противника. Я  делала вид, что очень увлечена беседой с Клаудией и Джейсоном, намеренно заливисто смеялась и была само обаяние. Но лишь дважды Дик обратился ко мне лично, с какими-то забавными комментариями по поводу моего рассказа, и лишь один раз я нашла повод прокомментировать его историю. Я была совершенно разочарована, да еще Кеннет, который не играл сегодня, так как был не из Триффани колледжа, а из Мерлинс, но пришел посмотреть на игру – ведь он был в сборной университета и считал своим долго посещать все матчи – пытался заигрывать со мной. Делал он это ненавязчиво и довольно нелепо, но чтобы разозлить и так недовольную Гермиону Грейнджер, много не нужно. Наконец, мне надоело сидеть среди этих шумных ребят и изображать, что наслаждаюсь их обществом. Я встала, сказала, что мне нужно доделать кое-что по учебе, извинилась и ушла.
                Конечно, все поуговаривали меня остаться, как и положено в таких случаях, но на самом-то деле им было все равно. Ну, может быть Кеннет был бы рад, если бы я осталась. Остальные мальчики едва ли меня замечали, Клаудия, наконец, могла полностью сконцентрировать внимание на Джейсоне, а Дик вряд ли вообще заметил, что я покинула Бладжер.
                Я брела по тропинке, жалея себя и чувствуя совершенно никому не нужной. В горле стоял ком, и я силилась не расплакаться прямо на улице, на глазах у проходящих мимо студентов и преподавателей. Я не помнила, как дошла до каменной стены, соединяющей здание нашего колледжа, в котором проходили занятия, с Шоколадушкой, как пробормотала пароль, как вошла во внутренний дворик и отыскала нужную дверь. Как поднялась на второй этаж, вошла в свою комнату и упала на кровать. Но почти полчаса я пролежала, горько плача в подушку, жалея, беспрестанно жалея себя и упиваясь собственным одиночеством.
                Однако, слезы высохли, в чем во многом виновата мысль о том, что скоро вернется Клаудия и непременно начнет расспросы. Умывшись и переодевшись в уютную черную мантию, я села за письменный стол у окна и принялась составлять речь для доклада по Истории Зелий. Вскоре я обрела присутствие духа и к возвращению подруги была спокойна и уравновешенна.             

7 сентября, воскресенье:
                На следующий день я отправилась «в город», как называлась часть Стоунхенджа, где располагались магазины, рестораны, театр, музей, гостиница, госпиталь, каминная и несколько жилых домов. Моей целью была каминная, откуда я смогла переместиться на Гриммаулд-плейс, 12, в дом Гарри. Там меня уже ждали Гарри, Рон и Джинни. За обедом, приготовленным Джинни, мы рассказывали друг другу, как прошла первая учебная неделя, делились новостями и сплетнями и просто наслаждались обществом друг друга.
                Я поведала им о намечающейся вечеринке и трудностями с выбором тематики.
- Можно было бы сделать в духе пра-волшебников, - предложила Джинни, - Ну, Мерлин, Моргана… У них были очень красивые платья.
                Я задумалась над этой идеей. Вообще, она мне понравилась. Более того, она понравилась мне больше, чем идея античной вечеринки, но… я уже сказала Дику, что мне понравился его вариант, что он был гениален и я выберу именно его.
- Спасибо, Джинни, идея отличная. Но я думаю, все-таки остановлюсь на теме древней Греции. Может быть, в следующий раз сделаем что-то а-ля Мерлин, а пока…
                Подруга кивнула и начала предлагать, какой костюм я могла бы себе сделать, но я думала о другом – о том, когда же я превратилась в безвольное существо, которое целиком и полностью зависит от мнения и мыслей Ричарда Монтегю, известного также как Дик?

0

3

2

Ни один человек не заслуживает твоих слез, а те, кто заслуживают, не заставят тебя плакать.

8 сентября, понедельник:

                В понедельник перед ленчем у нас была Гербология, для чего нам пришлось идти в теплицы Розмери колледжа. Находились они не очень-то близко – нужно было обогнуть корпус Мерлина, перейти по маленькому мостику через Ядовитый канал, который ограничивал большую часть территорий университета, за исключением квиддичного поля, Бладжера и вышеназванного колледжа Розмери, да еще пересечь довольно большой луг.
Затем, после ленча, нас ждала Библиография, по поводу которой Клаудия высказалась следующим образом:
- Я схожу на неё еще только один раз, в конце семестра, чтобы получить зачет.
- Как же ты получишь зачет, если не будешь ходить на лекции? – поинтересовалась я, пока мы шли к лекторию на  Яды.
- Так же, как и по Философии Зельеварения, например. Есть предметы, которые ставятся в нашем расписании только для того, чтобы занять нас чем-нибудь на полтора часа. Я могу справиться с этим самостоятельно и заняться чем-то более увлекательным, или, на худой конец, полезным.
                Я покачала головой.
- Ведь кто-то занимается этими науками, чтобы потом преподавать нам. А ты так непочтительно отзываешься о них.
- Я благодарна профессору Боринг за то, что она составляет эти списки литературы по всяким там параметрам и я, благодаря этому, знаю, где найти информацию по любовным зельям, а где по лекарственным сборам. Но я не хочу тратить на эту чушь полтора часа моей молодой жизни, если я могу просто взять этот список, например, у тебя и не париться.
                Я была вынуждена согласиться с логичностью таких размышлений, хотя принять их никак не могла. Но мы уже вошли в лекторий, наполовину заполненный студентами, и я предложила закончить спор.
- Я хочу сесть на первом ряду, ты не против? – спросила я.
- Нет, конечно, я тоже хочу… - начала Клаудия, но тут мы обе увидели, что весь первый, как и второй и третий, были заняты студентками.
- Раньше я такого рвения к Ядам не замечала, - прокомментировала я, забираясь на четвертый ряд.
                Обычно как раз на задних рядах было сложно отыскать свободное местечко, тогда как первые пустовали. Но смазливое личико преподавателя способно приобщить к науке даже самых ленивых учениц.
                С боем часов в класс вошел Вейнс. Оглядев студентов, он огласил тему лекции и начал повествование. Но его лекция не была похожа на все другие. Он постоянно обращался к студентам с вопросами, проверяя, что нам уже известно, вел с нами беседу, иногда даже спорил. Поначалу, непривыкшие к семинарному типу занятий, все чувствовали себя немного скованно, но к середине лекции наиболее активные студенты с удовольствием демонстрировали свои знания. Была среди них и я. Когда я говорила – может быть, мне только показалось, - но на его губах играла легкая улыбка.
- Спасибо большое, мисс Грейнджер, - сказал профессор после очередного моего выступления, - вы знаете удивительно много. Очевидно, у вас дар к Зельям. Вы правильно выбрали область магической науки.
                Я смущенно опустила взор. Когда Вейнс продолжил занятие, Клаудия тихонько шепнула мне:
- Что-то мне подсказывает, наш профессор положил на тебя глаз.
- Не говори чушь, - прошептала я, - Он просто похвалил меня. Что тут такого?
- Ну, Юлий ответил не хуже, и эта блондиночка из третьей группы тоже была хороша. Но похвалил он только тебя.
                Я пожала плечами, хотя мысленно согласилась. Когда же Вейнс похвалил меня вновь, я поняла, что профессор оказывает мне знаки внимания намеренно.
                После лекции, когда мы шли к Обеденному Залу, я сказала Клаудии, что поведение профессора Вейнса кажется мне немного неестественным.
- Он будто намеренно выделяет меня среди остальных. Не понимаю только, зачем.
                Моя подруга лишь закатила глаза.
- Чего тут непонятного? Нравишься ты ему, дурочка.
- Нет. Это невозможно, - уверенно ответила я.
                Он был слишком хорош, чтобы обратить внимание на такую, как я. Да и зачем мне было это внимание, когда все, о чем я мечтала – коротенький разговор с Диком. Мимолетная встреча. Завораживающий взгляд его серых глаз.
                Вечером я пошла в библиотеку, чтобы продолжить работу над докладом. Уже в среду мне предстояло рассказывать о развитии опытного зельеварения в Европе на протяжении второй половины девятнадцатого века в течение часа, но моя речь пока что могла растянуться в лучшем случае на полчаса. Информации было очень мало, и найти что-то, кроме великих открытий того времени было непросто. В библиотеке я нашла дневник Джованни Баттиста Кардоне, в котором он подробно описывал все свои опыты. Но записи были на итальянском языке, которого я, к сожалению, не знала.  Конечно, я воспользовалась заклинанием перевода, но оно было далеко от совершенства, и текст был едва читаем.
Когда я вернулась в свою комнату, Клаудия сообщила, что в воскресенье они с Джейсоном и Диком договорились пойти в этот вторник  в кино– в городе в прошлом году построили магловский кинотеатр на радость всем студентам, и когда начинался показ нового фильма, мы обязательно шли его смотреть. Предполагалось, что пойду и я, но мой доклад был не готов, и работы предстояло немало. Кроме того, мне необходимо было заняться подготовкой дня первокурсника: сделать плакаты, билеты, договориться с клубом…
Но разве мог бы хоть кто-то ради всего этого отказаться от встречи с любимым человеком? Конечно, я согласилась пойти в кино.

9 сентября, вторник:
                На следующий день я снова проснулась очень рано, так как мысли о предстоящем походе в кино не давали мне спать. Решив использовать утренние часы с пользой, я села за доклад, а затем составила список дел, которые нужно было сделать в связи с вечеринкой, посвященной дню первокурсника. После этого я записала в блокнот напоминание «Подумать насчет темы диплома. Подойти к пр.Вейнсу. Поговорить с Питч о смене научного руководителя».
Наконец, раздался бой часов на Старой Башне и встала Клаудия.
За завтраком в Обеденном Зале рядом с нами сели Юлий, Терри и Джина.
- Ну что, - спросил Терри, - как дела с днем первокурсника.
- Работа в процессе, - ответила я, заливая хлопья йогуртом.
- Сколько будет стоить билет в этом году? – поинтересовался Юлий.
- По моим подсчетам, два галлеона десять сиклей.
- Почему так дорого?! – в один голос воскликнули Терри и Джина.
                Я тяжело вздохнула. В их вопросе был скрытый подтекст «почему ТЫ сделала цену такой высокой?». Но ведь не я решала, сколько будет стоить аренда клуба, сколько будет стоить изготовление плакатов и билетов. Не могла же я доплачивать деньги из своего кармана! Именно это мне и пришлось объяснить одногруппникам.
- Вот смотрите, - я открыла блокнот на странице с подсчетами и начала зачитывать все предстоящие в связи с праздником расходы, - Зато цены на напитки в самом клубе будут очень демократичными, - добавила я.
- А это что? – пробормотал Юлий, заглядывая в мой блокнот, - «подойти к Вейнсу… поговорить с Питч…»
                Я закрыла записи рукой.
- Я же говорила, что хочу писать диплом по Ядам.
- Ну, конечно, - язвительно отозвался Терри, - Особенно теперь…
- Яды интересуют меня давно, просто иметь дело с Торрентом я не хотела. Дело не в личности профессора Вейнса, а в том, что он настоящий Мастер Зелий. Вот и всё.
- Ну конееееечно, - протянул Терри, и я сурово посмотрела на него.
- МакФерсон, оставь меня в покое, - потребовала я, и Терри, продолжая хмыкать и гыкать, вернулся к своему завтраку.
                Две лекции по Теории Зелий у нашего декана заставили меня решить отложить разговор о дипломе. Профессор Питч была определенно не в духе и бросалась на каждого, кто рисковал сказать ей хотя бы слово.
                После ленча нас ожидали Бытовые Зелья, и я, наконец, смогла отвлечься от мыслей о предстоящем походе в кино, которые не оставляли меня с самого момента пробуждения. Ничто не помогало мне так, как варка зелий. Все посторонние мысли отходили на второй план и для меня существовали только рецепт, ингредиенты и котел.   
                Но занятия подошли к концу, и после легкого ужина мы с Клаудией поспешили к общежитиям: нам нужно было собираться в кино.
                Вспомнив последнюю встречу с Диком, в этот раз я захотела выглядеть идеально, чтобы даже он не мог не восхититься мною. Конечно, говорить об этом Клаудии я не стала, но она, заметив мои старания, сама догадалась обо всем и немного помогла.
                Когда мы были практически готовы, под окнами послышался какой-то шум. Мы выглянули и увидели там на дорожке Дика и Джейсона. Они кричали наши имена, свистели и улюлюкали, пытаясь привлечь наше внимание.
- У вас поменялся пароль, - крикнул Джейсон, увидев нас, высунувшихся из окна, - И мы не можем войти.
- Мы уже спускаемся, - ответила Клаудия, - Ждите нас у стены.
- А может, ты скажешь пароль? – выкрикнул Джейсон, - А то знаю я, как вы спускаетесь!
- Ну, конечно! Так я и буду орать пароль на весь университет, - откликнулась Клаудия и закрыла ставни.
                Через пятнадцать минут мы действительно спустились, чтобы встретить у стены недовольного Джейсона и веселящегося Дика.
                Поздоровавшись, мы направились к дорожке, ведущей в город. Дик разговаривал со мной все время, пока мы шли до кинотеатра, и я была просто счастлива. С ним было так интересно говорить, у него было потрясающее чувство юмора, и он знал обо всем на свете. Мне казалось, что я знаю его уже много-много лет, и было просто непонятно, как он может не чувствовать той связи, которая возникает между нами, когда мы вместе.
                Наконец, мы оказались в кинотеатре, начался фильм , который лишь недавно вышел в прокат - «Реальная любовь». Фильм был интересный, с хорошим актерским составом и вроде бы незамысловатым, но увлекательным и жизненным сюжетом. Особенно мне нравилось смотреть на трех самых потрясающих мужчин Британии – Алана Рикмана, Колина Фёрта и Хью Гранта. Я видела фильмы со всеми из них  - моя кузина Эмми без ума от них, и когда я гостила у неё пару лет назад, она настояла на том, чтобы я просмотрела все фильмы из её видеотеки. Позже я сама зашла в магазин и купила коллекцию DVD с экранизациями книг Джейн Остен. Джинни, которую сама идея кинематографа увлекала чрезвычайно, любила пересматривать их по десять раз, и я часто составляла ей компанию. Теперь к клубу почитательниц таланта и мужского очарования этих трех актеров должна была присоединиться Клаудия. Я была совершенно уверенна, что она пленится этими представителями сильного пола не меньше, чем я.   
Примерно на середине фильма Джейсон и Клаудия начали целоваться, и я была рада, что в зале было темно, и никто не мог видеть моего румянца. Краснела я, конечно, не потому, что ни разу не видела, как целуются мои друзья, просто… они ставили нас с Диком в неловкое положение, и… Впрочем, Дик не казался смущенным. Его, кажется, ничто не могло вывести из равновесия. Поэтому и я старалась сохранять невозмутимый вид.
                После кино мы разместились в уютном кафе и начали обсуждать фильм. Впрочем, я почти не разговаривала – болтали в основном Дик и Клаудия, и лишь изредка добавлял свои комментарии Джейсон.
                Я завидовала тому, как легко Клаудия могла общаться с Диком. Нет, я не думала, что они нравятся друг другу в романтичном смысле, но именно из-за того, что их отношения не предполагали ничего большего, чем просто дружба, они чувствовали себя раскованно.
                Я тоже пыталась разговаривать с ним свободно, но у меня ничего не получалось. Когда я говорила что-нибудь, у меня было ощущение, что я несу полную чушь, и все не сообщают мне об этом лишь из нежелания обижать. Еще обиднее мне стало, когда Дик начал рассказывать какой-то анекдот, но потом замолк, взглянув на меня, и сказал:
- Нет, при Гермионе я лучше не буду его рассказывать.
- Почему? – спросила Клаудия.
- Он немного пошлый, - ответил Дик.               
                Меня это задело, хотя я понимала, что обижаться было глупо. Что же плохого, что тебя считают слишком благовоспитанным человеком, чтобы рассказывать в твоем обществе похабные анекдоты? Да и не любила я их, потому что никогда не знала, как правильно реагировать – то ли смеяться, то ли краснеть, то ли делать вид, что ничего не слышала. 
                Но я не могла не чувствовать какое-то… отделение от остальных. Словно их всех связывало что-то, что мне было недоступно. Я хотела быть *со всеми*, а *все* не хотели принимать меня. Это ощущение обостряло чувство одиночества и расстраивало меня сверх меры.
                Просидев еще пятнадцать минут,  я поняла, что настроение мое безнадежно испорчено, Дик снова не обращал на меня внимания, и было бы лучше, если бы я ушла. Как только я сообщила о своем желании, Дик взглянул на часы, вскочил с места и воскликнул:
- Вот черт, уже десять! Меня же в девять ждал декан по поводу моего диплома! Черт-черт-черт! – выпалив это, он убежал из кафе, как ошпаренный.
- Пойдем тогда, мы тебя проводим, - сказал Джейсон, но я отвергла его предложение.
- Я прекрасно доберусь сама. Тем более, что вам все равно со мной не по пути.
- Да? – удивился Джейсон.
- У меня были кое-какие планы… - ответила Клаудия и многозначительно улыбнулась.
                Я намотала на шею тонкий шарф и, попрощавшись с ребятами, вышла из кафе. Ночной воздух был свеж, но мягок, и располагал к небольшой прогулке. Поэтому я решила выйти к своему колледжу не через колледж Кассиопеи, вдоль которого проходила главная дорога из города, а мимо Триффани колледжа, к которому так быстро побежал Дик, и через Профессорский садик. В голове мелькнула мысль, что Дик, быть может, не успел убежать далеко и пройдется со мной, но я тут же её отогнала.
                Прогуливаясь в зарослях бузины и жимолости, я любовалась безоблачным звездным небом и размышляла о своих чувствах. Я много раз пыталась воздействовать на них посредством разума, но они отказывались подчиняться. Тысячу раз я говорила себе, что больше не буду, не буду переживать из-за Дика, перестану думать о нем, мечтать… Но раз за разом мои намерения разбивались о его обаяние. Я просто не могла контролировать свое поведение, когда он оказывался рядом, не могла заставить себя не быть такой дурочкой и больше думать об учебе. Никогда раньше со мной не случалось ничего подобного. И никогда раньше я не плакала так много. Вот и сейчас, раздумывая о собственном одиночестве, об отсутствии рядом человека, который любил бы меня, и которому я могла бы дать свою любовь, о том, что единственный человек, в котором я чувствую родственную душу, и с которым хочу быть, не воспринимает меня как девушку, я почувствовала, как холодные слезы покатились по щекам. В тот момент мне казалось, что это вообще невозможно, чтобы два человека испытывали друг к другу взаимную симпатию. Как так может быть, что тот, кого любишь ты, любит тебя? Тебя, из миллиардов других людей? Как такое возможно? Это же самое настоящее чудо. Чудо, недоступное мне.
                В таком лирично-печальном настроении я, свернув на одну из тропинок садика, увидела идущего мне навстречу профессора Вейнса. В первый момент мне вдруг захотелось развернуться или спрятаться, только не встречаться с ним, но потом я подумала, что это было глупо, и смело пошла вперед. Я надеялась, что в темноте ночи он не увидит моих заплаканных глаз. Вот мы поравнялись с ним, и едва разглядев, КОГО он встретил, профессор воскликнул:
- Ага! Мисс Грейнджер! Вы-то мне и нужны, - голос его показался мне сердитым, но я ответила:
- В таком случае очень оптимистично с вашей стороны было надеяться обнаружить меня именно здесь. Вам просто повезло, профессор.
- А вам нет, - рыкнул Вейнс, и испуганный вскрик едва не сорвался с моих губ.
- В чем дело, сэр? – спросила я серьезным тоном.
- До меня дошли слухи, что вы «пишите диплом под моим научным руководством», - сообщил он язвительно.
- Я не… я…
- По какому праву вы всем рассказываете, что я буду вашим руководителем, тогда как я еще не дал согласия? Более того, вы со мной даже не обсудили эту тему!
- Но я…
- И в результате меня вызывает к себе профессор Пинч с обвинительным речами, что я, якобы, увел у неё студентку! Вообразите мое удивление, когда она, в самых нелестных выражениях, сообщила мне об этом.
- Сэр, я не… - снова попыталась я оправдаться и громко всхлипнула.
                Профессор застыл, и я прижала ладошку ко рту. Я надеялась, что он не услышал, но в следующий момент он прошептал «люмос!» и поднес светящуюся палочку к моему лицу. Я попыталась спрятать лицо в ладонях или отвернуться, но Вейнс не позволил мне сделать этого, мягко, но настойчиво повернув меня к себе.   
- В чем дело? – спросил он нейтрально.
- Простите, сэр, я не думала, что встречу кого-нибудь, - пролепетала я.
- Почему вы ревё…плачете?
- Просто у меня плохое настроение…
- Откуда вы идете?
                Я вопросительно посмотрела на профессора.
- Ясно. Из Триффани колледжа, - констатировал он, не дожидаясь моего ответа.
- При всем уважении, сэр, вас это не касается, - ответила я, стараясь не звучать грубо.
- Вы правы, - ответил профессор Вейнс после долгой паузы.
- Сэр, я действительно хотела бы писать у вас диплом, потому что меня давно интересуют яды, но наш предыдущий преподаватель… не был… достаточно хорош. В вас же сразу виден профессионал своего дела. Но я пока что говорила о своем желании только моим одногруппникам. Видимо, кто-то из них рассказал профессору Пинч. Я бы, конечно, преподнесла ей свое намерение в более деликатной форме, возможно настолько деликатной, что она решила бы, что это было ЕЁ СОБСТВЕННОЕ намерение, и вам бы не пришлось оказаться в той ситуации, в которой вы оказались. Прошу прощения за неприятности, с которыми вы столкнулись, и всё же имею наглость спросить: как вы смотрите на то, чтобы я писала диплом под вашим руководством?
                Вейнс несколько секунд молчал, держа меня в напряжении, а затем ответил:
- Хорошо. Вопрос с Пинч я улажу сам. Расписание консультаций будет вывешено позже. Доброй ночи.
                С этими словами он ушел, а я побрела к общежитиям. 

13 сентября, суббота:
                Очередная суббота стала для меня настоящим испытанием. Мне нужно было решить – идти на квиддич или провести весь день в библиотеке. В пользу первого говорило то, что я снова увижу Дика. В пользу второго то, что профессор Истленд, просмотрев мой доклад, сказал, что он недостаточно хорош, и мне стоит поработать над ним еще (и это было одно из самых унизительных событий в моей жизни). Кроме того, в воскресенье я собиралась навестить родителей и посетить Гриммаулдплейс. Важным фактором было то, что Дик не обращал на меня никакого внимания, и каждая встреча с ним была похожа на изощренную пытку.
                Сейчас, записывая это, я понимаю, что ответ на вопрос «идти, или не идти» был очевиден, но тогда я всё же сомневалась, всё же думала, что же выбрать. К счастью, я оказалась достаточно мудра и отправилась в библиотеку.
                Более того, я могла гордиться собой, ибо за весь день почти не вспоминала о Дике и была совершенно увлечена докладом.
                К сожалению, радость моя не могла длится вечно. Вечером вернулась Клаудия и поведала мне – подробно и в красках – о том, как весело они провели время, как они отлично поболтали в Бладжере, и как жаль, что меня не было с ними, потому что я бы тоже хорошо отдохнула.
                Я сделала вид, что меня это совершенно не волнует, и сказала, что очень продвинулась в работе над  докладом. В общем-то, он был практически готов, оставалось только сделать некоторые исправления.
- Ой, и кстати, - прервала меня Клаудия, - Вейнс снова был на матче и спрашивал про тебя!
- Серьезно? – без интереса спросила я.
- Ага. Сидел всё косился на меня, косился, а потом такой «и где это ваша подруга –  мисс Грейнджер?». Саркастично так, знаешь. Но я-то поняла, что он надеялся тебя увидеть!
- Да конечно, - отозвалась я сардонически.
- Ой, такой видный мужчинка на тебя заглядывается, а ты дурочка… - Клаудия досадливо вздохнула и принялась кидать на кровать одежду и косметику.
- Что ты делаешь? – спросила я.
- Собираю вещи. Мы с Джейсоном отправляемся к нему домой на выходные. Ну, точнее на воскресенье. Его папа прислал порт-ключ, так что мы перемещаемся примерно через час.   
                Когда всё необходимое ей лежало на кровати, она движением палочки сгребла вещи в сундук и уменьшила его.
- Образец аккуратности, - проворчала я.
- Кстати, про аккуратность! – воскликнула Клаудия и уселась на свою кровать, очевидно, приготовившись долго говорить. – Представь, Дик сегодня…
                И она начала рассказывать какую-то забавную историю  о Дике, отчего сердце мое болезненно сжалось. Одно упоминание его имени заставляло меня замирать от волнения, а мысль о том, что Клаудия видела его сегодня, говорила с ним, наблюдала, как он смеется, причиняла боль.
- … представь, какой он дурачок! – закончила тем временем моя подруга. - Надо ж было до такого додуматься. Эй, ты чего такая мрачная?
- Нормальная, - отмахнулась я, - просто устала. День был тяжелый.
- Аа, понимаю. Дик тоже говорит, что…
- Может хватит о Дике! – воскликнула я в сердцах.
                Клаудия удивленно посмотрела на меня.
- Что, других тем больше нет? – спокойнее добавила я.
- Герм, ты в порядке? – спросила она.
                Нет, я была не в порядке. И я была почти готова ответить правду. Я так устала держать все свои переживания, всю свою боль в себе,  и в тот момент мне, наконец, захотелось разделить её с кем-то. С кем-то, кто понял бы и пожалел… Но я боялась показаться смешной, стеснялась своих чувств и просто не могла раскрыть свою душу. Тем более Клаудии, которая, не смотря на все свои положительные качества, не всегда «чувствовала» меня и очень часто, желая сделать что-то хорошее, причиняла мне одни лишь неудобства и доставляла неприятности.     
- В порядке, - ответила я, - Ты, кажется, собиралась в душ.
Клаудия тут же засуетилась
-  Ой да! Сейчас уже Джейсон придет! Черт…
                Джейсон действительно пришел через десять минут, и сел за письменный стол Клаудии, ожидая, когда она покончит с водными процедурами. Я лежала на кровати и читала книжку, пока он не обратился ко мне:
- Что читаешь?
- «На пути к совершенству», - ответила я кратко.
- Интересно?
- Это книга по психологии о людях, склонных к перфекционизму. Психологи считают, что это такое же психическое заболевание, как различные фобии и приводит к тому, что люди, страдающие этим недугом, подвержены стрессам и различным расстройствам. Кроме того, перфекционизм замедляет темпы работы и снижает общую продуктивность, так как человек уделяет слишком много времени и сил деталям, не всегда имеющим значение. 
- Мм…
- Я, в некоторой степени, тоже перфекционист, и теперь пытаюсь решить для себя, согласна ли я с мнением врачей.
- Ну, они же специалисты в своей области, - резонно заметил Джейсон.
- Да, но психология такая область, в которой не может быть единственно верных ответов. Знаешь какое кредо у Фламельс колледжа? Aut bene,aut nihil – или хорошо, или ничего. Я не вижу ничего плохого в том, что я настойчива, аккуратна, скрупулезна и, наверное, педантична. Может быть, я делаю все не слишком быстро, на зато тщательно, продумывая каждый шаг. Да, я стремлюсь к совершенству в том, что делаю, но разве это не дает свои плоды?
- Дает, конечно. Но кроме хороших, попадаются и подгнившие.
                Я вопросительно посмотрела на молодого человека.
- Ты не умеешь расслабляться, - пояснил он, - Всегда напряжена, всегда следишь за собой, за своим поведением, ведь не дай Мерлин кто-то подумает, что ты не идеальна. Но идеальных людей не бывает, а ты нравилась бы нам, даже если бы не знала наизусть все американские штаты. Ты считаешь, что должна знать всё, но ты же не энциклопедия. Люди, по крайне мере те, кто внимательно смотрит, видят в тебе интересную девушку, немного язвительную, но скромную и по-своему добрую.
                Я смущенно опустила взгляд.
- Спасибо, Джейсон, - ответила я тихо.
                «Как же Клаудии с тобой повезло!», - подумала я.
- Кстати, как у вас дела с Диком? – спросил он, и меня словно окатило холодной водой.
                Я тут же подобралась и холодно ответила:
- А как у нас могут быть с ним дела? Как у двух друзей могут быть дела?
- Он, кстати, спрашивал о тебе сегодня.
                Я задержала дыхание. Мне хотелось спросить, что именно, но я не хотела демонстрировать, как мне это интересно.
- Сказал, жалко, что ты не пришла, - продолжил Джейсон, и я была готова запрыгать от радости.
                Но внешне я оставалась спокойной.
- В самом деле? Клаудия не говорила.
- Потому что она не слышала, он мне это сказал.
- Ну, прекрасно, - ответила я, и в комнату вошла Клаудия.
                Скоро они с Джейсоном ушли, и я осталась одна. Улыбаясь и мурлыча себе под нос какую-то песенку, я легла спать и почти сразу крепко заснула.   

15 сентября, понедельник:
                В понедельник после Ядов я задержалась в аудитории, чтобы поговорить с профессором Вейнсом по поводу диплома. Главное, что меня интересовало – разобрался ли он с деканом Питч и безопасно ли мне было идти на её лекцию на следующий день.
                Но сперва Вейнса оккупировали три студентки, которые, беззастенчиво кокетничая, задавали ему какие-то глупые вопросы. Прогнав их, он уже был готов поговорить со мной, но тут в лекторий зашла профессор Нушич, которая вела у нас Идентификацию Зелий. Она начала расспрашивать Вейнса по поводу какой-то отчетности и лабораторий и мне пришлось ждать еще десять минут. Когда, наконец, Нушич ушла, я сделала несколько робких шагов к профессору Вейнсу, но тот порывистыми жестами собрал свои вещи, выглянул в окно, чтобы увидеть часы на Старой Башне и затем пулей вылетел из лектория, бросив мне на ходу «Всё потом, мне некогда».
                Я разочарованно опустила голову. Что же, встреча с Питч во вторник обещала быть сюрпризом.
                Клаудия уже ушла на обед, а я вдруг поняла, что совсем не голодна. Сказался плотный ланч и неспокойное состояние. Такое бывает, когда выпьешь много крепкого кофе -  сердце колотится быстрее, чем обычно, напор энергии, идущий откуда-то изнутри и неясное то ли беспокойство, то ли предвкушение чего-то.
                Не лучше состояние, чтобы идти в библиотеку, но выбора не было. И вот идя по дорожке от нашего Фламельс колледжа к Мерлинс колледжу, я встретила Дика. Улыбнувшись ему, я попыталась скрыть бурную радость, которую почувствовала.
                Он спросил, куда я направляюсь, и я ответила, что иду в библиотеку:
- Нет-нет-нет, - сказал он категорично, - если ты будешь проводить там так много времени, сама превратишься в книжку. Смотри! – вдруг воскликнул он, дотрагиваясь до моего затылка. - У тебя появляются острые углы! Это первый признак.
                Я мягко рассмеялась.
- А у меня есть альтернатива? – спросила я.
- Конечно. Нужно помочь мне вызубрить теорию Вхутеса.
                Я пожала плечами и сказала, что сама её не знаю, но с удовольствием помогу. И мы отправились на длительную прогулку по университетскому городку. Сперва Дик действительно пересказывал мне теорию Вхутеса, касающуюся трансфигурации животных. Затем разговор плавно перешел на тему преподавателей. У обоих из нас Магловедение преподавал профессор Оливер, и наши мнения о методике его преподавания имели существенные расхождения. Дику, как чистокровному волшебнику, нравился этот формалистский подход, тогда как я настаивала на том, что профессору Оливеру не удается раскрыть сущность магловского мира, его дух.
                После долгой прогулки, я не успела зайти в библиотеку, и потому сразу вернулась в общежитие. Когда Клаудия спросила, где я была, я почти соврала и почти сказала, что занималась докладом. Но потом я решила сказать ей правду. Как я и ожидала, она начала расспросы, а её восторженные крики долго стояли у меня в ушах.
                Но, наконец, она угомонилась, а я не могла уснуть до трех часов ночи  и читала  удивительно скучную книгу по философии. Если бы не правило «всегда дочитывать книги, которые начала», я бы забросила её после десятой же страницы.

16 сентября, вторник:
                Когда я пришла на Теорию Зелий, Питч довольно любезно поздоровалась со мной, что дало мне понять, что Вейнс поговорил с ней и путь к диплому по Ядам был открыт. Я была счастлива.

17 сентября, среда:
                В среду, наконец, состоялось чтение моего доклада. Я выступила блестяще, и профессор Истлэнд похвалил меня, посетовав, правда, что я не сделала всё с первого раза. В любом случае, я была довольна собой. Профессор пообещал, что, возможно, я выступлю с этим докладом на собрании Научного Общества Университета, а это большая честь и большой плюс для моей будущей карьеры ученого.
                Во второй половине дня я получила сову от хозяина Танцующего Гиппогрифа, клуба, в котором мы собирались праздновать день первокурсника, с сообщением о том, что мои условия его устраивают, и с договором об аренде помещения в ночь с 22 на 23 сентября. Я подписала его и занялась поисками ответственных людей, которым можно было бы поручить составление плаката. На втором курсе отыскались два умельца, которые обещали нарисовать красивую рекламу и макет билетов к вечеру четверга, чтобы я отнесла всё это в редакцию в городе.
                Вечером того же дня мы с Клаудией отправились по магазинам, чтобы купить наряды к предстоящей вечеринке.

0

4

3

Никогда не переставай улыбаться, даже когда тебе грустно, кто-то может влюбиться в твою улыбку
Габриель Гарсиа Маркес

19 сентября, пятница:
                Настал мой день рожденья, но праздничное настроение так и не настигло меня. Возможно, виной тому было то, что я не получила ни одного поздравления. Но я не расстраивалась. Напротив, я могла сосредоточиться на занятиях. Тем более, что на Идентификации зелий мы проходили очень интересную тему, и я вызвалась подготовить к следующей лекции небольшое сообщение. Профессор Нушич была очень рада такой идее и даже дала список литературы, которая могла бы мне пригодиться.
                На Анатомии, правда, было не так интересно. Профессор Спациани сама была маглой, и поэтому почему-то считала всех волшебников недалекими созданиями с низким IQ. По этой причине она разжевывала каждую тему так, что мне иногда хотелось выскочить из аудитории или начать рвать на себе волосы. Даже Клаудия признавала, что молодая итальянка была слишком низкого мнения о магах, раз считает нужным объяснять *настолько* доступно.
                Вечером я отправилась в библиотеку, чтобы поскорее разобраться с сообщением по Идентификации. Там-то меня и настигли размышления по поводу того, что все забыли о моем дне рождения. Даже Гарри, Рон и Джинни не поздравили меня, только родители прислали сову, обещая, что подарок подарят, когда я приеду на выходные. Конечно, это было не очень важно. Тем более, я сама никому не напоминала, не приглашала всех в кафе или ресторан, как это делали многие, и вообще делала вид, что ничего не происходит. Но где-то в глубине меня сидела маленькая девочка, и горько плакала.
                Когда я возвращалась из библиотеки к общежитиям, заморосил мелкий дождик, и настроение совсем испортилось. Я даже не хотела утруждать себя и произносить заклинание, которое защитило бы меня от влаги. Добравшись до каменной стены, я прошептала пароль, и передо мной образовался проем. Я вошла во внутренний дворик. В нем было на удивление тихо и почему-то темно. Не горел ни один фонарь. Я зябко поежилась. Хотя от дождя дворик защищал магический экран, теплее от этого не становилось, а промокшая одежда только добавляла неуютных ощущений.
                Внезапно все фонари вспыхнули ярким светом, и дружный крик «Сюрприз!» заставил меня застыть в оборонительной позиции с вытянутой палочкой, которую я успела достать из рукава.
                Чуть придя в себя, я оглядела теперь ярко-освещенный дворик. Здесь стояли два стола с напитками и легкими закусками, а в центре толпились мои друзья и однокурсники. Они все смеялись и поздравляли меня, и я едва не расплакалась от умиления. Все подходили ко мне, дарили подарки, обнимали, и я даже не была против этого физического контакта. Поздравить меня пришли не только ребята из Триффани колледжа, игравшие в квиддичной команде, но и – о, чудеснейший подарок – Гарри, Рон и Джинни. Я была так рада их видеть, что сама подбежала и крепко обняла.
- Дураки, - говорила я им, - как можно так издеваться над человеком?
                А они смеялись и трепали меня по плечу, громко говоря что-то, стараясь перекричать всех вокруг и друг друга. Клаудия тоже пыталась что-то мне сообщить, и я кивала головой, как будто понимала, но на самом деле у меня кружилась голова от радости, так что я могла лишь глупо улыбаться.       
                До глубокой ночи все болтали, ели, пили и даже танцевали. Поначалу я была душой компании, но постепенно эмоции успокоились, и я начала искать глазами Дика. Он стоял в стороне и разговаривал с одной из девушек с младшего курса. Я тут же перевела взгляд, но неприятный осадок от этой сцены остался. Еще какое-то время я старалась изображать веселье, чтобы не расстраивать друзей, но в какой-то момент поняла, что мне нужно немного отдохнуть. Дождавшись удачного момента, я выскользнула из дворика и оказалась на лужайке перед Обеденным залом. Около пяти минут я бродила по ней, пока не наткнулась на профессора Вейнса.
- Мисс Грейнджер, что за странная страсть к ночным прогулкам? – поинтересовался он, остановившись.
-  Вы тоже, кажется –  как это –  поздняя пташка, сэр, - пошутила я в ответ и улыбнулась кончиками губ.
- Я шел из библиотеки, - ответил зачем-то он.
- Понятно…
                Несколько секунд мы стояли в тишине. С моей стороны было бы невежливо закончить разговор первой, а профессор Вейнс, кажется, не спешил прощаться со мной.
- Вы сегодня в приподнятом настроении, - заметил, наконец, он излишне поспешно, словно обрадовавшись, что придумал, что сказать.
                Я снова улыбнулась, чуть шире.
- Да, сэр. У меня день рождения и мои друзья устроили мне сюрприз.
- В чем же он заключается? – спросил он, - Они не пускают вас в общежития?
                Я рассмеялась.
- Нет, сэр. Я просто утомилась от шумной компании и вышла немного проветриться. Я не… не очень… активный в социальном плане человек и долгое общение с большим количеством людей меня утомляет.
                Профессор взглянул на меня с интересом.
- Я прекрасно вас понимаю. Сам страдаю тем же недостатком.
                Мои брови взлетели вверх.
- Но вы совсем не кажетесь мне антисоциальным человеком, сэр.
- Я все время перешагиваю через себя, - откликнулся он почти серьезно.
- Оу, тогда не буду больше вас мучить!
                Профессор нахмурился, недовольный тем, как я восприняла его слова, и попытался исправиться:
- Я не…
                Но тут на лужайку вышел Дик.
- Гермиона! Где ты пропадаешь? О, сэр, добрый вечер. Я вас не заметил.
                Мое сердце радостно затрепетало. Я тут же забыла о профессоре Вейнсеи повернулась к Дику.
- Я уже иду, я просто гуляла.
- Гуляла она, - в шутку пожурил меня Дик, - А свечки на торте кто за тебя задувать будет? Я бы с удовольствием, но говорят, если торт чужой –желание не сбудется.
                Я улыбнулась.
- Тогда пошли скорее, я воспользуюсь своей привилегией. Тем более что желание у меня уже наготове.
                Я попрощалась с профессором Вейнсом, и мы с Диком поспешили обратно во дворик. Там меня уже ждал большой торт с двадцатью тремя свечками. Склонившись над ним, я загадала глупейшее, но самое искреннее желание: «Хочу ответной любви!»   
Позже, уходя, Дик напомнил, что в субботу, как и обычно, будет квиддич, и он надеется, что я приду. Я ответила, что разумеется,  я там буду.
Моя душа пела. Кажется, желание уже начало сбываться. 

20 сентября, суббота

               
Как и обещала, в субботу я пошла с Клаудией на матч по квиддичу. Профессор Вейнс уже был там. Я села рядом с ним, и спустя несколько минут, решила нарушить тишину.
- Вам очень нравится квиддич, профессор? – спросила я, повернувшись к нему, и только тогда заметила, что он смотрит не на поле, а куда-то вверх, на лице задумчивое выражение, взгляд расфокусирован.
                Но услышав, что к нему обращаются, он тут же подобрался и сосредоточенно взглянул на меня.
- Прошу прощения?
- Я спрашиваю, вам очень нравится квиддич? Вы ходите на все матчи.
                После некоторой паузы, он несколько резко ответил:
- У меня здесь свои интересы.
                Ответ заинтересовал меня, но я посчитала неприличным спрашивать, какие именно. Но после некоторой паузы, набрав воздуха в грудь, Вейнс очень любезным тоном спросил:
- Вы ведь тоже не большая любительница спорта, не так ли?
- Нет, ну почему… я со школьных лет хожу на матчи. Мои хорошие друзья очень увлекаются квиддичем, впрочем, как и все мальчишки. И здесь, в команде Триффани колледжа, у меня много друзей…
- Безусловно, - ответил профессор, теперь откровенно насмехаясь.
                Я возмущенно приоткрыла рот.
- Но это так, сэр, - твердо сказала я, - Зачем бы еще мне сюда ходить? Гораздо любопытнее, что же приводит на эти трибуны вас?
                Профессор уселся поудобнее, так, чтобы видеть и поле, и меня, и беспечно ответил:
-  То же, что и вас.
                Я несколько секунд сурово смотрела на него, а потом поняла, что он шутит надо мной, и хмыкнула.
- В самом деле?
- Да. Поверьте. Нет большего удовольствия, чем наблюдать…
                Я ожидала продолжения, но оно не последовало.
- Наблюдать за чем, сэр?
- Просто «наблюдать».
                Я внимательно посмотрела на молодого мужчину рядом со мной. Чем больше мы были знакомы, тем загадочнее он мне казался. Во-первых, он был неприлично красив, но при этом вел себя несоответственно своей внешности. Такие, как он, не бывают обделены женским обществом, но профессор Вейнс как будто бы каждый раз удивлялся, стоило кому-то обратить на него внимание. Кроме того, в нем не чувствовалось этого осознания собственной привлекательности. Скорее наоборот, он всегда старался закрыться, отгородиться… всегда, но только не со мной. Беседуя со мной он, кажется, действительно, как однажды выразился, перешагивал через себя, стараясь быть милым и обходительным. Но это не было похоже на то, что можно было бы назвать флиртом. Скорее – демонстрация.
                Казалось, у него хорошо подвешен язык, он умеет говорить, и всегда знает, куда заведет его речь в следующую минуту. Как будто в его голове в мгновение ока складывался план монолога, и он шел по этому плану, методично и скурпулезно, сея  в начале речи семена, которые к концу созревали «на глазах» слушателя, и профессор с триумфом собирал плоды.  Если же он вел диалог, то, кажется, всегда знал, чего ожидать от собеседника. Порой человек не успевал задать вопрос, как Вейнс давал ответ.
                Но при всех этих качествах он совершенно не казался коммуникабельным. Часто он был резок и саркастичен, в точности как я, и я видела в этом не плохой нрав, но именно неумение общаться с людьми и демонстрировать свои истинные чувства и эмоции.
Но разве можно получить такие речевые навыки, не разговаривая? Профессор Вейнс был человеком-загадкой, и мне очень захотелось эту загадку разгадать. Потому что я вообще любила загадки.
- Вы и раньше где-то преподавали, профессор? – спросила я примерно на сороковой минуте матча.
                Вейнс вопросительно посмотрел на меня.
- Почему вы так решили, мисс?
- Чувствуется, что у вас большой опыт выступлений на публике, вы умеете приковывать к себе внимание и сохранять идеальную дисциплину в аудитории. Ваша речь хорошо натренирована, сразу видно, что вам часто приходилось подолгу говорить. Ну и, наконец, в вас чувствуется что-то такое… учительское.
                Светлые брови профессора взлетели вверх.
- Что бы это могло значить? – спросил он.
- Не знаю, как объяснить. Когда вы разговариваете со студентами, вы сразу ставите себя определенным образом. Без высокомерия ученого, которые часто смотрят на студентов сверху вниз, но и не стараетесь быть рубахой-парнем. Вы держите определенную дистанцию, но при этом как будто бы опекаете нас. Вы похожи на школьного учителя, - вынесла я вердикт.
- Любопытно, звучит как будто бы логично, но мне кажется, вы больше основываетесь на том, что говорит ваша интуиция, а не ваш разум, - заметил профессор Вейнс.
- Может быть. Именно поэтому я спросила вас, преподавали ли вы раньше. Если бы я основывалась на доводах рассудка, у меня не было бы сомнений в верности выводов.
                Он усмехнулся.
- Какая самоуверенность.
- Я бы предпочла назвать это уверенностью в себе.
- Все так предпочитают, мисс Грейнджер. Только не во всех случаях подобная самооценка совпадает с истиной.                       
                Настала моя очередь изобразить некое подобие улыбки.
- Туше, - ответила я, и обратила взор на поле.
                Матч длился более двух часов. Вейнс ушел еще на восемьдесят пятой минуте, когда «наши» забили очередной гол, я же была вынуждена сидеть на трибуне, порядком замерзшая и проголодавшаяся. Постоянно обновляя Согревающие чары, я недовольно косилась на Клаудию, которая, кажется, получала истинное наслаждение, наблюдая за игрой.
                Затем к нам подсел Кеннет Фобс. Я скривилась от недовольства, но он не заметил этого и начал со мной флиртовать.
                Я с самого нашего знакомства с ним пыталась понять, что же его во мне так привлекает. Нет, я никогда не была забитой девочкой с очень заниженной самооценкой. Я знала себе цену и понимала,  что есть люди, которым приятно мое общество. Но Кеннет… мне казалось, ему должны были нравиться другие девушки. Яркие блондинки с коралловыми губками, знойные брюнетки с огнем в глазах. Конечно, большая часть из них отвергала бы его, поскольку он хоть и был довольно приятен внешне, после первой же беседы оставлял неприятное впечатление, словно ты измазался в чем-то липком и приторно сладком. Его девушка представлялась мне модной красоткой, помешанной на собственной внешности, капризной и склонной к склокам и скандалам. Пустоголовой и неинтересной. В более печальном сценарии под его «обаяние» могла бы попасть очень скромная тихая девушка, не привыкшая к мужскому вниманию – немного наивная и глупенькая и совершенно неуверенная в себе. Он постоянно изменял бы ей, а она бы прощала, потому что, наверное, искренне любила бы.
                В любом случае, даже если бы мое сердце было свободно, я бы не потратила на Кеннета и секунды своего времени.
- А я тоже люблю зелья, - заявил он мне после нескольких минут пустой болтовни.
                Я ничего не ответила.
- Хотя у нас в Мерлинс колледже их нет, потому что слишком много времени у нас заклинания. Знаешь, много всяких предметов с заклинаниями.
                Я кивнула, не отрывая взгляда от Дика, летающего на метле по всему полю. Кеннет подвинулся ко мне чуть ближе, теперь его плечо прижималось ко мне, и я недовольно поежилась, пытаясь отстраниться.
- И знаешь, некоторые заклинания очень интересные, - произнес он, как ему, вероятно, казалось, томным голосом.
Я невольно скривила губы.
- Мне НЕ интересно, - ответила я, - и ты мог бы не прислоняться ко мне? Мне это не нравится.
                Он хмыкнул и чуть отодвинулся.
- А что тебе интересно? Давай поговорим о том, что тебе интересно. А, да. Зелья. Пока я жил в Индии, мы с отцом часто готовили всякие зелья и я много о них знаю.
- Поздравляю. Столь ценный опыт несравним ни с чем. А я вот особенно люблю яды, - сказала я со злорадством, - это так увлекательно. Например, есть яд Голубая роза, который невозможно распознать. Человек, выпивший его, умирает примерно через полчаса, и все признаки указывают на разрыв сердца. И никакая магия не выявит в организме яд. А самое главное, он не имеет ни вкуса, ни запаха. В средние века девушки часто избавлялись таким образом от назойливых кавалеров.
                Я в упор посмотрела на молодого человека, который, кажется, еще не до конца понял смысл моей речи.
- Я всегда ношу его с собой в виде порошка вот в этом кольце, - я протянула руку, на которой красовалось небольшое серебряное колечко с витым орнаментом.
                Теперь Кеннет казался испуганным и я, самодовольно улыбнувшись, снова повернулась к полю.
                Если бы он хоть что-то знал о Зельях, то сразу бы заметил, что в серебряном кольце носить яд совершенно неразумно, поскольку этот металл активно взаимодействует со всеми веществами. Если бы он знал о Зельях достаточно много, то ответил бы, что Голубая роза придает жидкости голубоватый оттенок и обладает ярко выраженным цветочным ароматом. И, наконец, она не существует в виде порошка.
                Клаудия, слышавшая наш разговор и разбирающаяся в зельях достаточно, чтобы понять, что я блефовала, рассмеялась, тут же попытавшись скрыть это за кашлем.
                Наконец, матч закончился. Мы встретились у раздевалок с ребятами и направились к Бладжеру. Сперва меня отвлек Джейсон, он хотел узнать, не читала ли я что-нибудь о трансфигурации зелий. В прошлом году он занимался трансфигурацией жидкостей, а для диплома решил взять что-то более сложное. Я увлеклась рассказом о единственной работе на эту тему, которую мне довелось читать, и несколько минут говорила без остановки, не замечая ничего вокруг. Кеннет с умным лицом слушал все, что я рассказывала Джейсону, иногда делая совершенно неуместные комментарии. Так продолжалось, пока Джейсон не сказал ему «заткнись».
                Когда я рассказала всё, что знала, то оглянулась в поисках Дика, но его нигде не было. Вся команда шла рядом, кроме него. Я тут же решила не спрашивать, где он, и понадеялась, что об этом спросит Клаудия. Так и вышло.
- Сегодня утром прибыл его отец, - ответил ей Джейсон, - Он хочет, чтобы Дик отправился с ним в экспедицию в следующем месяце, и ему нужно поговорить с нашим деканом. Но Дик не хочет никуда ехать и сейчас пошел обрабатывать своего отца.
- А он присоединится к нам потом в Бладжере? – спросила Клаудия, на что Джейсон лишь пожал плечами.
                Я очень расстроилась, но старалась не подать виду. Кеннет, очевидно, набравшись смелости, начал расспрашивать меня о трансфигурации зелий, хотя ни в том, ни в другом не разбирался. Я постаралась загрузить его огромным количеством информации и сложных слов, и уже в кафе, усевшись со мной рядом, он сказал:
- Никогда не встречал таких девушек, как ты. Гермиона, ты просто удивительная.
                Я с несвойственной мне самоуверенностью холодно ответила:
- Я знаю.
                Джейсон, долго наблюдавший за нашим общением с Кеннетом, обратился к молодому человеку:
- Фобс, это безнадежно. Она слишком умна для тебя.
                Кеннет недовольно посмотрел на него. Спорить с Джейсоном решались не многие, поскольку, во-первых, он был старше всех, с кем общался. Он поступил в университет не сразу после окончания Хогвартса, а лишь через пять лет, поняв, что школьного образования ему не достаточно, чтобы достичь тех высот, которых он хотел бы. Эти пять лет он профессионально занимался квиддичем, но понаблюдав за ветеранами магического спорта, за тем, как бросив игру – либо по состоянию здоровья, либо по другим причинам – они не могут найти достойной работы, испугался. Ветераны становятся никому не нужными, и даже самые яркие звезды быстро забываются, им на смену приходят новые, молодые и талантливые. Джейсон не хотел такой судьбы, и, бросив квиддич, поступил в университет. И не удивительно, что он сразу стал играть в за квиддичную сборную университета, а на третьем курсе стал её капитаном. И эта была вторая причина, почему он пользовался авторитетом среди всех ребят.
Положение же Кеннета в сборной было тем более шатким, что он пока не сыграл ни одной игры и не показал себя. Он играл в команде своего Мерлинс колледжа, и пока успешно. Сборной же выступать пока не приходилось. Кеннет не мог рисковать своим местом в команде университета и поэтому вел себя в отношении Джейсона с почтением, граничащим с раболепием.   
- И так, как ты себя ведешь, ты ничего не добьешься, - сообщил Джейсон Кеннету, не стесняясь того, что я сидела рядом и все слышала, - интеллектом ты её не поразишь, потому что у тебя его, извини, нет. В знаниях тягаться с Гермионой бесполезно, всё равно ты проиграешь. И еще, она очень интеллигентный человек, и пошлости на неё действуют скорее раздражающе, чем положительно… И ей не нравится, когда её тискают, - добавил он, наконец, что заставило Кеннета убрать руку с моего плеча, которую я бесполезно пыталась снять оттуда уже несколько минут.
                Кеннет определенно чувствовал себя неуютно, не зная, что ответить. Я посмотрела на Джейсона с легкой улыбкой.  Удивительно, как ему удавалось видеть людей насквозь. Или это я была такой открытой?
                Некоторое время просидев в кафе, я сказала, что мне нужно разобраться с предстоящим днем первокурсника и, к своему большому облегчению, ушла.
                На мостике через Ядовитый канал я остановилась и взглянула темную воду, в которой отражалось хмурое небо. Скоро должен был начаться дождь, но я не спешила уходить. 
Я чувствовала себя обманутой. Я ожидала встречи с Диком, но по совершенно нелепому стечению обстоятельств, она не состоялась. Это было нечестно.
                Я пыталась успокоиться, привести мысли и чувства в равновесие, тихо журчащая вода и хмурое спокойствие вокруг немного помогли мне придти в себя.

22 сентября, понедельник

                В понедельник я снова попыталась поговорить с профессором Вейнсом по поводу диплома. На этот раз никто больше не требовал его внимания и около пятнадцати минут мы обсуждали возможные варианты. Мы сошлись на мнении, что мне стоило выбрать для изучения группу ядов и рассматривать изменения, происходящие в них при различных воздействиях – нагревании, охлаждении, высушивании и прочее. Мне понравилась такая тема, и я сразу же после обеда направилась в библиотеку, чтобы выбрать, какие яды попадут в сферу моих интересов. Хотелось выбрать что-то малоизученное, чтобы был простор для деятельности.

22-23 сентября:
               

В ночь с понедельника на вторник состоялось, наконец, долгожданное событие – День Первокурсника.  Я выбрала для себя образ древнегреческой богини мудрости – Афины. Правда, я отказалась от шлема, но зато озаботилась другими атрибутами: копьем, изображением Медузы Горгоны – не на эгиде, но на крупном кулоне на шее –  а на плече у меня сидела маленькая сова Сотейра, которую мне одолжила Джина.
                Праздник открывала я, поэтому, когда большая часть студентов уже собралась в клубе, я вышла на сцену. Сказав небольшую речь, я объявила начало празднования. Заиграла танцевальная музыка и постепенно студенты стали заполнять танцпол. Я прошла к диванчику, на котором сидели Калудия, Джейсон и Дик. Мы стали болтать о чем-то, стараясь перекричать музыку, и я смогла по-настоящему расслабиться.
                Чуть позже я снова вышла на сцену, чтобы объявить первый конкурс – конкурс костюмов. Несмотря на то, что многие пришли в костюмах на античную тематику, немало ребят решили не выделяться и надели обычные мантии. Некоторые лишь дополнили их какими-нибудь аксессуарами с меандром или чем-то еще, напоминающем о древней Греции и древнем Риме. У нескольких мальчиков я видела лавровые венки, покрытые золотом. Облаченные в современные, но белые мантии, они действительно напоминали римских императоров. Первое же место занял Терри МакФерсон, пришедший в костюме римского воина – в доспехах, в шлеме и с копьем.
                Вернувшись на свое место, я заметила, что Дик куда-то отошел. Клаудия, изображающая Афродиту, с распущенными волосами и вплетенными в них золотыми нитями с сердечками на концах, указала в сторону бара. Сперва я ничего не увидела из-за группы пифагорейцев, но затем они расступились, и моему взору открылась неприятнейшая картина: Дик разговаривал с какой-то девушкой в красивом воздушном платьице. Он склонился к её уху, потому что музыка была слишком громкой, и что-то говорил, а она улыбалась и иногда отвечала, касаясь рукой его руки.
                Я сделала большой глоток эльфэля и отвернулась от парочки. Клаудия тут же начала кричать мне на ухо свои мысли по поводу собеседницы Дика:
- Мерлин, как он с ней общается? Эта Талулла, она же дура-дурой. Он ведь и на Дне Зельевара весной всю ночь с ней протусил.
Я вопросительно взглянула на подругу.
- Серьезно?
                Конечно, я помнила, что всю ту вечеринку он провел то в компании каких-то приятелей из нашего колледжа, то с какой-то девчонкой. А я уже тогда жаждала его внимания и потому изо всех сил изображала приподнятое настроение.  Но я не помнила, что это была за девочка, потому что при прекрасной памяти на имена, слова, события и даты, я очень плохо запоминаю лица людей.
- Ну, да, - ответила мне Клаудия, пытаясь перекричать музыку, - Я же тебе про неё тогда рассказывала. Она учится у них в Триффани. На втором курсе сейчас. Не помнишь что ли?
                Я отрицательно покачала головой. Если бы я запоминала все истории, которые рассказывала мне Клаудия, в моей голове просто не осталось бы места для зелий. Сплетни – это вторая вещь, память на которую у меня всегда была удивительно плохой. Это объясняется тем, что я намеренно стараюсь выкидывать из головы вещи, не несущие в себе никакой пользы. Знать что-то о совершенно незнакомых людях мне не интересно, даже если это что-то, по мнению Клаудии, ошеломительное.   
                Вскоре от эльфэля у меня закружилась голова, я почувствовала странную легкость, а боковое зрение почти перестало работать, оставляя в фокусе лишь то, на что непосредственно был направлен взгляд. Но я не останавливалась, заказывая еще один бокал. Мне хотелось забыть о Дике, о своих переживаниях, наконец расслабиться.
Но когда заиграла старая, давно забытая мелодия, я почувствовала, как в носу защипало, а в горле встал неприятный ком. Жалость к себе накатилась волной, и я готова была расплакаться. В этот момент к нашему столику подошла Мари, наша однокурсница, и Клаудия решила воспользоваться этим, чтобы пойти потанцевать с Джейсоном. До этого она отказывала себе в этом удовольствии, потому что я танцевать не хотела, а оставлять меня одну она считала неправильным.
Мне нравилась Мари. У неё были красивые волосы – русые, но очень гладкие и блестящие. Это выглядело так естественно и притягательно, что порой мне хотелось прикоснуться к ним, чтобы убедиться, что и на ощупь они такие же шелковистые. Мне нравилось её лицо – такое милое, но не рафинированное. Остренький нос, тонкие, никогда не накрашенные бледно-розовые губы, светлая кожа и большие серо-зеленые глаза. Я не могла назвать её красивой в классическом понимании, но если бы меня попросили назвать самую привлекательную девушку из всех знакомых, я бы назвала её. Мне нравился её характер, её чувство юмора, манера поведения – всё. Мне нравилось то, что она сама не понимала, каким притягательным человеком была. Мне даже нравилось, когда она начинала жаловаться на что-то и выражать недовольство – в такие моменты она казалась мне одновременно такой же, как все, и лучше. Наконец, я была совершенно счастлива от того, что я нравилась ей. Она никогда не говорила об этом напрямую, но я чувствовала это. Почему-то, нам не удавалось общаться достаточно часто, но в те моменты, когда нам доводилось разговаривать, это было похоже на дождь в пустыне.
Я долго пыталась понять, почему она мне так нравилась и в какой-то момент осознала, что Мари была во многом похожа на меня, только лучше и интереснее. Я поняла, что видела в ней идеальную себя, так же, как в профессоре Боринг, синем чулке,  видела худшую себя.
Поняв это, однако, я не изменила своего отношения к Мари и наслаждалась каждой беседой с ней.  Когда она подошла и села со мной, я сразу же развеселилась, забыв печали.
Она рассказала мне о своем любимом телевизионном шоу, которое транслировалось у неё дома в Дании, и это было так приятно оторвано от моей повседневной жизни! Словно глоток свежего воздуха.
Через некоторое время к нам подошел Дик. Я заставила себя не обращать на него внимания и продолжила беседу  с Мари. Но та сама вскоре решила вернуться к своим друзьям, с которыми сидела за другим столиком, а Дик сел ближе ко мне. Сначала мы молчали. Затем он потянулся к своему бокалу, а я шутливо ударила его по руке, сказав, что нечего напиваться, обратно в колледж его никто не понесет, потому что Джейсон с Клаудией, наверняка, уйдут задолго до конца вечеринки. Дик попытался изловчиться, и всё же взять бокал, но я снова помешала ему. Так мы дурачились какое-то время. На моей руке был твердый металлический браслет, и иногда, когда Дик хватал меня за руку, он случайно прижимал браслет, причиняя мне боль, но я не обращала на это внимания. Единственное, о чем я думала – о том, насколько он сильнее меня, насколько его руки больше моих, а пальцы длиннее. В тот момент я отчетливо осознала его физическое превосходство, и это было приятно. Мне хотелось, наконец, побыть слабой.
Позже мы оказались на танцполе. Я даже не заметила, как это вышло. Алкоголь подействовал на меня, и я стала смелее и открытее. Мы танцевали зажигательные танцы, не стесняясь физических контактов и откровенных движений. Мне было жарко, волосы прилипли к лицу и хотелось пить. Но уходить с тацнпола не хотелось. Однако нам пришлось сделать перерыв, так как мой коллега по Студенческому совету объявил новый конкурс. Кто-то выходил на сцену, они что-то делали там и получили какие-то призы – я ничего не слышала и не видела, кроме Дика.
Клаудия с Джейсоном, как я и думала, ушли около двух ночи. Мы с Диком остались одни и снова пошли танцевать. Вскоре я заметила, что в зал вошел профессор Вейнс. Я немало удивилась этому факту. Вскоре наши взгляды встретились, и я широко улыбнулась. Он поднял брови, то ли вопросительно, то ли удивленно. Конечно, вряд ли он ожидал увидеть меня, танцующей, без стеснения двигая всеми частями тела, зазывно глядя на Дика, который тоже не отрывал от меня взгляда. Продолжая танцевать, я еще несколько раз заметила, что Вейнс наблюдает за мной, и почти решила подойти к нему и спросить, может быть, что-то не так. Или, быть может, он пришел сюда, потому что ему срочно надо было поговорить со мной. Но решив, что раз он не подходил ко мне, то ничего важного сказать мне не намеревался, я продолжила танцевать.
   Через некоторое время профессор Вейнс ушел, а я почему-то почувствовала себя виноватой. Хотя к тому не было совершенно никаких оснований. Оставив, наконец, Дика, я пошла к бару. Шаг этот в некотором роде был намеренным – я хотела, чтобы все не выглядело так, словно от Дика зависит моя жизнь и мое настроение. Что я вполне могу сама первой закончить разговор или танец. Просто я очень боялась показаться навязчивой.
Вскоре к нему присоединилась Талулла. Я решила заказать себе еще эльфэля, как вдруг рядом оказался Кеннет, тут же вызвавшийся меня угостить. Я не стала возражать. Я была расслаблена, в голове все словно заволокло туманом, а мир вокруг немного покачивался. Единственное, о чем я подумала, принимая предложение Кеннета, это о том, что сэкономлю, и уж если губить здоровье алкоголем, так уж лучше не за свой счет.
Спустя какое-то время – какое, я сказать не могла, поскольку все вокруг казалось нереальным, как и течение времени – я обнаружила себя, сидящей за барной стойкой, разговаривающей о чем-то с Кеннетом. Его рука лежала на моем колене, а я не возражала. Но тут подошел Дик. Он взял меня за руку чуть ниже локтя и позвал за собой. Кеннет начал что-то возмущенно говорить, но ответ Дика заставил его успокоиться.
Получив в гардеробе свою мантию, я надела её и подошла к зеркалу. Сперва я пыталась застегнуть все пуговицы, но это было чертовски сложно. Тогда я просто намотала на шею шарф и взглянула на свое отражение. Вид мой оставлял желать лучшего. Особенно глаза – покрасневшие, с осыпавшейся на щеки тушью и нездорово блестящие. Дик подошел ко мне, уже облаченный в мантию, с глазами не более трезвыми, чем у меня, и мы вышли на улицу. Холодный воздух тут же немного привел меня в чувства, но не достаточно, чтобы я помнила, о чем мы разговаривали по пути к Фламельс колледжу. Осталось лишь приятное впечатление, хотя я уверена, что наговорила глупостей.
Когда мы оказались у каменной стены, ведущей во внутренний дворик моего колледжа, все, о чем я могла думать – это кровать с мягкой подушкой и теплым одеялом. Мантия была недостаточно теплой для осенних ночей, а попытка выполнить согревающее заклинание чуть не привела к серьезному ожогу. И теперь  я мечтала оказаться в собственной комнате. Но сперва предстояла минута прощания. Если бы я была трезва, она показалась бы мне смущающей, но тогда я просто сказала «пока» и, полюбовавшись удаляющейся спиной Дика, поспешила  в общежития.

27 сентября, суббота

В субботу я не смогла пойти на матч, поскольку в понедельник по ядам должны были пройти практические занятия. Не подготовиться к нему было бы не просто неправильно, но опасно. Даже Клаудия решила провести субботу за пергаментами с рецептом зелья, которое нам предстояло варить и подробным описанием процесса его изготовления.
Кроме того, в воскресенье я собиралась, как и всегда, навестить родителей и Гарри, Рона  и Джинни, а потому в субботу должна была заниматься особенно активно. На неделе мне это совсем не удалось, поскольку во вторник после вечеринки я была не в лучшей форме, а затем готовила к пятнице сообщение для профессора Нушича по Идентификации Зелий.

28 сентября, понедельник

                Как я и ожидала, работа в лаборатории под руководством профессора Вейнса оказалась делом нелегким, но интересным. И даже не смотря на то, что Терри Макферсон был выгнан с занятия, поскольку оказалось, что он не вызубрил состав зелья, а Юдита Пучинскайте, всегда казавшаяся мне очень ветреной девушкой, не позаботилась о том, чтобы в кармане её мантии лежал безоар, за что также была отстранена, все остались под приятным впечатлением.
                После занятия, пока Вейнс сидел за своим столом, делая пометки в каких-то бумагах, я подошла к нему и попыталась извиниться за то, что произошло на вечеринке.
- Мне стоило подойти и поздороваться с вами, сэр, - сказала я, вдруг осознавая, как глупо это звучит, - это было непочтительно.
- Мисс Грейнджер, - холодно отозвался Вейнс, не отрывая взгляда от пергамента, - вы действительно полагаете, что меня это каким-либо образом взволновало?
                Он резко поднял взгляд и его зеленые глаза были похожи на вспышку Авады Кедавры.
- Последнее, в чем я нуждался в тот вечер, это приветствия пьяной студентки. Достаточно было той сцены, которую я увидел, когда вы бесстыдно отирались о какого-то молодого человека, чтобы заставить меня поскорее покинуть зал.
                Я почувствовала жгучий стыд. Он был, безусловно прав. Сначала, в тот вторник, я была даже как будто бы горда, обсуждая с однокурсниками прошедшую вечеринку и степень опьянения каждого. Я не была тогда белой вороной, и, хотя почти не говорила, с удовольствием слушала, как Клаудия, а потом Джина говорили о том, как я «отожгла».  Я была «со всеми», эта общность грела душу.
                Но теперь всё это исчезло, сменившись неприятным желанием стереть преподавателю память, потому как это было значительно легче, чем провалиться сквозь землю.
                Не позволяя себе расплакаться, я сказала «прошу прощения, сэр» и быстро покинула лабораторию.
                К счастью, Клаудия уже ушла на обед, и я смогла успокоиться, прогулявшись до здания Мерлинс колледжа, и обратно до Обеденного зала.  За обедом Клаудия рассказала мне неприятнейшую историю.
                Оказывается, после Ядов, она, Джина, Терри и Юдита решили найти профессора Боринг, чтобы взять у неё темы для докладов. Поскольку они не слишком часто посещали Библиографию, они решили повысить свои шансы на сдачу экзамена, прочитав доклад.
                Они заглянули в преподавательскую, где им сказали, что они могут пройти к аудитории, где у нас проходят занятия по Библиографии, а профессор Боринг подойдет туда через несколько минут. Ребята так и поступили. Усевшись на стульях, стоящих у двери в аудиторию, они начали разговаривать, и в основном беседа касалась Библиографии и её бессмысленности. Постепенно разговор о предмете перешел на разговор о личности преподавателя – и здесь было, что обсудить. Худенькая маленькая женщина неопределенного возраста, совершенно не следящая за собой, с редкими серыми волосиками и неровными зубами была великолепным объектом для насмешек. От обычных шуток, они вскоре перешли к совершенно жестоким оскорблениям.
- Джина сказала, что ей интересно, какой у Боринг муж, - сообщил Терри, - а я тогда сказал, что сомневаюсь, что он у неё вообще есть, потому что вряд ли кто-то может посмотреть на неё как на женщину.
                Джинни и Клаудия скривили страдальческие рожицы.
- А я потом добавила, что она… о борода Мерлина, я сказала такие ужасные вещи, мне даже повторить стыдно.
                Терри согласно закивал головой.
- И мы еще так громко говорили, и хохотали, как сумасшедшие, - добавила Джина.
                Несколько минут ребята глумились над профессором, пока вдруг дверь аудитории не открылась и оттуда в коридор не вышла сама Боринг. Своим тихим писклявым голоском она спросила:
- Молодые люди, вы что-то хотели?
                Но ребята застыли с открытыми ртами. Они никак не ожидали, что профессор все это время была там внутри, и одновременно поняли, что она могла слышать каждое их слово.
- Это было ужасно, - поведала мне Клаудия, - я думала, сгорю со стыда.
- Ага, а она смотрит на нас своими мышиными глазками, так невозмутимо, - досадливо добавил Терри, - сожри меня мантикора…
- Как вы теперь экзамен сдавать будете? – риторически спросил Юлий Глаубер, слушавший историю.
- Да хрен с ним, с экзаменом! – воскликнул Терри горячо.
- Главное, что это просто… просто… - Джина не могла подобрать слов, но Клаудия ей помогла:
- Стыдно.
                Джинни и Терри согласно кивнули.
- Мне её теперь жалко, - заметила Мари, также сидевшая рядом.
- Ну а темы докладов-то вы получили? – спросила я.
                Клаудия согласно кивнула, а потом на её лице появилось растерянное выражение.
- Только я её уже забыла… я так растерялась, что слушала Боринг в пол уха. Я только о том и думала, услышала она все-таки, что мы говорили, или нет.
- Дерьмо, я тоже, - отозвался Терри.
- Может, Юдита помнит? – предположила Джина, - Она уже пообедала, надо будет к ней в общежитии зайти.
                История была действительно неприятной. И даже не столько из-за возможных академических трудностей – мне почему-то казалось, что при всей своей кажущейся сухости, профессор Боринг не была злопамятной. Да и без того экзамен у неё был очень сложным. Но морально-этическая сторона вопроса была действительно важной. И беспокоило меня не только возможно задетые чувства преподавателя, сколько вот какой вопрос: если бы не было подозрений, что профессор Боринг услышала, что говорили ребята, как бы восприняли этот случай и они сами, и окружающие? Разве кто-то стал бы переживать из-за того, что кучка студентов позлословили за спиной у преподавателя? Это вполне обычное дело. Выходит, что обсуждать человека, говорить о нем жестокие вещи – нормально, главное, чтобы вас за этим не поймали. Звучит по-слизерински, а всё, что попадало под эту категорию, всегда считалось чем-то скверным. Но с другой стороны, если тебе не нравится человек, говорить о нем хорошее или постоянно защищать – лицемерие. Так как же поступать – правильно?...
                Вот поэтому я предпочитаю молчать.
                После обеда Клаудия настояла на том, чтобы мы пошли погулять. По её словам, мне было необходимо развеяться и подышать свежим воздухом. Я не стала возражать. Мы улеглись на траве на лужайке перед Фламельс колледжем и Обеденным залом, предварительно произнеся согревающее заклинание, направив палочки на холодную землю. Там было довольно много студентов – такие солнечные деньки, как тот, в конце сентября были большой редкостью.     
                Клаудия увлеклась рассказом о том, как обустроит свой дом в Румынии. Её папа подарил ей на восемнадцатый день рождения небольшой особняк в Валахии, но из-за учебы в университете она почти не могла им заниматься. После защиты диплома же Клаудия собиралась отправиться туда и превратить старый дом в «шикарное жилище». Она давно упрашивала Джейсона, чтобы тот согласился жить с нею там, но Джейсону претила мысль о том, чтобы жить в доме своей девушки. Он считал, что должно быть наоборот, но его собственная квартирка  в Ливерпуле была не самым привлекательным местом для обитания. Этот вопрос – о том, где им жить после окончания университета – периодически, если не сказать «систематически», становился причиной их ссор. Но сейчас Клаудия забыла об этом и с огоньками в глазах описывала мне, какой плиткой отделает санузел.
                Я слушала её вполуха, задумчивая щипая чуть потускневшую травку. Как вдруг боковым зрением я заметила какое-то движение. Клаудия замолчала. Я чуть повернула голову и увидела пару черных блестящих ботинок. Я быстро поднялась на ноги и встретилась взглядом с тревожным взглядом глаз профессора Вейнса.
- Сэр? – вопросительно произнесла я.
- Мисс Грейнджер, - серьезно произнес он и затем широко улыбнулся.
                Я удивилась. Даже, в некоторой степени, испугалась.
- Я хотел извиниться за собственное поведение сегодня днем, - произнес он дружелюбно, - я был непростительно груб.
                Сказав это, он галантно поклонился.
- Ничего страшного, сэр, - произнесла я растерянно, - на самом деле, вы были абсолютно правы.
- Прекрасно… - Вейнс несколько секунд смотрел на меня тяжелым взглядом, затем снова лучезарно улыбнулся, и быстро развернувшись, ушел.
                Какое-то время я потрясенно смотрела ему вслед. Затем я опустилась на землю. Клаудия тут же набросилась на меня с крепкими объятиями. Повалив на землю, она нависла надо мной, щекоча длинными волнистыми прядями лицо. Её глаза сияли.
- Клаудия, Мерлина ради, слезь с меня, - сказала я сердито, - ты вообще в своем уме?
- Он в тебя влюбился! – воскликнула Клаудия, отодвигаясь, и позволяя мне сесть. – Ты представляешь! Какая же ты счастливая!
                Я одарила её вопросительно-удивленным взглядом.
- Ты что, не видела, что произошло? – спросила я.
- Видела, конечно!
- В таком случае, должна была заметить, как странно профессор Вейнс себя вел.
                Клаудия вздохнула и посмотрела на меня как на несознательное дитя.
- Ну конечно, он вел себя странно! – ответила она. – Все влюбленные себя так ведут.
                Я лишь покачала головой, не желая спорить с упрямой подругой. И хотя та еще несколько минут распиналась о том, как же все будут мне завидовать, я не обращала на это внимания. Я-то знала, что тут дело совсем не в любви. А вот в чем?

29 сентября, вторник

Во вторник состоялась очередная встреча Студенческого Совета. Оказалось, в этом году наш университет проводил ежегодную конференцию «Зелья и Артефакты». Каждый раз она проходила в одном из пяти существующих магических университетов, и вот снова настала наша очередь. Ответственным за организацию мероприятия была назначена я, а в помощники мне дали юношу с четвертого курса – Эмиля Готье.
                После собрания мы с ним вдвоем отправились в Шоколадушку, чтобы обсудить план действий и заодно познакомиться поближе. Он говорил с сильным французским акцентом, несмотря на три года, которые провел в Англии, и все время теребил тонкими пальцами край салфетки. Он никогда не смотрел мне в глаза и очень изящно убирал челку, если она мешала ему. Эмиль показался мне стеснительным, немного странным, но очень ответственным мальчиком. И я сразу поняла, что у нас не возникнет проблем с тем, кто главный в команде.

3 октября, суббота

                Когда, наконец, наступила суббота, пришло неприятное известие – команда, которая собиралась играть с командой Триффани колледжа, отравилась и матч отменили. Клаудия предложила всё равно пойти погулять с Джейсоном, и, возможно, Диком, но тут пришел сам Джейсон – один – и предложил нам обеим пойти с ним в кино. Мы согласились. Я не стала спрашивать, где был Дик, решив, что если он не явился, значит, сам не захотел. Джейсон наверняка предлагал ему пойти вместе с нами. К сожалению, не стала спрашивать и Клаудия, и я злилась на нее за столь неожиданное отсутствие любознательности.
                Фильм оказался совершенно неинтересным и маловразумительным. Сразу же по его окончании я отправилась в Каминную и уже через мгновение оказалась дома. Настроение было достаточно веселым лишь для того, чтобы усесться у камина с книжкой и Крукшанксом на коленях.

0

5

4

Все ошибки считайте за улыбки :)
Другими словами, простите очепятки и ляпы, до компьютера в следующий раз доберусь не скоро, а времени перечитывать нет!

Не трать время на человека, который не стремится провести его с тобой
Г.Г. Маркес

4 октября, воскресенье
В воскресенье я вернулась в университет рано, поскольку Гарри и Джинни были приглашены на обед к Лаванде Вуд, в девичестве Браун, и её мужу Оливеру Вуду. У Рона тоже было свидание, и я решила почитать книги по курсовой, которые купила в университетском магазинчике. Я стремилась узнать как можно больше о современных исследованиях, чтобы не взять тему, которой занимается кто-то другой.
Но ближе к вечеру мои мысли все чаще стали возвращаться к Дику. И тут меня озарила блестящая мысль – почему бы не написать ему письмо? Но для того должен был быть повод. Поразмыслив, я вспомнила о том, что в прошлом году Дик тоже занимался организацией конференции на своем факультете. Трепеща от радости, я достала из ящика стола пергамент, схватила перо и, обмакнув его в чернильницу, начала быстро писать.
Через двадцать минут в открытое окно влетела сова, которую я отправила Дику. К её лапке был привязан его ответ. Он рассказал о конференции, и я почувствовала в его письме желание продолжить беседу. Я написала ответ, и уже через десять минут сова прилетела обратно.
Письмо за письмом, мы переписывались почти всю ночь. Лишь около четырех утра он написал, что собирается спать, и я тут же пожалела, что не прекратила переписку первой. Но я твердо решила, что в следующий раз наш разговор закончу я, чтобы не было ощущения, что я все время навязываюсь.
В любом случае, спать я легла довольной и счастливой.
5 октября, понедельник
Следующим утром, однако, я уже не была так счастлива. Я так и не смогла заставить себя подняться и дойти до теплиц, и Гербология оказалась пропущенной. Клаудия, которая утром вернулась из Румынии, убежала на занятия, так и не услышав вразумительного объяснения моего нежелания вставать так рано.
К ленчу я все же заставила себя подняться. Идя к Обеденному залу, я увидела идущих вдалеке однокурсников и пошла им на встречу. Клаудия, как только я встретилась с ней, схватила меня под руку и начала рассказывать о том, как её только что едва не укусила непентеса, и её спас Терри, который, кстати, расстался с Джиной, потому что, говорят, что она застала его пьяного в компании какой-то второкурсницы, кузины той девочки, о которой она рассказывала мне примерно неделю назад – подруге девушки, с которой раньше встречался Джейсон…
Я слушала вполуха, потому что очень хотела спать. Наконец, заметив это, Клаудия поинтересовалась, что со мной. Я, отметив, что почти все однокурсники обогнали нас и ушли далеко вперед, ответила:
- Я всю ночь переписывалась с Диком, - я постаралась сделать так, чтобы это прозвучало буднично.
Но Клаудия прониклась этой новостью и радостно воскликнула:
- Как круто!
- Сова, кажется, так не считала. Ближе к двум она прилетела ко мне не только с ответом Дика, но и со своей подружкой-сменщицей. При этом последняя умела выражать взглядом столько недовольства, что мне пришлось скормить ей всё твоё шоколадное печенье, до которого она оказалась очень охоча.
- Ничего удивительного, оно очень вкусное, - произнесла Клаудия задумчиво, а затем, словно очнувшись, громко спросила, - так о чем же вы переписывались?
- Обо всякой ерунде. По большому счету, ни о чем особенном…
- Он не пригласил тебя куда-нибудь?
Я недовольно вздохнула и, скривив губы, ответила:
- С чего он стал бы меня куда-то приглашать? Мы же просто переписывались.
- Пфффф. Ну что же он такой нерешительный? – возмутилась она искренне.
Я закатила глаза. Неужели она не понимала, что мы только нащупывали почву, так сказать. Да и ничего такого в этой нашей переписке не было. Просто дружеская болтовня…
- А по-твоему он должен был сразу же прискакать ко мне с букетом роз и просьбой выйти за него замуж? Действительно, после ТАКОЙ ночи каждый порядочный мужчина…
- Ну не вредничай! – Клаудия обняла меня, и тут же отпустила, чтобы перепрыгнуть через небольшую лужицу.
Она была похожа на бабочку, порхающую с цветка на цветок, такую яркую и неугомонную.
В этот момент между мной и Клаудией кто-то быстро прошел, и по волнистым светлым волосам, невысокой статной фигуре и летящей походке я смогла угадать профессора Вейнса.
- Ой, а вот и другой твой кавалер, - хихикнула Клаудия, - надеюсь, он всё слышал!
Я посмотрела на подругу как на полоумную. Она снова взяла меня под руку и пояснила:
- Тогда он начнет ревновать и поспешит взять быка за рога, пока тебя не увели.
Я раздраженно выдернула руку из её цепких пальчиков и раздраженно ответила:
- Только что ты радовалась тому, что у меня налаживаются отношения с Диком.
- Всегда надо иметь вариант прозапас, - беззаботно ответила Клаудия, - к тому же, честно говоря, Вейнс мне нравится больше.
Мы вошли в Обеденный зал и сели на свободные места. Я взглянула на длинный преподавательский стол, стоящий в конце зала поперек нашим. Профессор Вейнс уже сидел там, с, кажется, большой неохотой разговаривая с профессором Питч.
- И чем же он нравится тебе больше? – спросила я Клаудию тихо, чтобы никто не слышал.
Клаудия, взяв с тарелки два сэндвича и соединив их в один, с аппетитом откусила большой кусок. Измазавшись в соусе, она довольно улыбнулась и с набитым ртом попыталась ответить.
Я втянула носом воздух и посмотрела куда-то вверх, вопрошая небеса, почему те посылали мне друзей с одинаковыми отвратительными привычками.
К счастью, Клаудия сама поняла, что говорить, когда ротовая полость заполнена пищей, не удобно, сперва дожевала, а потом восторженно сообщила:
- Ну Вейнс же такой мужественный! От него просто веет силой и уверенностью в себе. И он такой… загадочный, такой… ммм…
Я пожала плечами. Он, конечно, был красивым, но чтобы заставить меня сидеть с таким же мечтательно-глупым лицом, с каким сидела Клаудия, ему пришлось бы как следует постараться.
- А твой Дик, он что? – продолжила она, очнувшись от своих фантазий. – Интересный, веселый, симпатичный, это да. Но блин, такой… какой-то весь нерешительный, сам не знает, чего хочет. Нюня, в общем.
- Исчерпывающее описание, - констатировала я.
Если говорить откровенно, я не могла не согласиться. Не смотря на веселый нрав и легкость в общении, его можно было бы назвать флегматиком. Более того, он предпочитал пускать всё на самотек или позволял решать всё за себя другим людям. Лишь иногда он устраивал бунты, если жизнь обещала трудности или резкую смену привычного спокойного течения жизни. Плыть по течению и избегать принятия серьезных решений – вот в чем заключалась философия его жизни, и я не могла сказать, что мне это нравится. Просто когда влюбляешься, такие вещи не имеют значения. В сердечных делах невозможно прислушаться к доводам рассудка.
После обеда Клаудия убедила меня не идти на Библиографию, но на улице пошел дождь, и вместо намечающейся прогулки, мы устроили посиделки в Шоколадушке. Было там немало наших одногруппников – Библиография привлекала немногих. И разговор снова зашел о профессоре Вейнсе. Начала его Юдита.
- Как я не хочу идти на Яды! – манерно протянула она с акцентом, к которому я так и не смогла привыкнуть.
- Совсем недавно ты говорила другое, - заметил Терри.
- Тогда Вейнс еще не успел накричать на меня!
- Он не кричал, - заметила я, - он вообще не кричит. Он совершенно справедливо отчитал тебя за несоблюдение мер безопасности. Мы, кстати, проходили это еще на первом курсе.
- Да-да, профессор Джорджисон, - весело воскликнула Клаудия, а затем, передразнивая его, гнусаво произнесла, - Об этом, ребятки, вы можете прочитать в моей книжке. Кстати, обязательно купите её. Это ваша настольная книга на все пять лет. Всего два галеона. В нашем магазине она есть...
Все дружно рассмеялись. Джорджисон, грузный мужчина с пышными седыми усами и очень неприятным голосом, упоминал свой научный труд «Введение в предмет Зельеварения» по крайней мере один раз за занятие и настаивал на том, чтобы каждый приобрел сие печатное издание.
- Ну, Джорджисон хоть был и идиот, но, по крайней мере, не унижал нас так, как Вейнс, - гнула свою линию Юдита.
- Разве Вейнс унижал? – тут же вступилась я. – Ты еще не знаешь, что такое унижать. Вот у нас в школе был один профессор – выдающийся зельевар, но характер был прескверный. Макферсон подтвердит.
Терри закивал.
- Снейп-то? Даааа. Это был тихий ужас. Летучая мышь… с говном тебя мог смешать – и не заметить.
- Ээ… не стоит так резко… - пробормотала я.
- Моему факультету еще не очень доставалось, а вот Гриффиндор он терпеть не мог. На Пуффендуй даже внимания не обращал, а Слизеринцам всё время потакал. При том делал это настолько демонстративно, что ни у кого даже сомнений не оставалось, что он поступает нечестно. А директор всё терпел. Хотя, опять же, на моем курсе всё было не так остро, а вот когда на следующий год после меня пришел Гарри Поттер – что тогда началось...
- Слушай, это тот самый Снейп, который Дамблдора убил? – спросила Юдита.
- Ага, он самый, - ответил Терри. – А потом его самого змея сожрала. Да вон, Гермиона сама всё видела… Гермиона?
Я глубоко дышала, стараясь успокоиться. Когда я вспомнила профессора Снейпа, я старалась заглушить в себе то обычное ощущение произошедшей несправедливости, которое появлялось у меня при упоминании его имени. Я старалась абстрагироваться от эмоций – в конце концов, нужно научиться обращаться к прошлому без болезненных чувств.
Но когда говорить начал Терри, да к тому же так непочтительно, когда без единой эмоции спросила об убийстве Юдита – я не смогла сохранить спокойствие. Для людей, которые были в стороне от войны, которые жили в другой стране, или же просто не были вмешаны в активные действия, те времена были лишь историей. Все знали Гарри Поттера, все считали его героем, но как много героев было кроме него! И как несправедливо они были забыты. Нет, не Министерством, и не теми, кто стоял с ними плечом к плечу, сражаясь со злом. Но вот такими обычными волшебниками… Неужели смерть профессора Снейпа была совершенно напрасной?
- Его не «сожрала змея», его укусила Нагайна, змея Волдеморта, - процедила я, голос нервно дрожал, - и пусть он погиб так бесславно, он был очень отважным человеком и героем той войны. Ты просто не имеешь права так неуважительно отзываться о нем, Макферсон.
- Да ладно тебе, Грейнджер! – воскликнул Терри. – Тебе же от него и доставалось больше всех!
Я рассердилась и хотела ответить что-то резкое, когда Юдита своим раздражающе тягучим голосом произнесла:
- Как же он может быть героем, если он убил Дамблдора?
Я глубоко вздохнула:
- Дамблдор приказал ему сделать это, потому что… Мерлин, это очень длинная история. Когда-нибудь, я верю, кто-нибудь напишет правду обо всем, что произошло тогда, и в каждом учебнике будут описаны те события. А сейчас просто поверь мне на слово. Так. Было. Нужно. Каждый сыграл свою роль, и мы победили.
Я сжала в руках свою палочку и вдруг заметила, что и Юдита, и Клаудия, и Джина, которая всё это время молча сидела рядом и слушала наш разговор, смотрят на меня с некоторым благоговением.
Терри же не хотел успокаиваться:
- Интересно, если Снейп – герой, почему его нет в списках? Почему его не наградили хоть каким-нибудь Орденом Мерлина? Награждают же посмертно.
- Награждают! – рявкнула я. – Если тебе интересно, ни одного моего друга мне пришлось похоронить, любуясь орденами на их грудях. Только что значат эти ордена, если человека уже нет в живых?
- Они значат его роль в истории и всеобщее отношение, - заявил Терри. – Сама посуди, лет через двести, когда будут изучать историю наших дней, в какой лагерь запишут Снейпа? Конечно к пожирателям! Он убил Дамблдора, умер как приспешник Волдеморта. Никто там не будет разбираться, на кого НА САМОМ ДЕЛЕ он шпионил, и кого почему убил.
Я постаралась успокоиться и говорить без лишних эмоций. Терри ведь в некотором роде был прав.
- Нет никаких доказательств, - сообщила я сухо, - кроме слов Гарри. В министерстве ему как будто бы поверили, но никто не стал всерьез разбираться. Нам тогда тоже было не до того, это были слишком тяжелые времена. Затем мы пытались начать новую жизнь, оставить войну позади. Для нас было важно, что в нашей памяти профессор Снейп остался героем.
- И могилку его, наверное, каждый месяц навещаете? – уточнил Терри саркастично.
- Какой ты бесчувственный! – воскликнула Клаудия. – У тебя совсем сердца нет?
- Как тебе должно быть известно, профессора Снейпа не хоронили, потому что после пожара в Визжащей Хижине от него… - я нервно кашлянула, - от него ничего не осталось. Но там, где раньше была Хижина, стоит надгробный памятник, и да, каждое лето, мы с Гарри и другими – теми, кто рисковал своими жизнями в той войне, а не отсиживался дома у мамочки под крылом – приходим туда… чтобы помнить.
За нашим столиком воцарилась тишина.
- Извините, мне нужно уйти, - сказала я тихо и вышла из кафе.
Бегом я добралась до мостика через Ядовитый канал. Дождь был сильным, и я насквозь промокла, но идти куда-то под крышу не хотелось, не хотелось встречать людей, разговаривать. Спор с Терри совершенно выбил меня из колеи, хотя я должна была привыкнуть, должна была воспринять это спокойно. Мнение Макферсона для меня ничего не значило, главное было – что думала я, что чувствовала, что помнила. Но Терри задел те струны моей души, которые были очень восприимчивы к прикосновениям и выдавали неожиданно высокие ноты.
Промокнув до нитки, я вернулась к Фламельс колледжу только когда пришло время идти на Яды.
В лекторий я вошла одной из последних. Только я закрыла за собой дверь, как раздался бой часов на Старой башне и вошел профессор Вейнс.
- В чем дело, мисс Грейнджер? – спросил он строго. – Почему вы разгуливаете по лекторию?
Я обернулась.
- Я только что вошла, сэр.
- Так займите свое место поживее, вы задерживаете своих коллег и меня.
Я удивленно подняла брови и поспешила занять ближайшее свободное место.
- Как показала практика, - недовольно сообщил Вейнс, раскладывая какие-то пергаменты на кафедре, - ваши… - здесь он сделал небольшую паузу, словно стараясь подобрать более мягкое выражение, - головы воспринимают не более десяти процентов информации, которой я с вами с такой тщетностью делюсь. Результаты лабораторной работы вы сможете узнать у ваших старост, которые должны подойти ко мне после занятия и забрать пергаменты с баллами. Как вы сможете понять из этих списков, уровень ваших знаний и умений катастрофически низок. Дабы избежать столь плачевных итогов в будущем, я буду систематически проводить контрольные работы, средний балл за которые станет одним из важнейших факторов при выставлении оценки за экзамен.
По лекторию пронесся недовольный ропот, и Вейнс, который до того момента сдерживал рвущуюся наружу ярость, внезапно рявкнул:
- Молчать!
И все замолкли.
- Предупреждать о проведении контрольной я не буду, - продолжил профессор ровным голосом, - поэтому к каждому занятию вы должны быть готовы. Также это значит, что вам не стоит прогуливать.
Подобные зверства были в университете в диковинку, но студенты решили попридержать недовольство до конца пары. Однако Вейнс снизошел до пояснения, почему он прибегает к столь суровым мерам:
- В будущем от ваших знаний и умений, возможно, будут зависеть человеческие жизни. Речь идет не о какой-нибудь полироли для мебели или зелье для придания блеска волосам. И даже не о зелье Сна без сновидений. Яды и противоядия – это не наука, а искусство балансирования между жизнью и смертью, - Вейнс вышел из-за кафедры, и принялся неспешно прогуливаться перед аудиторией. - Между первым и вторым тончайшая грань, и огромная пропасть. Один неверный ингредиент, и из спасителя вы превращаетесь в убийцу. Кто? - Спросил он неожиданно громко, и все вздрогнули. - Кто из вас готов принять на себя ответственность за жизнь другого человека? Может быть вы? – он указал на девушку прямо перед собой. – Или вы? – он обратился к юноше на заднем ряду. – Может быть. Но точно не я. А если один из вас по причине своей неграмотности отравит больного ребенка или собственного дедушку, виноват буду именно я. Потому что когда вас спросят, кто вам дал право утверждать, что вы можете варить противоядия и спасать волшебников, вы достанете свой диплом и покажете оценку по моему предмету. И скажете: «Вот моё дозволение. Я знаю, я умею, я могу». Поэтому поверьте мне, - это профессор произнес с каким-то маниакальным блеском в глазах, что заставило всех поверить каждому его слову, - ни один из вас не получит даже удовлетворительной оценки, если я не буду считать, что вы её заслуживаете.
В аудитории воцарилась тишина. Профессор Вейнс, пройдя к кафедре, невозмутимо произнес:
- Ну а тема сегодняшней лекции…
Все тут же зашелестели пергаментами и застучали крышечками чернильниц. Юлий Глаубер, который оказался сидящим рядом со мной, прошептал:
- Ну что, Грейнджер, всё еще хочешь писать у него.
Я подняла на него взгляд, в котором, наверное, читался немой восторг, и молодой человек сам ответил на свой вопрос:
- Ооо, понятно. Вы с ним сработаетесь.
Всю лекцию я силилась не заснуть. Мне было интересно всё, что говорил профессор Вейнс, но бессонная ночь не прошла незаметно. Глаза закрывались сами собой, а голова казалась свинцовой, и я жалела о том, что не приняла перед парой Глоток Бодрости. Вейнс несколько раз кидал на меня недовольные взгляды, наверняка замечая, как я зевала, подпирала голову рукой и часто моргала, надеясь, что сонливость исчезнет сама собой. Но он никак это не прокомментировал, несмотря на то, что в его глазах отчетливо читалось желание сказать что-то резкое по поводу моего состояния. И у меня нет сомнений, что это было бы что-то очень саркастичное и обидное, поэтому мне оставалось только мысленно благодарить его за демонстрируемую выдержку.
После занятия он попросил меня задержаться.
- Мисс Грейнджер, со следующей недели, скорее всего, вы сможете начать работать в лаборатории над дипломным проектом.
- Да, сэр, спасибо, - ответила я.
- И примите к сведению, что в таком состоянии, как сегодня, я вас в лабораторию не допущу.
Он сосредоточенно принялся скатывать пергаменты в трубочки и складывать их один в другой. Я внимательно посмотрела на него.
- Сэр, я…
- Что вам неясно, мисс Грейнджер? – спросил профессор недовольно, не отрываясь от своего занятия.
- Ничего, сэр. Извините. До свидания, - ответила я.
Вейнс поднял голову, и, расчетливо взглянув мне в глаза, широко улыбнулся:
- Приятного дня, - сказал он, и я поспешила покинуть лекторий.
Клаудия поджидала меня в холле. Стоило мне приблизиться, как она начала восторженно щебетать о профессоре Вейнсе:
- Ох, Моргана! Нет, ты видела этот взгляд? Ты слышала этот голос? Эти властные нотки…мм… как же тебе повезло, Гермиона!
Я пересекла холл, сопровождаемая Клаудией с её криками, и вышла из учебного корпуса. На улице всё еще шел дождь и я, достав палочку, наколдовала небольшой защитный экран над собой, намеренно не делая его достаточно большим, чтобы защитить и Клаудию. Тогда ей пришлось на время замолчать, чтобы наколдовать собственную защиту. Она достала из кармана миниатюрный зонт, который тут же увеличила и заставила лететь над собой.
- А тебя не пугает, что он в любой момент может устроить контрольную? – спросила я.
- Пугает, конечно! И как преподаватель он ужасен. Не в том смысле, что плох, - поправилась она, - а в том смысле, что очень строгий и страшный. Но как мужчина он может вскружить голову любой.
Мы шли к Обеденному залу, хотя я совсем не была голодна. Рядом с нами шли многие, кто только что был на лекции Вейнса, и все обсуждали жестокость его системы преподавания.
- Не знаю, - ответила я подруге, - мне кажется, у него просто скверный характер и огромное самомнение. Однако на то есть причины. Хотя я пока не смогла оценить масштабы его таланта, я уверена, он великолепный зельевар. И, безусловно, он отличный оратор и блестящий педагог. Если бы не личные качества, которые делают его несколько жестоким, он был бы бесценен.
- Бла-бла-бла, - скучающим тоном ответила Клаудия, и тут же сменила тему, начав расспрашивать меня о конференции, которую я должна была готовить, и, главное, о том, кто мне должен был в это помогать – о Эмиле Готье.
Вечером того дня я надеялась получить письмо от Дика – мы ведь так увлекательно переписывались прошедшей ночью – но ни одна сова не поскреблась в мое окошко, и уже после полуночи, дочитав роман писателя-мага Маффина Калденроя «Аппарируя в Сонвилль», я легла спать.
9 октября, пятница
До конца учебной недели я так и не получила ни одного письма от Дика. Не смотря на острое желание написать первой, я дала себе обещание не делать этого.
После занятий у меня была назначена встреча с Эмилем. Устроившись в Шоколадушке за одним из столиков в самом углу, мы достали длинные свитки, в которых было написано всё, что нам предстояло сделать для организации конференции, и начали обсуждение.
- С заявками от участников и письмами-приглашениями должны разобраться Фирстен и Чарити, - говорила я, попутно записывая фамилии девочек рядом с соответствующим пунктом, - но последние необходимо составить.
- Я уже составил черновой вариант, - произнес Эмиль мягко и достал из сумки изрядно помятый свиток.
Убрав небрежным движением с лица темную волнистую прядь, он развернул пергамент и негромко прочитал мне текст приглашения для гостей и участников конференции.
- Отлично, - искренне сказала я, когда он закончил. – Просто идеально. Это замечательно, что мне дали в помощники тебя – кто еще догадался сам бы составить этот текст, да еще выполнил бы задание с таким изяществом слога?
Эмиль смущенно улыбнулся и протянул мне пергамент.
- Нет-нет, отдай его Чарити. Они знают, что делать дальше. Списки у них есть.
- Декан Питч говорила, что будут еще участники из Абхазии. Она сообщит имена позже, потому что они не утверждены.
- Будем решать проблемы по мере их поступления, - отозвалась я, - в любом случае, с этим опять же к Чарити. Мне-то тоже, естественно, нужно будет об этом сказать, когда всё станет известно…
Когда с организационными вопросами в целом было покончено, и мы повторно обсуждали некоторые детали, я начала замечать, что Эмиль бросает на меня странные неуверенные взгляды.
- Что-то не так? – спросила я, не выдержав больше волн сомнения, посылаемых этими темными глазами.
И, кажется, он покраснел. Заверив меня, что всё в порядке, он поспешил попрощаться и уйти.
Вечером Клаудия спросила меня, пойду ли я на квиддич. Поразмыслив несколько мгновений, я ответила, что не пойду. В конце концов, если Дик не проявлял после той ночи переписки, никакого интереса, значит его – интереса – вообще не было.
Затем я весь вечер мучилась, думая, правильно ли поступаю, но менять решение не намеревалась.

10 октября, суббота
Следующим утром я получила письмо от декана, профессора Питч, с предложением участвовать в конференции «Зелья и Артефакты», которую я же и организовывала. Питч в своем письме писала, что, несмотря на мое вероломное решение писать диплом у профессора Вейнса – затея, которая едва ли будет удачной по целому ряду причин, о которых я, безусловно, могу догадаться сама – я всё же талантливая студентка, и если соединить воедино мои предыдущие курсовые работы, можно было бы подготовить хороший доклад. Она, Питч, будет так любезна и поможет мне в этом нелегком начинании. Ведь она наш декан, и каждый студент для неё – как собственный ребенок.
На самом деле, для неё просто было важно представить своего студента на этом мероприятии – и, желательно, не обычного студента, а такого, каким можно было бы похвастаться перед коллегами. Мне польстила такая честь, а предоставленная возможность была действительно восхитительной.
Поразмыслив, я решила навестить декана колледжа и лично поблагодарить за её выбор. Предварительно отправив ей сову, я получила ответ, сообщавший, что Питч будет рада видеть меня сразу после завтрака.
Выпив кофе с круасанами в Шоколадушке, Клаудия побежала на поле для квиддича, а я направилась в Профессорский городок, находящийся за Профессорским садиком. Среди ряда небольших двухквартирных домиков – точь-в-точь как в Лондоне – я отыскала уже знакомый дом красного кирпича с белыми ставнями и арочными сандриками. Он был строго симметричен, но сразу бросалось в глаза то, что левая и правая части принадлежали разным хозяевам. Левая дверь была выкрашена в травянисто-зеленый, тогда как правая была охристого цвета. Клумба под окнами левой части была засажена различными цветами, определенно расположенными по какой-то схеме, и ровно подстриженными кустиками, под правой же беспорядочно росли некоторые травы, часто используемые в зельеварении и словно по ошибке оказавшийся там дикий розовый куст. Даже высокая двускатная крыша была выложена черепицей разной формы и разного тона. Но я знала, что с другой стороны, на втором этаже обе части соединялись общей террасой, на которой меня и ждала декан Питч.
Высокая худощавая женщина с проседью в волосах чинно восседала в летнем кресле, потягивая чай с молоком. Несмотря на плохую погоду, на открытой террасе было сухо и тепло, и я с удовольствием расположилась за столиком напротив декана. Вежливо отказавшись от чая, я сообщила цель своего визита и выразила свою благодарность.
- Ох, пустое! – отмахнулась Питч, что было сделано лишь из вежливости.
На самом деле, ей было очень приятно слышать мои слова, как и любые приятные слова в свой адрес. Тщеславие было характерно для многих преподавателей, работавших в университете, поскольку почти все из них были учеными – и порой действительно блестящими – по праву считающими свои достижения в области волшебной науки достойными уважения и иногда почитания. Но в некоторых из них гордыня затмевала все другие качества, демонстрируя себя в каждом слове и жесте.
- Доброе утро, - вдруг произнес кто-то, и я перевела взгляд с лица Питч на вышедшего на террасу её соседа.
Декан тоже обернулась и сдержанно улыбнулась:
- Ах, доброе, Персеус.
- Доброе утро, профессор Вейнс, - произнесла я немного смущенно.
По какой-то причине тот факт, что соседом профессора Питч ранее был Торрент, не позволил мне придти к выводу, что теперь им стал тот, кто пришел вместо бывшего преподавателя Ядов. Те несколько раз, когда мне доводилось бывать в гостях у декана, профессор Торрент, к счастью, отсутствовал дома, и поэтому никто и никогда не появлялся на этой общей террасе, как профессор Вейнс тем утром.
- Ох! – вдруг выдохнула Питч. – Камин. Наверное, это Нерида, дочка. Мисс Грейнджер, прошу меня простить. Я удалюсь буквально на минуту.
С этими словами декан скрылась в доме.
Профессор Вейнс, который к тому моменту подошел к перилам и теперь смотрел куда-то вдаль, спросил:
- Что заставило вас пропустить квиддичный матч, мисс Грейнджер?
Я растерялась, не сразу найдя, что ответить:
- Профессор Питч предложила мне принять участие в конференции «Зелья и Артефакты», которая состоится на нашем факультете четвертого декабря, сэр. Мои курсовые работы в прошлом и позапрошлом году были связаны с этой темой, и теперь профессор Питч считает возможным соединить их в один доклад.
Профессор Вейнс смотрел на меня очень задумчиво.
- Зелья и Артефакты… - произнес он.
Затем резким движением он оттолкнулся от парапета и в мгновение ока оказался сидящим за столом передо мной. Сложив руки в замок, он посмотрел сперва на них, затем поднял взгляд и уставился на меня. Пронзительные зеленые глаза внимательно изучали мое лицо, и я неуютно поерзала на стуле.
- Сэр?
- Какова ваша тема? – спросил, наконец, он.
- Теоретическая основа. Условия взаимодействия, характеристики…
- Ясно, - отрезал он, перебив меня.
После паузы он произнес:
- А если я скажу, что занимаюсь… - он встряхнул головой, чтобы убрать мешающую челку, и продолжил, - схожей темой. Только с практической точки зрения.
Я выпрямилась, хищно взглянув на профессора.
- Что за тема, сэр? – спросила я с нетерпением в голосе.
- Слово Дисфолид вам знакомо?
Название было как будто бы знакомым, но я не могла сказать ничего конкретного. Не желая, однако, признаваться, что ничего об этом не знаю, я приняла задумчивый вид.
- Кажется, я слышала что-то…
Профессор Вейнс вопросительно поднял брови, лицо его выражало недоверие.
- Неужели вам известно что-то об этом артефакте? – насмешливо спросил он. - Не пугайте меня, мисс Грейнджер.
Я сдалась.
- Нет, ничего определенного не известно.
- На мгновение я поверил, что это не так. Что же. Пока мне не хотелось бы говорить, о чем конкретно идет речь, но скажите – вы готовы окончательно отойти от теории и заняться практикой в чистом виде?
Я закусила губу – старая привычка, напоминающая о себе в минуты сильного волнения. Боже, конечно, я хотела заняться практикой! Но если бы я снова сказала профессору Питч о том, что оставляю её ради профессора Вейнса, она бы мне этого не простила. Я осторожно выразила свои опасения.
Тут на террасу вернулась Питч.
- Опять пытаетесь увести у меня студентку? – полушутливо спросила она у Вейнса.
- Напротив, мадам, делаю всё возможное, чтобы мисс Грейнджер хватило на всех, - ответил он. – Это была ваша дочь? – неожиданно спросил он.
Я перевела взгляд на профессора Питч. Та была довольна предоставленной возможностью поделиться новостями:
- Именно, - ответила она, стараясь выглядеть значительно. – Её приглашают на работу в целительский центр в Японии и предлагают место преподавателя в Сэлемском университете. Она поспешила связаться со мной, дабы просить совета. Она всегда обо всем советуется со мной. Я ей сказала, Нерида, целительский центр, это, конечно, замечательно, но какого мужа ты там себе найдешь? Вокруг будут одни японцы, - Питч скривила губы, демонстрируя свое отношение к представителям этой нации в качестве спутника жизни для своего единственного ребенка.
- Вы дали мудрый совет, - серьезно произнес Вейнс и улыбнулся.
Профессор Питч смущенно кашлянула.
- Да что вы, Персеус… - пробормотала она, а я постаралась скрыть удивление.
- Вашей дочери очень повезло с матерью. Как и мисс Грейнджер, - тут Вейнс посмотрел на меня, - с куратором. Такая досада, что вы уже взяли её под своё крылышко, мадам.
- Отчего же? – спросила Питч, тон её снова изменился на более строгий.
- В данный момент я занимаюсь Дисфолидом, так случилось, что я стал его счастливым обладателем… - произнес Вейнс как бы между делом, и после небольшой паузы продолжил, - талантливый студент был бы очень кстати. Но уверен, под вашим руководством мисс Грейнджер сможет создать куда более достойный проект, чем под моим.
При упоминании Дисфолида, профессор Питч изменилась в лице.
- Что же… я… - начала она, глубоко дыша, - с другой стороны… конечно, вы правы, но вы здесь совсем недавно, и я, как декан факультета, должна помогать вам. А тема близка нашей…Поэтому… я готова пойти вам навстречу, - Питч попыталась изобразить подобие улыбки, - как вы смотрите на двойное кураторство?
- О, мадам! Это было бы настоящей щедростью с вашей стороны! – Вейнс снова улыбнулся и поднялся из-за стола, изящно поклонившись. – Мисс Грейнджер, в таком случае, я ожидаю вас в четверг. Доброго дня.
Целый день я провела в библиотеке в поисках хотя бы чего-нибудь о Дисфолиде, но поиски оказались напрасными.
Вечером я рассказала Клаудии о том, что произошло у Питч, на что та тут же захлопала в ладоши, уверяя меня, что Вейнс сделал это из горячей любви ко мне, а вовсе не из-за моих способностей в зельеварении.
- Спасибо, Клаудия, - ответила я недовольно.
- Нет, я не то имела в виду! – начала она, но потом, следуя своей привычке, резко сменила тему. – Сегодня с нами в кафе была эта дура Талулла. Лезла к Дику как мартовская кошка. Но ему это, кажется, не очень понравилось.
- Мне всё равно. Зачем ты мне это рассказываешь? – отозвалась я, стараясь абстрагироваться от того, что сказала Клаудия, внимательно рассматривая иллюстрации в книжке «Артефакты древности».
- Ну просто… Ты завтра едешь к Гарри и ко?
- Да.
- А к родителям?
- Да.
- А потом вернешься в университет?
- Да, Клаудия. Как и всегда. Еще вопросы? – раздраженно спросила я.
- Ага. Где мои бирюзовые бусы?

15 октября, четверг
В четверг после обеда я пришла к лекторию, где профессор Вейнс вел свои лекции. Сам профессор пришел через несколько минут и предложил следовать за ним. Мы прошли мимо общей лаборатории, и остановились у маленькой неприметной двери в конце коридора. Вейнс пробормотал пароль, и мы вошли внутрь, оказавшись в небольшом помещении с длинными узкими столами, стоящими буквой «П», в центре, и одним письменным столом в углу. Вдоль стен стояли стеллажи с книгами и различными приспособлениями для зельеварения.
Профессор подвел меня к одному из шкафчиков, открыл дверцы и указал на пустое пространство внутри.
- Вот здесь будут храниться ваши вещи, которые будут необходимы вам в течение работы. Записи, пробные образцы и прочее. Помните, что кроме вас в этой лаборатории работают и другие студенты, поэтому каждый раз по окончании следите, чтобы рабочие столы оставались идеально чистыми, а все ваши вещи – убранными вот в этот шкаф.
- Да, сэр, - ответила я. – Но всё же, я хотела бы узнать, чем именно буду заниматься.
- Естественно.
Вейнс, произнеся пароль, открыл соседний шкафчик и отлевитировал оттуда на стол большой котел. Зелье в нем было заморожено – то есть все процессы были остановлены до того момента, пока у профессора снова не появится время работать над ним. Сняв заклинание, он предложил мне подойти ближе и идентифицировать зелье.
Я встала на расстояние около трех футов от котла и взмахнула палочкой, проверяя, не идет ли из котла ядовитых испарений и безопасно ли нарушать «личное пространство» зелья. Удостоверившись, что опасности нет, я подошла ближе. Изучив цвет, запах и консистенцию жидкости, я пришла к неожиданным выводам:
- Это похоже на Оборотное зелье, но… в нем присутствуют какие-то дополнительные элементы, или что-то…
Я была откровенно растерянна. Профессор Вейнс довольно усмехнулся и тоже подошел к котлу, встав рядом со мной.
- Вы правы. Это модифицированное Оборотное зелье. Оно действует два часа, - с триумфом произнес преподаватель, и я со смесью удивления и восхищения посмотрела на него.
- Это вы сделали, профессор?
- Естественно.
- Но как?
Вейнс извлек из нагрудного кармана маленький медальон в виде скрутившейся в спираль змейки.
- Это Дисфолид, - пояснил он. – Не трогайте!
Я отдернула руку, которая невольно потянулась к блестящему артефакту.
- Он безопасен только для хозяина. Вы пока к таковым не относитесь. Этот артефакт передаётся от зельевара к зельевару, от учителя к ученику и обладает несколькими весьма ценными способностями. Одна из них – влияние на свойства шкурки бумсланга – очень ценного ингредиента в составе оборотного зелья.
- Да, я знаю, сэр, - ответила я, невольно улыбнувшись. – Однажды мне даже приходилось готовить Оборотное зелье.
- В самом деле? – откликнулся профессор.
- Да, еще в школе.
- Не знал, что школьная учебная программа так изменилась, - ехидно произнес Вейнс. - В мои времена нам столь сложных зелий не доверяли.
- В ваши времена? – не без улыбки спросила я. – Вы, кажется, старше меня не более, чем на пять лет. Не такая уж большая разница, чтобы говорить о «ваших временах» и «моих». Сэр.
- Действительно, - пробормотал Вейнс, - итак, с помощью этого медальона мы можем воздействовать на один ингредиент. Максимальный результат, которого я добился таким путем – двухчасовое действие зелья. Я намереваюсь увеличить срок на три или даже четыре часа. Наша задача – выяснить, каким образом.
- Но я не смогу выступить с вашим проектом на конференции, ведь большую часть работы уже сделали вы!
- Не думайте об этом. Если вам удастся разработать мой способ и увеличить срок, я позволю вам приписать мои открытия себе.
- Но это не справедливо! – возмутилась я. – Я просто не могу выдать чужой труд за свой.
- Это будет и ваш труд тоже. Официальный совместный проект и мое согласие – что еще вас не устраивает?
Я всё еще была недовольна таким поворотом событий, но решила, что спорить бессмысленно и невоспитанно.
- Всё устраивает, сэр. Спасибо большое.
- Теоретическими основами будете заниматься с Питч. Якобы. На самом деле это означает, что вы будете работать самостоятельно.
- Я знакома с методами работы профессора Питч, спасибо сэр, - ответила я тактично.
После этого профессор Вейнс дал мне пергамент с названиями книг, которые я должна была прочитать к следующему четвергу. С этим он меня отпустил.

17 октября, суббота
В субботу я снова не пошла на квиддич. К прежним причинам добавился список литературы от Вейнса. Просидев в библиотеке до обеда, я, покушав в Обеденном зале, вернулась в общежитие, чтобы обнаружить в нашей комнате Клаудию, Джейсона и Дика. Они сидели на полу и играли в магловскую игру.
- Она неспроста называется настольной, - заметила я, широко улыбаясь.
Трое подняли головы и хором поздоровались со мной.
- Почему вы не в кафе? – спросила я.
- Нам надоело, - капризно ответила Клаудия, - каждую субботу одно и то же. И люди одни и те же. Захотелось разнообразия.
- И где вы достали этот клад? – спросила я указывая на большое бумажное поле с нарисованными на нем шашечками и тремя цветными пластмассовыми фишками, стоящими в разной степени удаленности от финиша.
- Я в прошлое воскресенье заходил с отцом в Лавку Магловских Товаров на Диагон-аллее, - ответил Дик. – Это – одна из немногих вещей, к которым прилагалась инструкция, поэтому я её купил.
- Правда здорово? – спросила Клаудия, и я согласилась.
В детстве я часто играла в такие игры с кузинами и подружками. Это обычно случалось в дождливые серые дни. В теплой и светлой комнате было уютно, мама приносила нам какао, а мы болтали и смеялись, попутно бросая кости и переставляя фишки.
- Сейчас мы закончим раунд, и ты сможешь присоединиться, - сообщил Джейсон.
Я не была слишком заинтересована в этой незамысловатой игре, то время, когда это было весело, ушло, но бросив взгляд на Дика, я согласилась.
- Только по-моему, всё же интересней переставлять фишки самостоятельно, а не при помощи магии, - заметила я, когда пришло мое время присоединиться, - какой интерес в том, чтобы просто кидать кубики, и фишки едут сами?
- А какая разница? – спросила Клаудия.
- Ну… так даже не сжульничать, - ответила я, и все засмеялись, начав в один голос кричать о том, какая же я хитрая, и что теперь они будут неотрывно следить за мной.
Позже мы пошли в Шоколадушку и я завела беседу о предстоящей конференции. Дик заинтересовался моим проектом, но как только я начала вдаваться в подробности, пытаясь объяснить всю гениальность того, что сделал Вейнс, Дик начал хмурить брови.
- Всё-таки, я не понимаю, неужели никто до Вейнса не мог такого сделать? – спрашивал он.
- Если и мог, то никому об этом не известно. Часто бывает, что секреты зельеварения держатся внутри семьи или между учителем и учеником, - объяснила я.
Но Дик не остался доволен таким объяснением. Он спрашивал, я отвечала, и стоило моему рассказу стать менее научно-популярным, как у него тут же появлялись вопросом. Я чувствовала себя неуютно с собеседником, который не просто не понимал того, чем я восторгалась, но пытался оспорить значимость предмета моего восхищения.
Но еще хуже стало, когда Дик попытался перевести тему на разговор о его дипломе. Оказалось, что я в его науке смыслю не больше, чем он в моей. И это неприятное ощущение не клеящейся беседы усилилось.
Впервые за всё наше знакомство с Диком, я была рада, когда он ушел.

0

6

5

Всегда найдутся люди, которые причинят тебе боль. Нужно продолжать верить людям, просто быть чуть осторожнее.

19 октября, понедельник
В понедельник утром произошло нечто из ряда вон выходящее. Позже я выяснила, что виной тому была Клаудия с её Морфеем – она забыла установить ограничение времени действия на этот магический предмет, и мы проспали почти до самого вечера, с летающей по комнате крылатой фигуркой, навевающей нам цветные сны.
Разбудил нас стук в дверь – это была Мари, которая зашла поинтересоваться, почему нас не было на парах. Мы с Клаудией не сразу поняли, о чем идет речь, но когда ситуация прояснилась, я пришла в ужас.
- Мы пропустили лекцию профессора Вейнса! – воскликнула я почти в панике.
- Спокойно, Гермиона… - произнесла Клаудия, сама казавшаяся задумчивой.
Я сжала зубы и прорычала что-то нечленораздельное. Затем приступ ярости отступил, а способность изъясняться человеческим языком вернулась ко мне, и я сказала подруге:
- Это твоя вина. Сколько раз я говорила тебе использовать зелье Сна без сновидений? Ты же все-таки будущий зельевар… по крайней мере, вчера вероятность этого была очень высокой!
Клаудия закатила глаза:
- Не драматизируй. А зелье Сна без сновидений я не хочу использовать именно из-за отсутствия сновидений. В твоей же книжке – вон той, красненькой – написано, что сны важны для человеческого мозга и помогают ему справляться со стрессами.
Я нервно вздохнула.
- Посмотрим, как ты справишься со стрессом по имени Персеус Вейнс, - заметила я.
- Как? – Клаудия готова была рассмеяться. – Как его зовут? – повторила она.
- Ужас Стоунхеджского Университета, вот как, - огрызнулась я, надевая мантию. – Я в профессорский городок.
- Зачем? – спросила Клаудия, но тут же сама сделала свои выводы, и заговорщически произнесла, - Ааа! За меня тоже замолви словечко, ок?
Я скрипнула зубами и вышла из комнаты.
Сама того не заметив, я добежала до дома Вейнса-Питч и постучала в коричневатую дверь преподавателя по Ядам. Мне никто не ответил. Я постучала снова. Поняв, что профессора нет дома – да и засмущавшись от любопытных взглядов проходящих мимо преподавателей – я решила придти позже.
Я знала, что профессор Вейнс, как человек скрупулезный и гордый, ни за что не оставит без внимания столь наглую выходку, как прогул его лекции. И если бы я была кем угодно, но не Гермионой Грейнджер, надежда на то, что он не заметил моего отсутствия, имела бы право на существование. Но, как справедливо заметила Клаудия, Вейнс уделял мне особое внимание с самого первого дня нашего знакомства…
Но увидеть я хотела его не только для того, чтобы заверить в собственной невиновности. Мне необходимо было договориться по поводу предстоящей встречи в четверг. И, пожалуй, удостовериться, что он не возненавидел меня за такое проявление неуважения.
Размышляя об этом, я устало прислонилась спиной к шершавой двери, и едва не упала, когда та открылась, впустив меня в дом.
Настороженно и удивленно я вошла внутрь и оказалась в небольшой прихожей с лестницей, ведущей на второй этаж, и дверью в другую комнату. Было тихо.
Я немного испугалась, что дверь была так беспечно оставлена открытой – это не было похоже на профессора Вейнса, оставлять дом не запертым. Так мне, по крайней мере, казалось. Я немного помялась в прихожей, не зная, как быть. Следовало бы уйти, но чувство беспокойства и «синдром Гарри Поттера» породили во мне желание пройти дальше, убедиться, что с профессором ничего не случилось и… говоря откровенно, хотя бы одним глазком взглянуть на его жилище. Дом человека может сказать о нем больше, чем многое другое, и я, хотя и не страдала повышенной любознательностью когда дело касалось личной жизни посторонних людей, всё же была немного заинтригована.
Я открыла дверь, ведущую в следующую комнату, и оказалась в небольшой гостиной, отделенной от кухни лишь полками с книгами. Гостиная казалась необжитой. Личных вещей не наблюдалось ни на полках, ни на камине, ни на журнальном столике. Вокруг царил порядок, который, кажется, не тревожили уже много дней. Я подумала, что именно в таком виде профессор Вейнс обнаружил комнату, когда въехал в дом, сменив профессора Торрента. Пыли, однако, нигде не было, но за это, я полагаю, следовало благодарить эльфов.
Я подошла к полкам с книгами. Почти все из них не представляли собой никакой большой ценности – всё то, что можно найти в любом книжном магазине за совсем небольшие деньги. Некоторые экземпляры не были связаны с зельеварением, но касались разных других областей магической науки. Я не стала тщательно исследовать тома, потому что была уверена – ничего экстраординарного в этой комнате нет. Скорее всего, всё самое интересное – а таковое у Вейнса безусловно имелось – находилось в комнатах, которыми он пользовался чаще, чем этой неуютной гостиной. Может быть даже, книги, которые я созерцала, принадлежали вовсе не Вейнсу, а прежним хозяевам дома.
Я как раз хотела пройти к кухне, когда услышала где-то наверху стук. То хлопнула дверь. Затем послышались шаги. Кто-то – я всё же надеялась, что это был профессор Вейнс – спускался по лестнице. Мое сердце бешено забилось. Я вдруг почувствовала себя мелким воришкой, которого вот-вот поймают за руку. Я начала судорожно оглядываться, размышляя, куда бы встать, или сесть, какую позу принять, с чего начать разговор.
Шаги приближались. То были уверенные, твердые шаги, таившие в себе угрозу. Каждый стук каблуков о деревянные ступени сообщал о решительности и недовольстве идущего. Мое напряжение достигло предела. На секунду в мой мозг забралась идея о том, чтобы выскочить через окно, или спрятаться за диван. Но вот звук шагов прекратился. Я нервно сглотнула. Руки дрожали, и я, чтобы скрыть волнение, спрятала их за спину. Дверь медленно открылась, и в комнату вошел профессор Вейнс. Несмотря на невысокий рост и отсутствие ярко выраженной мускулатуры, он выглядел внушительно. Он казался выше своего роста, и я, несмотря на то, что наши глаза находились примерно на одном уровне, смотрела на него снизу вверх.
Профессор сложил руки на груди, но затем сменил положение и прислонился к спинке дивана, сжав одной рукой резное дерево. Всё это время он неотрывно смотрел на меня пронзительно зелеными глазами. Не выдержав безмолвного давления, я начала оправдываться:
- Вы, наверное, хотите узнать, что я здесь делаю, сэр? – спросила я чуть дрожащим голосом, и не получив ответа, продолжила. – Понимаете, я хотела придти к вам, чтобы договориться по поводу четверга, - я избегала взгляда профессора, хотя и не была уверена, что это хорошая идея, ведь он мог подумать, что я вру, - а еще… точнее… ладно, это пока не важно… Я стучала, но никто не ответил. А затем я случайно толкнула дверь, и она оказалась открытой. Тогда я испугалась, вдруг с вами что-то случилось, и решила войти и проверить.
Я виновато опустила голову, всё еще боясь смотреть на Вейнса. Но пауза затянулась, он всё еще молчал, и я рискнула поднять взгляд. Профессор смотрел на меня в упор, его губы были плотно сжаты, а глаза метали молнии. Он был зол, и вопрос был в том, позволит ли он своему гневу выплеснуться наружу, или же я успею убежать.
- Извините, - отчаянно произнесла я, сделав небольшой шаг к двери, ведущей в прихожую, - мне не стоило так поступать. Прошу прощения. Я просто хотела поговорить по поводу четверга. Но, кажется, сейчас не время. Я… подойду к вам позже.
- Мисс Грейнджер… - процедил сквозь зубы профессор Вейнс, - больше никогда в своей жизни не заходите в мой дом, если я сам вас не приглашу.
У меня по коже побежали мурашки от того, каким злобным был голос преподавателя. Я закивала головой.
- Да, сэр. Конечно, сэр.
- А сейчас уходите. Живо!
Я с удовольствием приняла предложение покинуть «гостеприимный» дом и выскочила из гостиной словно пробка из шампанского.

22 октября, четверг
В четверг я пришла к лаборатории. Вейнса с понедельника я не видела, и потому не была уверена, обнаружу ли его. Но он действительно был в том помещении, которое показывал мне ранее, внимательно читая какой-то пергамент.
- Вы прочитали всё, что я вам сказал? – спросил он без приветствий, не отрываясь от своего чтения.
Мои брови невольно взлетели вверх, заставляя мое лицо выражать легкое удивление.
- Да, сэр, - ответила я.
- Тогда прочтите вот это, - он постучал пальцем по пергаменту, который положил на стол, а затем встал со стула и подошел к котлу, с томящимся в нем зельем.
Я, все еще находясь в некотором недоумении, подошла к столу и впилась глазами в текст. Рукопись. Судя по дате – пятнадцатый век. Я тут же забыла обо всех волнениях и ничего не значащих глупостях, и углубилась в работу.

23 октября, пятница
В пятницу я снова встречалась с Эмилем. Убедившись, что подготовка к конференции идет по плану, я позволила себе поболтать с молодым человеком о делах, не касающихся нашего общего задания. Я в общих чертах рассказала ему о том, что сама готовлю к конференции совместно с профессором Вейнсом, и Эмиль был восхищен. Понравилась ему и тема моего будущего диплома. Мы обсудили яды, Эмиль многое знал о них, а вскоре заговорили об отдыхе и о квиддиче.
Если в первые дни нашего знакомства Эмиль показался мне очень застенчивым, то теперь я поняла, что он смущался лишь посторонних людей. После нескольких душевных бесед он стал вести себя со мной более раскованно и превратился в моих глазах в самого милого мальчика во всем Стоунхенджском университете.
- Я не могу сказать, что ярый поклонник квиддича, - говорил он с очаровательным французским акцентом, - но я хочу ходить на матчи, потому что мне кажется это веселым занятием. Я имею в виду, все эти встречи, сидеть в кафе, общение с игроками и болельщиками. Понимаешь?
Я улыбнулась кончиками губ и кивнула. Еще бы я не понимала!
- Но я не совсем дружу с теми, с кем было бы ходить на квиддич.
- Но ты можешь ходить со мной и Клаудией, - ответила я с несвойственным мне радушием.
- О, это было бы просто замечательно! – воскликнул Эмиль и, слегка покраснев, смущенно отвел взгляд в сторону.
Тем же вечером, когда я сказала Клаудии о том, что с нами на матч идет Эмиль, она тут же принялась расспрашивать меня о молодом человеке.
- Ну, он тебе вообще как, нравится? – спрашивала она, и я со стоном падала на кровать.
- Не знаю я! Он… хороший. Очень хороший.
- Но он тебе нравится? – настаивала подруга.
- Да не знаю я! Он мне… никак. Он замечательный… человек, но я не могу сказать, что испытываю к нему какие-то «романтические», - это слово я произнесла язвительно, - чувства.
На такой ответ Клаудия просто закатила глаза.
- Ну, хорошо, но только ты его сразу, того, не посылай, - посоветовала она.
- Как я могу его «послать», если он пока что даже не… не вызывал такой необходимости? Мы просто общаемся. Как друзья.
- Ооо, опять ты «просто общаешься»! С Диком ты просто общаешься, с Эмилем… Ты хочешь навсегда остаться старой девой, я не пойму?
Этот выпад меня разозлил. Я вскочила с кровати.
- А по-твоему, главная цель моей жизни – найти себе молодого человека?! – воскликнула я. – Если у меня никого нет, то я что – ущербная какая-то? И из желания иметь бойфренда должна впиваться когтями в любую особь мужского пола? Или радоваться каждый раз, когда кто-то обращает на меня внимания и, не задумываясь, начинать с ним какие-то романтические отношения?
Клаудия вздохнула.
- Я не то имела в виду. Я просто беспокоюсь о тебе.
- В таком случае, не надо! – крикнула я. – Не надо. Лезть. В мою. Личную. Жизнь.
Подруга обиженно надула губки.
- Ну хорошо. Я же как лучше хотела.
С этими словами она взяла в руки волшебную палочку и занялась своим маникюром. Я, решив, что ближайшие двадцать минут мне будет лучше не находится в одной комнате с Клаудией, отправилась в душ.

24 октября, суббота
В субботу настал долгожданный матч. Я скучала по Дику и, уставшая за неделю, с нетерпением ждала нашей с ним встречи. Тем более, что в последний раз мы расстались очень по-доброму, хотя и немного пресытившимися друг другом.
В матче команда Триффани колледжа не участвовала, и Дик с Джейсоном сидели на трибунах. Правда, между мной и Диком совершенно ловко уселся Эмиль, с несвойственной ему настойчивостью, и даже наглостью, заняв это место. Но я подумала, что это даже может оказаться мне на руку – я могла бы заставить Дика ревновать, будучи милой с Эмилем.
Но, к сожалению, ничего не вышло. Эмиль был молчалив и замкнут, а я никогда не умела быть достаточно настойчивой в отношениях с молодыми людьми, и тем более не умела флиртовать так, чтобы это не выглядело глупо и наигранно.
В кафе ситуация изменилась, но в худшую сторону: Дик теперь совсем не обращал на меня внимания, полностью поглощенный разговором с Картером и Джейсоном о предстоящем матче – в следующую субботу в наш университет приезжала команда Сэлемского Магического Университета из Америки. Эмиль был вовлечен в какую-то потрясающе неинтересную беседу с Клаудией, а я молча потягивала из трубочки Капризную Ведьму.
Вскоре я впала в уныние, и жалость к себе, а также полное отсутствие интереса к моей персоне со стороны хотя бы кого-то из сидящих за столом, заставили слезы появиться на моих глазах. Я быстро ушла в уборную, где попыталась придти в себя. Ничего не вышло, и я незаметно для ребят – что было несложно – выскользнула из дамской комнаты, проскочила между парочкой столиков и покинула кафе.

25 октября, воскресенье

В воскресенье я не поехала ни домой, ни в гости к друзьям. Во-первых, нужно было заняться кое-какими делами по учебе, а во-вторых, у меня не было никакого настроения видеть людей.
Клаудия отправилась куда-то на весь день с Джейсоном, и я могла просто побыть в комнате одна. Отказавшись идти на обед, я с совой заказала пиццу, и, устроившись на кровати, принялась читать художественно-литературную книжку. Роман в стихах о любви. Мысли, конечно, постоянно возвращались к Дику. Когда же я дошла до той части, где главная героиня написала письмо своему возлюбленному, опасаясь его презрения, но всё же открывая собственные чувства, я захлопнула маленький томик и схватилась за пергамент и перо. Ах, если бы я прежде дочитала роман!
Но я была полна решимости. Ведь, если судить объективно, не было ничего позорного в том, что я испытывала определенные чувства к некоему молодому человеку. В этом не было ничего постыдного, ничего такого, чего стоило бы стесняться. А если бы – ну вдруг! – его чувства оказались взаимными? Мы бы, наконец, смогли свободно говорить о них. Почему-то дальше я представить не могла. Мое воображение никогда не рисовало радужных картинок нашего беспечного будущего. Для меня существовало только «сейчас», и чувства и мысли, которые одолевали меня «в этот самый момент». Так было не со всем – только с Диком.
В любом случае, письмо написать было необходимо. Просто невозможно было больше томить себя этой неопределенностью. Ведь, что бы я не говорила Клаудии, и даже себе, пока я не получила ответа на вопрос о чувствах Дика ко мне, я в глубине души надеялась, что они взаимны.
Несколько пергаментов было испорчено посланиями, которые никак не могли удовлетворить меня. Я хотела, чтобы письмо выглядело естественно, как бы написанное между делом. С оттенком самоиронии и с четким указанием на то, что я уверенна в том, что чувства не взаимны. Чтобы у него не сложилось впечатления, что я на что-то надеюсь.
В результате у меня вышло такое послание:
«Привет, Дик!
Жаль, что мне пришлось уйти из кафе, не попрощавшись, но мне показалось, что в моем присутствии не было необходимости. Знаешь, со мной так всегда: ребята, которым нравлюсь я, не интересны мне. В меня даже влюблялись, а я была равнодушна, хотя и надеялась, что что-нибудь выйдет...
А вот те, кто нравился мне, не обращали внимания на меня. Это было что-то вроде мести. Равновесие во вселенной. И в который раз мне приходится узнать, как это неприятно, когда тот, кто тебе действительно нравится, относится к тебе просто как к другу.
А еще меня расстраивает то, что я пишу всё это и чувствую себя совершенно глупо»
Решив не перечитывать эту глупость, я пихнула письмо сове и уселась на кровать, обняв коленки. Сперва я думала о том, что ответит Дик, перебирала в голове возможные варианты, вспоминала, что именно написала, и теперь понимала, что стоило все сформулировать немного иначе, короче, ясней…
Через пару часов я начала жалеть о содеянном. Дик не отвечал, а я извелась, думая, возможно ли вернуть письмо, или сделать что-то, что бы Дик его не прочитал. Я ругала себя последними словами и нервно доедала пиццу.
Спустя еще пару часов я убедила себя, что всё сделала правильно, что давно пора всё выяснить.
Чуть позже я, уже сидя на полу, теребя пальцами небольшой коврик, сожалела о своем поступке. Интересно, а что чувствовала героиня книжки, когда отправила послание своему возлюбленному? А ведь в те времена на такой шаг вообще могла решиться редкая женщина! Сейчас взгляды на взаимоотношения полов стали более либеральными.
Я взяла томик и продолжила чтение. Ни чем хорошим история не закончилась – молодой человек отверг чувства девушки, а позже, когда он снова встретил её и, наконец, полюбил, она уже была замужней женщиной. Роман и без того производил очень сильное впечатление – чувства, переживания персонажей передавались такими правильными словами, каждая строка была прочувствованна… но с тем, как близка тема была мне в тот самый момент, произведение вызвало в моей душе настоящую смуту. Я не знала, что мне делать, не знала, чем себя занять. Что-то ныло в душе, все желания пропали, наступила апатия, прерываемая вспышками гнева. То мне было все равно, что напишет Дик, то вдруг хотелось кричать и взрывать всё вокруг, и затем снова равнодушие. Я бродила по комнате, брала в руки разные предметы, и клала их обратно. Я пыталась спать.
Это было какое-то воспаление сердца.
Продолжалось всё до позднего вечера. Наконец, прилетела сова с ответом. Я дрожащими руками отвязала от её лапки письмо и медленно развернула его.
«Дорогая Гермиона, - было выведено знакомой рукой, - честно говоря, я не знаю, что тебе ответить. Понимаешь, я сам в себе еще не разобрался. Серьезно… я просто ничего не понимаю»
Я перечитала эти строки несколько раз. В душе зародился гнев. Я была действительно зла, ведь он не развеял мои сомнения. Более того, теперь я раскрыла ему душу, а он остался закрыт для меня.
Но теперь я хотела взять свои слова назад, как-то показать ему, что для меня это ничего не значит.
Я ответила ему, что не нуждаюсь в его ответах, и вообще, ему стоит забыть о том, что я написала утром. Возникла мысль сообщить, что утреннее письмо было вызвано тем, что я отравилась пиццей, но это показалось мне слишком натянутой отговоркой.
Спустя полчаса пришел ответ, в котором Дик выражал надежду на то, что мы всё же останемся друзьями.
«Конечно, - ответила я, - останемся». Моё лицо отчего-то горело, а по щекам катились слезы обиды.

26 октября, понедельник
На следующий день на лекции у профессора Вейнса я сидела рядом с Клаудией, и мне очень хотелось поделиться с ней всем, что произошло между мной и Диком. Мне хотелось показать ей, что я была права, и что если я и останусь старой девой, то не по собственной вине. И еще… мне, возможно, впервые в жизни, захотелось «девчачьего разговора». Впрочем, я всё еще сомневалась в том, стоит ли воплощать намерения в жизнь. Тем более, разговаривать на занятиях по Ядам было бы совершенно неправильно. Но тут Клаудия, с присущей ей интуицией, поняла, что мне хочется поговорить с ней. Достав из сумки чистый лист пергамента, она написала:
«Что делала вчера?»
«Переписывалась с Диком», - ответила я.
«Опять? И о чем на этот раз?», - спросила Клаудия, и я рассказала.
Рассказала с как можно большей язвительностью, чтобы и она решила, что для меня это ровным счетом ничего не значит, что это было лишь временное помутнение рассудка. Просто хорошая шутка, чтобы посмеяться пару месяцев спустя.
Дописав последнее предложение, я хотела было передать пергамент Клаудии, но тут, как в страшном сне, рядом с моим левым ухом раздался голос:
- Посмотрите, как усердно мисс Грейнджер пишет конспект. Вам всем стоит взять с нее пример.
Я, не поднимая головы, не желая встречаться взглядом с профессором Вейнсом, попыталась быстро спрятать записку под пергаменты, на которых писала конспект лекции, но преподаватель оказался более ловким, чем я.
- Вы не имеете права! – воскликнула я, намереваясь отобрать у него пергамент с моей исповедью.
Но Вейнс уже сложил его вчетверо и спрятал в карман.
- Вы хотите, чтобы я напомнил, на что ВЫ не имеете права? Быть может, поговорим о том, как вы вломились в мой дом? – издевательски произнес он.
Я поджала губы и отрицательно покачала головой.
Вейнс продолжил лекцию. После занятия он еще не успел попросить меня задержаться, как я подошла к его столу.
- Профессор Вейнс, извините, что я писала на вашей лекции не конспект, но всё же, будьте добры, отдайте мне мою записку.
Но преподаватель, достав, пергамент из кармана, развернул его и впился взглядом в тест.
- Так-так, давайте сперва посмотрим, что же было важнее, чем пять способов спасения человека от яда Кобылий Сон…
И он начал читать, едва заметно шевеля губами и иногда изображая удивление или насмешку. В первые секунды я была готова умереть от стыда, но затем гнев, порожденный еще Диком, возобладал над смущением. Однако и это чувство исчезло, когда Вейнс поднял на меня не выражающие никаких эмоций глаза, и произнес:
- Что ж, мисс Грейнджер, - он протянул мне пергамент, - вам стоит подумать над своими приоритетами. И я хотел напомнить вам о том, что мы встречаемся в четверг. Постарайтесь не опаздывать, и впредь уделяйте внимание тому, что я говорю. Посторонние вещи должны оставаться за пределами лектория и лаборатории. Это ясно, мисс?
- Да, сэр, - ответила я бесстрастно.
Когда я уже почти вышла из аудитории, до меня донесся его голос:
- И мисс Грейнджер. Совет на будущее – девушка не должна делать первый шаг. Мужчины – охотники, легкая же добыча менее интересна.
Я ничего не ответила и вышла в коридор.

31 октября, суббота
Неделя прошла в учебе и выполнении каких-то важных дел и поручений, и суббота была долгожданной и желанной. Во многом из-за того, что мне предстояло впервые увидеть Дика после письма.
Когда мы пришли к полю для квиддича, там было уже довольно много зрителей, и еще больше должны были придти позже. Игра с командой Сэлема была очень важна, так как до этого два года подряд наша команда проигрывала именно сэлемцам. Конечно, команда Тридевятого Университета из России тоже была сильным соперником, но во многом положение Стоунхенджа в турнирной таблице Чемпионата Магических Университетов определял сегодняшний матч.
Мы прошли к привычным местам и сели как и в прошлый раз: Клаудия слева, Эмиль справа от меня. Даже я находилась в некотором волнении – несмотря на то, что квиддич, как вид спорта, был для меня равен по важности внутренней политике Новой Зеландии, но честь университета это совсем другое дело.
Пока мы ждали начала матча, Клаудия завела привычный девчоночий разговор. Она делилась какими-то очередными сплетнями, когда вдруг воскликнула:
- А, и этот чувак разговаривал сегодня с Вейнсом! Может, они учились вместе? Тогда выйдет, что Вейнс действительно учился в Сэлеме, как я и думала.
Я, услышав имя преподавателя, обратила внимание на болтовню подруги.
- Почему ты решила, что профессор учился в Америке, а не здесь? – спросила я.
- Гермиона! – возмущенно произнесла Клаудия, и активно жестикулируя, начала говорить. – Я же тебе рассказывала о том, что я спрашивала про него у папы, и он сказал, что Вейнс учился не в Стоунхендже. Но где, говорить не стал, потому что это, якобы, не моего ума дела. И тогда я решила, что это может быть только Сэлем. Для Айяваски у него слишком традиционный подход и традиционные знания. Вспомни, когда в позапрошлом году у нас в гостях были эти шаманы из Перу – Вейнс на них ни капли не похож. Тоже самое с Африкой, там, по-моему, белых вообще почти нет. Ну, и тоже своя специфика. Остается или Сэлем, или Тридевятое. Но Вейнс так хорошо знает английский, и вероятность, что он учился в Америке, а не в России гораздо выше.
Я внимательно выслушала умозаключения Клаудии и ответила:
- А ты не думаешь, что он мог просто получать домашнее образование? Как Джина, например, или Кеннет? Только они получили дома школьное образование, а он университетское.
- Нет, Гермиона, чтобы работать преподавателем, нужно получить степень Профессора Магии. Волшебник может быть Мастером – для этого ему не нужны никакие документы, только талант, но чтобы быть еще и Профессором, нужно получить диплом одного из пяти университетов. Конечно, можно тупо учиться самому и просто сдать в универе все экзамены. Но ты представь, какой это кошмар! Сдать все экзамены за раз, всё это выучить самому… беее.
Я пожала плечами.
- Для некоторых это не такие уж трудности, - ответила я, - тем более для профессора Вейнса. Он создает впечатление очень умного и разностороннего человека.
Клаудия на время замолкла. Затем она задала вопрос, который одновременно разозлил меня и развеселил:
- Так значит, он тебе тоже нравится?
В голосе её слышалось торжество. Я покачала головой, как бы говоря «Ты не исправима».
- Сколько можно задавать одни и те же вопросы?
- Столько, сколько нужно, чтобы получить ответ, - парировала Клаудия.
Я вздохнула.
- Он хороший специалист, - сказала я, наконец, - его интеллект не может не поражать.
- Ну а как мужчина?!
- У него приятная внешность…
- Да!
- …хотя немного смазливая.
Клаудия придвинулась ближе ко мне, воодушевленная тем, что мы, наконец, обсуждали профессора Вейнса.
- Дик тоже смазливенький! – возразила она.
- У него более… тонкие черты лица… Но это не важно, Клаудия. Внешность, уж прости за банальность, не имеет значения. Если я буду обращать на это внимание, то мне придется сделать своим избранником вон, Крипса, например. Только в этом случае я буду красивее, чем мой бойфренд.
- Гермиона! – тут же воскликнула Клаудия. – Как ты можешь так говорить! Ты у меня красавица!
Она крепко обняла меня и я поморщилась. Героически вытерпев объятие, я продолжила.
- Всё это, как я сказала, не важно. У обсуждаемой проблемы есть два – нет, даже три – аспекта. Во-первых, профессор Вейнс, при всех его замечательных качествах, очень тяжелый человек. Он замкнутый, скрытный, легко раздражаемый, иногда даже злой. И очень властолюбивый.
- Ты только что описала себя, Герми, - шутливо отозвалась Клаудия, за что я наградила её суровым взглядом.
- Как ты понимаешь, столь нелицеприятные личные качества не могут быть привлекательными для молодой девушки без извращенных наклонностей, - продолжила я после некоторой паузы. - Во-вторых, помимо уважения и обычной человеческой симпатии, для возможности романтических отношений нужно что-то большее. Какой-то импульс, особое чувство. Нужно, чтобы я испытывала… ну, ни чем не объяснимый трепет.
- Трепет в отношении Дика уж точно объяснимым назвать нельзя, - пробормотала Клаудия, но я предпочла проигнорировать этот выпад.
- Наконец, в-третьих, эта мнимая симпатия профессора Вейнса ко мне существует только в твоем воображении.
- Не только в моем!
- Хорошо, - легко согласилась я, - не только в твоем, но еще в воображении таких же сплетниц, которым не чем больше заняться, как обсуждать посторонних людей, как ты.
Клаудия скривила рожицу, ничуть не обидевшись. Немного помолчав, она произнесла:
- Ну ладно. Но я так и не поняла, он тебе все-таки нравится, или нет?
Я лишь застонала, обняв голову руками.
Вдруг кто-то позвал меня с верхнего яруса. Я оглянулась, чтобы увидеть, кто это был. Далеко позади и значительно выше нас сидела Мари с её приятелями. Она помахала мне рукой и изобразила жестами, что её всё-таки затащили на квиддич, как она не сопротивлялась. Я улыбнулась, и хотела было повернуться обратно, как боковое зрение отметило нечто, что заставило меня замереть на несколько секунд. Я повернулась еще чуть-чуть, чтобы увидеть, что прямо позади меня восседал профессор Вейнс. Его руки лежали на коленях, спина была, как всегда, неестественно прямой, а взгляд устремлен вдаль. В следующую секунду он резко перевел взгляд на меня и сфокусировал его на моем лице. Зеленые глаза поймали мои в плен на несколько томительных мгновений, а затем отпустили. Я вернулась в нормальное положение, бездумно уставившись на поле. В голове пульсировала лишь одна мысль «Слышал ли он, что мы о нем говорили?».
Примерно через минуту, выждав, чтобы Вейнс, наблюдай он за мной, не подумал, что это как-то связано с ним, я склонилась к Клаудии и прошептала ей на ухо как можно тише:
- Только не оборачивайся. Там сзади сидит профессор Вейнс.
Глаза Клаудии на мгновение удивленно расширились. Затем лицо её приобрело испуганное выражение.
Дальше мы старались вести непринужденную беседу, пытаясь вовлечь в неё и молчаливого Эмиля, но я видела, что Клаудия, как и я, испытывает некое чувство дискомфорта.
Игра вышла довольно длинной, борьба была напряженной. Вейнс, как я заметила, ушел примерно через час, или чуть больше, после начала, и мы с Клаудией смогли обсудить свои переживания.
Наконец, сэлемский ловец поймал снитч. Трибуна болельщиков, приехавших из Америки, взорвалась криками и аплодисментами. Стоунхенджцы вяло хлопали, члены команды со скорбными лицами удалялись с поля.
По пути к кафе, я слушала рассуждения Джейсона о том, что если тридевятцам удастся разбить сэлемцев, а наша команда, в свою очередь, сумеет побить тридевятцев, то у нас еще есть шанс выиграть чемпионат. В общем, было еще не всё потеряно.
Однако проигрыш сказался на настроении ребят и посиделки в кафе оказались довольно скучными. Даже Кеннет, который сегодня впервые вылетел на поле в составе сборной университета, почти не приставал ко мне. Он попытался погладить мое колено, за что получил несколько болезненных волдырей на ладонях, и после этого успокоился и принялся топить горе в эльфэле.
С Диком мы почти не разговаривали, потому что тот тоже был очень расстроен, и я решила не лезть с расспросами. Он как будто бы не игнорировал меня, и даже несколько раз обратился ко мне лично, но беседа не вязалась.
Однако, я надеялась, что ситуация изменится ночью – ведь был Хэллоуин.

Ночь с 31 октября на 1 ноября
Мы с Клаудией вернулись в общежития за пару часов до начала вечеринки и, поспорив немного из-за того, кто первым пойдет в душ, принялись собираться, прихорашиваться, краситься и выбирать наряды.
К выбору костюма я подошла без фантазии. На мне был костюм маглы, что в магическом мире в Хэллоуин выглядело вполне закономерно. Свободные джинсы, едва не спадающие во время ходьбы, и простая белая майка, создающие слегка небрежный образ, были здесь диковинкой. Да и мои любимые кеды Etnies не часто топтали земли Стоунхенджского университета.
Клаудия нарядилась Иляной Косынзяной, героиней румынских сказаний, которая, по уверениям Клаудии, была её далеким предком. По большому счету, никаких отличительных черт у Иляны не было – просто красивая румынская девушка. Разве что, наряд её по легенде был сделан из цветов, но цветочный орнамент вообще характерен для румынского народного костюма, который Клаудия в результате долгих раздумий и надела. О том, что она изображала именно Иляну, впоследствии сообщалось каждому, кто имел несчастье заговорить с моей подругой. Чтобы «дополнить» свой костюм, она убедила и Джейсона нарядиться персонажем из сказок её страны – Фэт-Фрумусом.
- Вроде как Прекрасным Принцем по-вашему, - пояснила Клаудия, когда я осматривала белую рубаху, подпоясанную широким темным ремнем, и белые брюки Джейсона, заправленные в коричневые сапоги.
Клуб, где проходила вечеринка, поражал воображение своим внутренним убранством. Всё, что только можно было превратить из повседневного в соответствующее празднику, было превращено. Всё, что можно было переименовать – переименовано.
Сперва у нас всех было приподнятое настроение. И даже тот факт, что с нами не было Дика, огорчал меня гораздо меньше, чем мог бы. Тем более я знала, что он должен был придти позже.
Долгое время мы провели вместе с Эмилем. Он был не слишком разговорчив, что мне вполне импонировало, и очень вежлив и обходителен, что было приятно вдвойне. Но вскоре я начала скучать. Мы немного потанцевали, немного выпили, немного поговорили. Но на этом список занятий, которые могли нас развлечь, закончился. Немного побродив по клубу, я сообщила всем, что отправляюсь в общежития, потому что очень хочу спать. Кажется, кто-то вызвался меня провожать, но я отказалась, порядком уставшая от шумной компании. Хотелось тишины и одиночества.
Однако планы мои несколько изменились, когда, вместо того, чтобы идти к Фламельс колледжу, я пошла прогуляться в Профессорский садик и встретила там профессора Вейнса.
Я радостно поздоровалась с ним и получила в ответ сдержанное приветствие.
- А вы что, идете в клуб? – поинтересовалась я, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, чтобы идти рядом с профессором.
- Нет. Конечно, нет, - ответил Вейнс тоном «что бы я делал в этой дыре?».
- А я была там, но мне стало скучно, - сообщила я, удивляясь собственной разговорчивости, - кажется, все эти корпоративные вечеринки не по мне.
- В таком случае, зачем вы мучаете себя и продолжаете их посещать? – поинтересовался Вейнс, явно лишь из вежливости поддерживая разговор.
- О, ну, нужно иногда добавлять разнообразия в жизнь. К тому же, это очень обидно, слушать на следующий день рассказы о том, как было весело, и чувствовать себя последним неудачником. Знаете, несмотря на мою необщительность, мне не нравится быть аутсайдером.
- Кажется, вы наговариваете на себя, называя себя необщительной, - заметил профессор с язвительными нотками в голосе.
- Нет, вообще-то я действительно… это просто на меня что-то нашло… а куда вы, простите за нескромный вопрос, направляетесь?
Профессор чуть повернул голову и вопросительно посмотрел на меня. Расчетливый взгляд – и он решил, что в этот раз всё же снизойдет до ответа.
- В каминную.
- Вы уезжаете? – спросила я удивленно. – Надолго?
- Нет, мисс Грейнджер, - теперь уже не скрывая раздражения, ответил Вейнс, - на воскресенье.
- Ой, простите, сэр. Я действительно непростительно любопытна. А позвольте мне проводить вас до каминной?
- Это еще зачем?
- Я всё равно гуляю. А так у прогулки будет цель.
Вейнс нахмурился.
- В такое время вам одной гулять вообще не следует. Идите-ка лучше в свой колледж.
Но я продолжала идти рядом, не отставая ни на шаг.
- Не стоит беспокоиться, сэр. Я могу за себя постоять. Тем более, что со мной может случиться здесь, в Стоунхендже?
- Что угодно, мисс Грейнджер. Что угодно.
Мы уже обогнули Райдо колледж и шли по темной аллее, ведущей в город. Профессор становился всё мрачнее и мрачнее и казался нервным, постоянно поглядывая на часы на Старой Башне. Внезапно Вейнс остановился.
- Я что, неясно сказал вам? Отправляйтесь в общежития. Мне не требуется сопровождение.
Я немного растерялась. Несколько минут назад мне показалось, что он не имел ничего против моей компании, хотя и был деланно груб и безразличен. Но теперь я видела, что он действительно хотел, чтобы я ушла. Это немного задело меня. Всегда неприятно ощущать, что твое присутствие рядом не желательно. Опустив голову, я пробормотала «прошу меня простить, сэр» и пошла в обратном направлении к Профессорскому садику.
Вернувшись к излюбленному месту прогулок, я углубилась в размышления об отсутствии у меня хотя бы толики женского очарования, и, потеряв бдительность, не заметила подстерегающей меня опасности.
Внезапно я услышала шорох и резко достала палочку, но уже в следующий момент она выскользнула из моих рук и улетела куда-то в кусты. Через секунду вокруг меня словно из темноты ночи материализовались люди в капюшонах. Их было около семи, но я почти не успела разглядеть их, потому что следующим заклятием они перевернули меня вниз головой и мантия, которую я надела поверх «костюма маглы» задралась, закрыв мне обзор. Однако я могла слышать их. Они не переговаривались, но перемещались вокруг меня. Не надеясь на удачу, я попыталась закричать, но, как я и думала, на меня было наложено заклинание немоты. Наконец, низкий мужской голос торжественно произнес:
- Братья мои, мы собрались здесь дабы провести суд над этой грязнокровной ведьмой!
Я мысленно застонала. Очередные борцы за чистоту крови. Волдеморт погиб, многие Пожиратели смерти были мертвы или отбывали срок в Азкабане, но их идеи, кажется, были вечны. После войны долгое время ревнители чистокровия вели себя тихо, но нет-нет, да появлялись какие-то сообщения о преступлениях, совершенных на почве ненависти к маглорожденным колдунам и ведьмам. И теперь жертвой этих сумасшедших стала я. И где? В Стоунхендже!
Я пыталась сообразить, что же мне делать, как спастись, ведь я не знала, что было у этих «братьев» на уме. Откровенно говоря, мне было страшно. Ужасы войны еще были живы в моей памяти, и я знала, на что способны чистокровные маги, защищая свои идеи. А эти клоуны в большинстве своем вообще гнались не за чистотой волшебной крови, а за «романтикой» этой борьбы. Не было у них ни крепкого ядра, ни реально сильного предводителя – просто студенты, которым показалось хорошей идеей «наказать» какую-нибудь грязнокровку. И теперь они действовали как стадо, коллективный разум, способный на многие зверства. А когда до них, наконец, дойдет, какие проблемы у них могут возникнуть, узнай руководство университета о их милых развлечениях, любая опасность раскрытия сможет толкнуть их на страшный шаг.
Пока я размышляла об этом, прежний голос произнес:
- Каратели! Эта грязная пародия на ведьму заслуживает самого сурового обращения. Она порочит имя Волшебников! Она должна понять, что не заслуживает того, чтобы топтать земли нашего Университета! Так пусть каждый из вас применит к ней проклятие, которое он приготовил для неё, и пусть осознает она, какую ошибку совершила, появившись в магическом мире!
Я напряглась. Мне было страшно, и я очень хотела, чтобы кто-нибудь помог мне. Я начала кричать, надеясь, что заклинание немоты спадет, но из моего рта не доносилось ни звука. Однако я продолжала попытки, еще и потому, что мне как будто бы было легче. Мой страх выходил вместе с воздухом из легких.
Ко мне применили первое проклятие. Мне стало жарко, и постепенно температура начала нарастать. Все тело покрылось потом, становилось все невыносимее и невыносимее. Когда мне стало казаться, что я заживо сварюсь или сгорю, из моих глаз потекли слезы, я задергалась, и послышался смех.
Внезапно все кончилось. Я снова почувствовала осенний ветер, и мне стало очень холодно. Я задрожала.
- Следующий! – крикнул главный их них.
Я снова почувствовала боль – тупую, ноющую, поражающую все тело. Я пыталась не думать о том, что происходило, пыталась абстрагироваться, но это было невозможно.
Третий «каратель» оказался изобретательнее первых. Он применил Проклятие Щекотки. Я против воли засмеялась, начав извиваться, но скоро истеричный смех превратился в безмолвные рыдания. Когда мне уже показалось, что я схожу с ума, всё прекратилось.
В моей голове пульсировали одни и те же мысли: «Когда это кончится? Пожалуйста, пусть это кончится! Пожалуйста!». И мои просьбы были услышаны. Последнее, что я услышала перед тем, как мое тело было мягко опущено на землю, и я потеряла сознание, был гневный голос профессора Вейнса.

0

7

6

Настоящий друг – это тот, кто будет держать тебя за руку и чувствовать твое сердце.

1 ноября, воскресенье

Я очнулась в госпитале. Мне доводилось бывать в нем однажды, когда мы с Клаудией навещали Джейсона, пострадавшего во время ожесточенного квиддичного матча. Голова моя болела, но в общем состояние было расслабленное и апатичное. Как только я открыла глаза, надо мной сразу же склонилось несколько голов. К своему приятному удивлению, помимо Клаудии, я увидела лица Гарри, Рона и Джинни. Выразить свою радость достаточно бурно я не могла по причине физической слабости, но приветствие вышло теплым, и я почувствовала себя лучше.
Ребята не стали сразу же расспрашивать, что со мной приключилось, за что я была им очень благодарна. Случившееся казалось страшным сном, и мне не хотелось ни о чем вспоминать. Оно могло подождать до тех времен, когда я смогу думать об этом с холодной головой и спокойным сердцем.
Ко мне подошел целитель и дал восстанавливающее зелье. Я сразу же почувствовала себя полной сил. Каких-либо физических травм мне нанесено не было, и вся моя слабость была от излишних волнений и психологической усталости. Но друзья и зелье изменили ситуацию. Целитель сказал мне, что нужно еще немного полежать в кровати, но я не хотела валяться в госпитале, когда ко мне приехали гости. Гарри, Рон и Джинни бывали в моем университете всего два раза, и мне хотелось погулять с ними по профессорскому садику и еще раз показать все, что меня окружает изо дня в день. Поэтому я сообщила им о том, что сейчас мне недостает только одного зелья – кофе из Шоколадушки, и именно туда мы направимся. Они, конечно, повозмущались, но когда я заверила их, что, как, возможно, будущий целитель, могу констатировать состояние больного как удовлетворительное и позволяющее ему перемещаться без посторонней помощи на дальние расстояния, они сдались. Так, выждав, когда целитель скрылся в подсобной комнате, я, Клаудия, Гарри, Рон и Джинни, выбежали из госпиталя и пошли гулять.
Сначала, в связи с моим заявлением о том, что мне необходим свежий воздух, мы пошли в профессорский садик. Там-то меня и настигли первые серьезные мысли о происшедшем. Сначала я заметила, что подсознательно стараюсь избегать тропинок, ведущих к месту, где на меня напали. И несмотря на то, что и я, и ребята, намеренно избегали разговоров и том, что случилось – я попросила их об этом как только мы вышли из госпиталя – моя память услужливо подсовывала воспоминания прошедшей ночи.
Наконец, Гарри осторожно спросил, где всё произошло. Я объяснила.
- А как ты думаешь, кто это был? – продолжал он.
- Я уверена, что это были студенты, - ответила я, поняв, что мне стоит забыть о желании беззаботно прогуляться по усыпанным сухими коричневыми листьями дорожкам среди полуголых деревьев.
- Что заставляет тебя так думать? – спросил Гарри, и тон его становился все более профессиональным.
Джинни это не понравилось, и она строго обратилась к нему:
- Гарри, твои расспросы не могут подождать? Гермиона еще не пришла в себя.
- Все в порядке, правда, - уверила я её.
- Ей все равно скоро нужно будет отвечать на те же вопросы, - сказал Рон, - пусть уж лучше она будет к ним готова, правда, Гермиона?
- Да, конечно. Я решила, что это были студенты по тому, *что* они говорили: что я якобы должна пожалеть о том, что мои ноги ступили на земли их университета и все в таком духе. Это могли быть либо преподаватели, либо студенты. Но у нас здесь большинство преподавателей – люди в почтенном возрасте или женщины. Женщины исключаются, поскольку их предводитель обратился к ним как к «братьям», а… а в том, что это могли быть профессора я просто не верю. Слишком все было по-детски непродуманно, как будто бы спонтанно и несерьезно. Я не знаю, я просто думаю, что преподаватели могли бы избрать другой способ выражения недовольства моим происхождением.
На это у Гарри нашлись возражения.
- Если бы кто-то из профессоров открыто выражал своё негативное отношение к маглорожденным, он рисковал бы потерять работу. А собрать вокруг себя единомышленников и напасть на беззащитную ведьму – хороший способ выразить гражданскую позицию без опасности понести ответственность. Но ты не волнуйся, я это так не оставлю.
- Я тоже! – поддержал его Рон.
- Ребята, не стоит принимать это близко к сердцу, - ответила я, - думаю, руководству университета уже известно о том, что случилось и виновники будут найдены.
- Я бы не была в этом так уверена, - заявила Клаудия. – Аналогичные случаи уже были. Помнишь, два года назад напали на Эриха, из колледжа Кассиопеи? Ну, я тебе его показывала, он еще встречался с той девочкой, кузиной бывшей девушки Джейсона.
Я закатила глаза. Конечно, я его не помнила.
- Не важно. В общем, тогда нападавших найти не удалось. А еще когда мы были на первом курсе, двое пытались изнасиловать девочку из нашего колледжа с третьего курса. Но она смогла убежать Она потом говорила, что даже узнала, кто это был, но не стала ничего говорить ни декану, ни кому-либо еще, и эти уроды остались безнаказанными.
- Какое отношение последний случай имеет ко мне? – спросила я.
- А такое, что, естественно, слухи просочились и в среду профессоров, но никто ничего не хотел делать. Руководство решило просто закрыть глаза, раз девочка молчит, потому что зачем им такая ложка дегтя в статистике? Папа говорил, что ректор приказал всем забыть о том, что случилось, мотивировав это тем, что это личные разборки студентов, и, мол, нечего лезть в их дела.
Беседа продолжалась в похожем ключе, пока Клаудия же не заявила, что в моем случае, однако, есть кое-какие отличия.
- Раз в деле замешан профессор Вейнс… - многозначительно произнесла она, - уж он-то этого так не оставит.
- Вейнс? Это тот, который сообщил тебе о нападении? – тут же серьёзно спросил Гарри у Клаудии, и та утвердительно кивнула. – Кто он вообще такой?
- Я как-то раз говорила вам о нем, - ответила я, - наш новый преподаватель по Ядам. Он меня спас, насколько я понимаю. Надо будет поговорить с ним в понедельник, поблагодарить… Так значит, он всё тебе рассказал? Как он? Что вообще произошло после того, как я потеряла сознание? - обратилась я к Клаудии.
- Ночью я искала тебя – и встретила его. Он был возле клуба и искал меня. Сказал, что на тебя напали, но когда он пустил в мерзавцев парочкой заклинаний, они бросились в рассыпную, и пока он проверял, всё ли с тобой в порядке, они уже скрылись. Он отнес тебя в госпиталь и отыскал меня. Я вязалась с Джинни, и когда ребята прибыли сюда, мы пошли к тебе.
- Так, значит, он видел нападающих, - задумчиво произнес Гарри…
- Он влюблен в Гермиону! – выпалила Клаудия, явно не имея сил держать это в себе.
Рон и Гарри с интересом посмотрели на мою подругу, а Джинни с нескрываемым любопытством попросила рассказать об этом подробнее. Но я не собиралась позволить этим инсинуациями достигнуть ушей моих друзей.
- Он в меня не влюблен, это домыслы Клаудии, - заявила я.
Но никто не хотел меня слушать, вместо этого все слушали, как Клаудия в красках расписывает всё, что в моей жизни хотя бы косвенно касалось профессора Вейнса.
- Он явно в тебе заинтересован, - согласилась с доводами Клаудии Джинни.
- Ничего удивительного, - заявил Рон, - Гермиона самая красивая девушка в этом университете.
После этого он, взглянув на Клаудию, покраснел, и добавил:
- … хотя, ты, Клаудия, тоже ничего. Я имел в виду…
- Рон, - рассмеявшись, произнесла я, - все поняли, что ты имел в виду. Спасибо.
Еще немного погуляв, мы решили пойти выпить кофе, но не в Шоколадушку, а в кафе в городе. По пути к нему у Триффани колледжа мы встретили Дика. Я была немало удивлена, но говорила с ним в основном Клаудия, и мне удалось скрыть свое замешательство.
Подруга коротко – насколько это слово можно применить к речам Клаудии – рассказала о том, что со мной произошло, Дик выразил глубочайшее возмущение и сочувствие, и сказал, что это дело не будет оставлено нераскрытым. Клаудия предложила ему пойти с нами в кафе, но он отказался, сославшись на то, что у нас «своя» компания, и он не хочет нам мешать. Да к тому же у него была масса дел, с которыми надо было справиться за воскресенье.
Когда мы оказались в кафе, и мальчики отправились делать заказ, Джинни, довольно улыбаясь, сказала:
- А этот Дик ничего…
Я шикнула на неё – я не хотела, чтобы столь неосторожные высказывания дали Клаудии тему для долгих и нудных разглагольствований и ромашко-гаданий «любит – не любит».
- Дик – маленький гоблин по сравнению с Вейнсом, - убежденно заявила Клаудия, - и вообще, Гермиона у нас тут нарасхват. В неё еще влюблен один симпотный французик. Правда жуткий тихоня, но в тихом омуте…
Я закатила глаза, но Джинни заинтересовала эта тема, и она начала расспрашивать Клаудию об Эмиле.
- Он, как только познакомился с Гермионой, сразу же напросился ходить с нами на все матчи по квиддичу, - говорила моя неугомонная подруга, - и не пропускает ни одних посиделок в кафе. И вообще, всюду ходит за Герми – прости, Гермионой – как хвостик. И даже она согласна с моим мнением, и считает, что нравится Эмилю. Была бы она также сговорчива в отношении Вейнса или даже Дика! Нет, я считаю, конечно, что Эмиль ей совсем не подходит, но это ведь ерунда! Мужское внимание всегда приятно, если оно не переходит все границы своей навязчивостью или хамством. А выбрать-то Гермионе есть из кого. Так что не волнуйтесь за неё, найдем ей жениха под стать. Главное, чтобы она не слишком сопротивлялась! И жениха подберем, и замуж выдадим.
Клаудия щебетала и щебетала, счастливо улыбаясь, и, кажется, ничто не могло её заткнуть. Но, наконец, Джинни улучила секундочку, и произнесла:
- Кстати, Гермиона я давно хотела тебя спросить… - и, после паузы, не зная, как выразить мысль иначе, выпалила, - ты не откажешься быть моей подружкой невесты?
Я удивленно взглянула на подругу.
- Вы… вы с Гарри все-таки решились пожениться? – радостно спросила я.
- Нет! – воскликнула Джинни, - При чем тут Гарри? Мой жених – Кричер. Ведь он работает у нас в доме на Гриммаулд плейс. Мы так часто сталкивались с ним на кухне или в гостиной, когда он наводил там порядок, что со временем поняли, что не можем жить друг без друга. Конечно, Гарри – заметная помеха на пути к нашему счастью, но мы что-нибудь придумаем.
Клаудия рассмеялась. Я изобразила улыбку.
- Очень смешно. Когда радостное событие?
- Кричер хочет, чтобы это была пятница…
- Джинни!
- Ладно, ладно. Мы решили, что будет лучше, если это будет лето.
- Это же так нескоро! – воскликнула Клаудия.
Джинни согласно кивнула головой, но ответила:
- Зато мы успеем все приготовить, и свадьба будет идеальной. Тем более, куда нам спешить? Мы и так живем вместе. Короче, Гермиона, ты согласна быть моей подружкой невесты?
- Естественно, – ответила я.
- В таком случае, готовься. Скоро нужно будет начинать искать нам с тобой платья.
Я досадливо застонала. Я *ненавижу* искать платья.
В кафе мы провели не меньше трех часов. К концу наших посиделок мы дошли до особых пунктов меню, вроде Шоколадный Шок или Коктейль-Колючка «Крик», на которые раньше я никогда не решалась.
Но, наконец, мы решили изменить место дислокации. Следующим пунктом нашей прогулки должен был стать кинотеатр – как я говорила, Джинни была большой любительницей магловского кинематографа, и приложила все усилия, чтобы убедить нас сходить на новый фильм.
Полчаса спора, на какой фильм идти, скрасили ожидание начала сеанса. Наконец, непостижимым для меня образом, мы выбрали мультик про рыбу.
Мультик!
Про рыбу!
Лишь нежелание продолжать спор и очевидное желание моих друзей увидеть нечто под ох-таким-оригинальным-названием «Немо», заставило меня купить билеты и войти в зал.
Вердикты у всех оказались разными. Джинни нашла мультфильм «довольно забавным», Клаудия осталась в полнейшем восторге, особенно часто поминая «ту забавную синию рыбину, которая все забывала», а Рон и Гарри завели серьезную беседу об анимации, а также о том, каким еще способом рыжая рыбешка могла выбраться из аквариума.
Лично я едва не уснула на сеансе. Но стоило мне заикнуться об этом, как все напали на меня с нелепыми обвинениями в занудстве. Я сдалась. Если им нравится продукция, ориентированная на десятилетних детей – кто я такая, чтобы судить?
Внезапно обсуждения просмотренного фильма прекратились, потому что Клаудия довольно громко начала шептать:
- Это же профессор Вейнс! Смотрите, это профессор Вейнс, который спас Гермиону!
- Не тычь в него пальцем, - прошипела я, наблюдая, как наш преподаватель по Ядам выходил из Каминной.
И несложно было проследить траекторию его пути и понять, что скоро он поравняется с нами.
- Здравствуйте, сэр, - произнесла я, когда профессор, кажется, намеренно делающий вид, что не замечает нашу небольшую группу, подошел достаточно близко.
- О, мисс Грейнджер, - произнес профессор тоном, не выражающим никакой радости, однако, на губах его появилась знакомая неестественная вежливая полуулыбка, - мисс Маринеску.
- Профессор Вейнс, я хотела бы поблагодарить вас за то… - я невольно покраснела, - что вы спасли меня.
- Не стоит благодарности, - отозвался Вейнс, а затем более любезно добавил, - Для меня это было истинное удовольствие…
Я удивленно распахнула глаза, глядя на скалящегося мужчину.
- Я имею в виду, спасать вас, конечно, - продолжил он, - а не наблюдать, как эти типы в капюшонах издевались над вами.
Прозвучало не слишком искренне, но я решила, что придираться к человеку, который помог вам – некрасиво.
- Значит, вы видели нападающих? – деловым тоном спросил Гарри. – Простите, Гарри Поттер, - представился он и коротко кивнул головой, - я друг Гермионы и мы…
- Неужели тот самый Гарри Поттер? – протянул Вейнс елейным голоском, и я обменялась с Клаудией удивленными взглядами. – Какая честь для меня.
Гарри стушевался. Он так и не научился переносить подобные проявления народной любви к его персоне, а когда слова звучали столь неискренне, это смущало вдвойне. Впрочем, я не уверена, что он заметил фальшь, поскольку имел счастье наблюдать за профессором гораздо реже, чем я или Клаудия.
- Не стоит, сэр, - ответил Гарри сдержанно и повторил свой вопрос.
- Да, я видел, - вернувшись к серьезному тону, сказал профессор, - я обо всем рассказал декану мисс Грейнджер профессору Питч и ректору Ноумену. Будет назначена комиссия по расследованию происшествия, и я непременно повторю свои показания, если потребуется.
- Комиссия будет независимой? – спросил Гарри.
Вейнс взглянул на моего друга с нечитаемым выражением лица, несколько мгновений помолчал, и, наконец, ответил:
- Боюсь, что нет.
Гарри недовольно сжал губы.
- Так несправедливо! – воскликнул Рон.
- Справедливость не была главным критерием при выборе решения данной проблемы, - ответствовал профессор Вейнс сдержанно, - мистер…?
- Уизли. Рональд Уизли.
- Можно потребовать… - начал Гарри после секундного размышления.
- Не советую, - тут же прервал его Вейнс. – Ректор Ноумен почитается здесь за всемогущего господина. А некоторые его подопечные – дети очень важных персон.
- Но мы не можем оставить их безнаказанными, - возмущенно произнес Рон, - они обидели Гермиону и должны быть наказаны.
- Все будут наказаны, рано или поздно, - философски изрек профессор Вейнс, и явно намереваясь завершить беседу, бросил, - но не стоит ворошить осиное гнездо, мистер Уизли. Приятного дня.
С этими словами он ушел. Мы недружно пробормотали слова прощания.
Первым мнение о нашем преподавателе высказал Рон:
- Какой странный тип, - был его приговор.
- Не странный, а просто рассудительный и сдержанный, - возразил ему Гарри, - хотя и не без… своих тараканов.
- Зато какой красииивый… - протянула Джинни, и была тут же подхвачена Клаудией, которая принялась комментировать каждую черточку лица мужчины, каждый изгиб его губ или носа, «изумительный» разрез глаз и «невообразимые, словно шелк, волосы».
Я молчала, не желая поддерживать беседу на данную тему. Впрочем, сказать, что эта краткая беседа с профессором не оставила никакого впечатления, сказать нельзя. Меня удивило то, что Вейнс даже не поинтересовался, как я себя чувствовала, но при этом попытался изобразить лицемерную любезность, чем привел меня в смятение. Давно он не предпринимал этих попыток, которые неизменно заканчивались его полным фиаско. Я привыкла к холодному, сдержанному и порой немного грубому профессору Вейнсу, я даже прониклась уважением и неким подобием симпатии к нему, как к интересной личности, но все его эти странности и притворства заставляли меня думать, что я знаю о преподавателе еще меньше, чем думаю.
- А на Герми он, кажется, правда запал, - заявил Рон, подводя итог.
- Не знаю, не знаю, - протянул Гарри, но тут же спохватился, - я ничего такого не имею в виду! Ты, конечно, могла ему понравится, но… если это и так, по-моему, он тщательно это скрывает.
- Почему? – удивилась Джинни.
- Да… ну… ну, например, он даже не спросил, как она себя чувствовала. И вообще… Ладно, пойдем уже. Что у нас там следующим пунктом?

15 ноября, понедельник

Профессор Вейнс, как и Гарри, был прав – историю с нападением пытались замять, как только могли. Ползли слухи, что это был всего лишь розыгрыш, и даже, что я сама все это и придумала, чтобы обратить на себя внимание общественности. В такие моменты моей жизни я просто стараюсь уйти с головой в учебу.
Две недели я усердно занималась, не жалея сил. В свободное от учебы время – коего оказывалось немного – продолжала работать над организацией конференции, умиляясь сдержанной активности Эмиля. «Сдержанной» потому, что он никогда не кричал что-нибудь вроде «Можно я это сделаю? Можно я?», и потом «Смотрите, что я сделал!», как это бывало с некоторыми. «Активности» потому, что, несмотря на молчаливость и сдержанность, он делал всё, что от него было нужно, и даже больше. И я была ему за это очень признательна.
Профессор Питч не обременяла меня излишней заботой о моем – нашем – проекте, но я считала необходимым иногда заходить к ней после занятий и рассказывать о том, как продвигается дело. В благодарность за эти знаки внимания, которые воспринимались с надменной благосклонностью, я получала от профессора Питч полный отчет об успехах её дочери.
- Ох, именно об этом я говорила сегодня с Неридой, - говорила она на мое замечание о начинающихся холодах, - хотя у них в Америке совсем другой климат, чем у нас. Я ей так и сказала, Нерида, как это чудесно, что тебя пригласили в Сэлемский университет, ведь там много теплее, чем у нас. Она, конечно же, согласилась. Там превосходные условия. Хотя этот дом, который ей предоставили для жилья, не слишком большой на мой взгляд. Всего четыре спальни! Хотя, она, пока что живет одна, и её это вполне устраивает. Она у меня совершенно скромная. Не из тех девиц, которые только и помышляют о шикарном доме и дорогой мебели. Нет-нет, она готова довольствоваться малым… Но только ей не очень-то позволяют это делать! Вообразите, мисс Грейнджер, три дня тому назад один известный молодой профессор подарил ей колье со слезой вейлы! Оно стоит, должно быть, сотню тысяч галлеонов. Нерида, сказала я ей, это подарок от достойного мужчины…
Я с тоской посмотрела на остывший чай. Я допускала, что Нерида Питч была прекрасным человеком, но то, как часто мне доводилось слышать о ней от её матери, сводило меня с ума и заставляло ненавидеть бедную девушку.

17 ноября, среда

В вечер среды, когда я, сидя в гостиной профессора Питч, слушала очередной рассказ о «талантливой и скромной девочке», мой декан без всяких на то намерений, поспособствовала продвижению моего исследования.
- Два ухажера, вообразите себе. Она натурально в растерянности. Конечно же, как можно выбрать, когда за тобой в одно время ухаживают такие мужчины. Я вам рассказывала о них, мистер Уилберт и профессор Абентрот.
- Да-да, конечно. Я прекрасно их помню. Словно знакома лично, - ответила я, усиливая значение своих слов парой кивков.
- Впрочем, Нерида уже бывала в такой ситуации. Она тогда училась на третьем курсе в этом самом университете. И под моим кураторством писал работу молодой человек. Очень талантливый. Кстати, как и вы писал об Оборотном зелье. Сколько я помню, ему удалось продлить срок его действия на какое-то незначительное количество времени, - тут она махнула рукой, словно отмахиваясь от посторонней темы, - не суть важно. Он, когда вот так же, как вы, приходил ко мне пить чай, познакомился с Неридой. А она у меня редкая красавица, никто мимо такой не пройдет. Он, конечно, влюбился, начал ухаживать, дарить цветы. Да только не знал он, что за моей девочкой уже ухаживал другой человек – много старше Нериды, но оч-чень презентабельный. Работал у нас в исследовательском центре. Одно время даже возглавлял его. Сейчас уже уволился… Не сложилось у них с моей девочкой, потому как она очень взыскательна. Она к своим поклонникам предъявляет очень высокие требования.
- Не сомневаюсь, её муж будет достойнейшим из мужчин, - ответила я вежливо, - простите, а как вы сказали звали того молодого человека? Ну, который занимался оборотным зельем.
- Ах, Снейк. Фицжеральд Снейк.

18 ноября, четверг

На следующий день я отправилась в деканат, дабы узнать, возможно ли каким-либо образом получить возможность прочесть дипломную работу мистера Снейка. Оказалось, что для этих целей мне всего лишь нужно проникнуть в архив и найти ячейку с именем бывшего студента. Но проблема состояла в том, что доступ в архив имеелся только у преподавателей.
Рассудив, что на помощь профессора Питч вряд ли стоит рассчитывать, я решила обратиться к профессору Вейнсу. И для того было подходящее время – на четверг у нас была назначена работа в лаборатории.
Я пришла к туда в обычное время, но названный пароль не открыл дверь. Профессора тоже поблизости не было. Я прождала его полчаса, а затем решила пойти поискать его к нему домой. Однако, помня инцидент с моим прошлым визитом, я была твердо намерена уйти, если никто не откроет.
Но стоило мне ударить о деревянную дверь лишь дважды, как та распахнулась и передо мной предстал профессор Вейнс во всей своей красе. В прямом смысле. На нем была черная парадная мантия, с выглядывающей из-под неё белой рубашкой с воротником-стойкой и черным шелковым платком-галстуком. Светлые волосы были аккуратно зачесаны назад, на лице играла надменная ухмылка, придавшая лицу выражение абсолютного осознания собственной привлекательности. Для Вейнса это было ново.
Я поздоровалась, пролепетала извинения и объяснила причину и цель своего визита. Последнее договаривалось уже в прихожей, куда меня за мантию втянул профессор.
- Я прошу меня простить. У меня были планы на сегодняшний вечер, но я был совершенно уверен, что сообщил вам об этом. Да, мистер Макферсон должен был передать вам об отмене занятий в лаборатории.
Я отрицательно покачала головой.
Терррри…
- Что ж, если вы заняты, я могу уйти… - произнесла я смущенно.
- Да, пожалуй, так будет лучше. Еще раз прошу прощения.
Тут в дверь постучали. Вейнс метнул на меня недовольный взгляд и открыл входную дверь. Там стояла женщина лет тридцати с небольшим, её короткие рыжевато-каштановые волосы блестели от тусклого ноябрьского солнца, оттеняя глаза цвета осенней травы. Это была преподаватель из колледжа Триффани, имени её я, однако, не знала.
Тут всё прояснилось – у профессора Вейнса намечалось свидание. На мгновение в голове пронеслась мысль: «Она же старше его лет на десять!», и произнесено это было голосом Клаудии. Я, чувствуя себя крайне неловко, попыталась распрощаться уйти. Но женщина заставила меня замереть, сказав:
- Персеус, извини, но сегодня ничего не получится. Мне срочно нужно аппарировать к маме…
- Да, я помню, твоя больная мама, - сухо ответил Вейнс, и я всей кожей ощущала его дискомфорт от того, что я наблюдаю эту сцену.
- Прости. Но в следующий раз обязательно…
- Конечно.
- Я решила, что стоит сказать лично…
- Премного благодарен.
- Серьезно, извини…
- Твоя мама заждалась, - напомнил Вейнс бесстрастно и, закрыв дверь, ни к кому не обращаясь, добавил, - пока ты расшаркиваешься, она успеет двадцать раз скончаться.
Я хмыкнула, и профессор, привлеченный звуком, устремил свой взор на меня. Смех сразу же куда-то исчез, оставив место легкому испугу и волнению.
Профессор придирчиво оглядел меня с ног до головы.
- У меня билеты пропадают, - заявил он таким тоном, словно это была моя вина.
- Ээ, сожалею, сэр, - ответила я растерянно.
- Не делайте вид, что не понимаете, - потребовал он.
Но я действительно не понимала. Чего этот человек хотел от меня? Что я должна была сделать с его билетами? Купить у него?
- Ох, ну, конечно, - недовольно пробормотал профессор, и затем притворно любезным тоном произнес, - мисс Грейнджер, как следует из сцены, невольной свидетельницей которой вы стали, я являюсь счастливым обладателем лишнего билета на концерт классической музыки. Не окажите ли вы мне такую честь, и не составите ли компанию в этот унылый вечер? Скрипка и ужин в ресторане будут нам аккомпанементом.
Стоит ли говорить, как удивлена я была?
- Как-то... неудобно... я очень польщена, но...
- Достаточно, - прервал меня профессор, - если вы не хотите идти, так и скажите.
Несколько томительных секунд я обдумывала предложение, взвешивала все «за» и «против», и, наконец, не слишком уверенно, произнесла:
- Но я не готова идти на концерт. Моя мантия…
- Воспользуйтесь палочкой. На два-три часа вашей магии непременно хватит. Вы же талантливая студентка.
Слово «талантливая» было произнесено не без язвительности. Я немного рассердилась, и решила, что, в конце концов, на приглашение не навязывалась, и если я получу от этого вечера немного удовольствия – это будет только его вина. Вина профессора Вейнса.
Скрывшись в уборной первого этажа, я придала своей мантии более торжественный вид и собрала волосы. Поправив макияж, я, наконец, вышла к профессору, который с недовольным видом поджидал меня в коридоре.
По пути в город мы обсуждали возможность обнаружения и необходимость дипломной работы другого студента. В общем, профессор не возражал против того, что она могла оказаться полезной, но убеждал меня не возлагать на неё слишком больших надежд. В конце конов, Снейк был таким же обычным студентом, как и я.
В Концертном Зале Стоунхенджа я была впервые, и место сразу поразило меня роскошью и богатством убранства. Я словно оказалась во дворце. Сочетание темно-красного бархата и золота напомнило мне еще и о гостиной родного факультета в Хогвартсе.
- Дом богатого гриффиндорца, - сказала я негромко.
- Гриффиндорцы не бывают богатыми, - парировал профессор Вейнс.
Я удивленно воззрилась на него.
- Слишком много «благородства», - и снова язвительные нотки, - чтобы зарабатывать большие деньги.
Но причиной моего изумления было другое.
- Вы учились в Хогвартсе? – спросила я.
- Нет, я учился в Америке, - ответил мой собеседник, - но на жизненном пути встречал немало гриффиндорцев, чтобы сложить о них собственное мнение.
- Мне кажется, у вас предвзятое отношение… вы, наверное, и слизеринцев встречали не менее часто?
- Безусловно.
- И уж с ними-то обнаружили много общего?
- Вы являетесь обладательницей редкой проницательности.
- Вы слишком щедры на комплименты, сэр, - в тон профессору ответила я, - я того не заслуживаю.
Вейнс усмехнулся:
- Вы обвиняете меня в лести? – спросил он полушутливо, полусердито.
- Нет-нет, сэр, что вы! Я бы не посмела оскорбить вас подобным образом! – ответила я наигранно. – Я лишь хотела сказать, что польщена вашим вниманием к моим достоинствам и отсутствием оного к недостаткам. Ведь вы почти никогда не делаете мне замечаний!
- Какое упущение с моей стороны… пройдемте, мисс, вот наши места.
Я была приятно удивлена, обнаружив, что мы оказались в ложе. За разговором я и не заметила, куда мы шли.
Концерт произвел на меня невероятное впечатление. На нем играли скрипачи из разных стран и каждый следующий, казалось, превосходил предыдущего и в технике и в степени экспрессии. Каждый номер оставлял в душе след и запечатлевался в памяти. Пятилетняя малышка исполняла сложнейшее произведение Паганини, двадцать девушек-скрипачек из Японии играли в унисон Моцарта, молодой мужчина из Чехии играл на трех скрипках одновременно – при помощи волшебной палочки.
Но, наверное, самым проникновенным мне показалось выступление пожилого скрипача, исполняющего собственное сочинение. Сперва, когда он вышел на сцену, то напомнил мне нищего из метро, на которого надели чистую мантию и галстук-бабочку. Взъерошенные седые волосы, белая спутанная борода, печальные светло-голубые глаза и старая-старая скрипка. Я с интересом наблюдала за тем, как он готовился к выступлению, как прикрыл глаза, словно впитывая направленную на него энергию зрительного зала. Вот его рука взмыла вверх, смычок коснулся струн, и извлек из них самый прекрасный в своей печали звук на свете. Мелодия полилась, проникая в душу и вызывая в ней самые светлые воспоминания, заставляя сердце сжиматься от тоски по ушедшему и по ушедшим. Не умея сдержать эмоции, я дала волю слезам. Они катились, кристально чистые и нестыдные, музыка слилась с моими чувствами, и теперь мелодия звучала не со сцены, а из моего сердца.
Я не сразу заметила, как старик прекратил играть, как он поклонился, как неторопливо ушел со сцены. Ощущение, что я одна в этом огромном зале исчезло, и я словно очнулась ото сна. Очнулись и остальные. Вдруг раздался шквал аплодисментов. Люди встали со своих мест, продолжая аплодировать, и я не могла не поддержать их в этом выражении благодарности.
После я обернулась на профессора Вейнса. Его лицо было непроницаемо, а взгляд устремлен в бесконечность. Внутреннее же око, я уверена, было обращено в прошлое, к воспоминаниям.
Когда концерт подошел к концу, мы спустились на первый этаж Концертного Зала и прошли, как и обещал профессор, к ресторану. Я попыталась намекнуть, что вовсе не обижусь, если он передумал ужинать со мной, но в привычно резкой манере он ответил, что если бы хотел, чтобы я ушла, непременно сообщил бы об этом.
Ужин вышел довольно приятным. Мы успели обсудить дела учебные, убранство зала, в котором проходил концерт, поговорить о техничности исполнения, которую показали гости с востока – более трогательные номера мы в своих обсуждениях старались не затрагивать – а также высказаться по поводу общей любви к Нериде Питч и, наконец, посетовать на неприятную погоду, предлагающую то мелкий дождик, то ледяной ветер, то затянутое тяжелыми тучами небо.
Однако, уже когда профессор провожал меня до здания факультета, я не смогла не задать вопрос, который терзал меня весь вечер.
- Сэр… - произнесла я и замолкла, не зная, как лучше поставить вопрос.
- Спрашивайте, мисс Грейнджер, - подстегнул меня профессор, - если я сочту вопрос оскорбительным, я просто не стану на него отвечать.
- А что ВЫ вспомнили, когда играл старый скрипач?
Профессор некоторое время молчал.
- Ничего определенного.
- А мне казалось, что это похоже на что-то, что я слышала очень давно, еще в детстве, только не как не могла вспомнить, когда и где. И от этого было грустно. Вспомнились родители, дом, что-то такое…
- Это объясняется тем, что ваши самые светлые воспоминания связаны с детством, - объяснил Вейнс.
Я пожала плечами, не соглашаясь, но и не опровергая.
- А ваши? – спросила я, удивляясь собственной смелости и любопытству.
- А мои – нет.
Мне стало очевидно, что профессор не хочет говорить об этом, и сразу же сменила тему.
Позже, когда я уже поблагодарила Вейнса и попрощалась с ним, выложила все, что произошло Клаудии, и легла в кровать, я подумала, что на фоне профессора даже я кажусь любопытной бестактной болтушкой с душой на распашку.

0

8

7

Не плачь, потому что это закончилось. Улыбнись, потому что это было.

19 ноября, пятница
В пятницу на Анатомии, пока профессор Спациани объясняла нам, каким образом устроен человеческий желудок, Клаудия, которая крайне не любила иллюстрации, демонстрируемые на этом предмете, всячески старалась отвлечься на что-то менее по её мнению неприятное. Зная о её пристрастиях и предпочтениях, я совсем не удивилась, когда на пергаменте, на котором я писала конспект лекции, вдруг появились строки, написанные рукой моей подруги:
«Как поживает Дик?»
На этот вопрос, которого я ожидала, особенно после выхода в свет в обществе так любимого Клаудией профессора Вейнса, ответ у меня был наготове:
«Не знаю. И меня это не очень-то волнует»
«Как так?» - даже в письменном варианте в этой фразе мне виделось притворство.
Я чуть повернула голову и взглянула на Клаудию, которая с сосредоточенным лицом склонилась над своим пергаментом, водя кончиком пера по лбу. Но приглядевшись, можно было без труда увидеть, что пухлые губы были изогнуты в легкой насмешке, а глаза с жадным нетерпением смотрели на пергамент, ожидая увидеть мой ответ. И я не стала долго мучить свою подругу.
«Я поняла, что не нравлюсь ему, и постаралась совладать со своими симпатиями. Применив холодный рассудок, я смогла забыть его и теперь меня совершенно не волнует Ричард Монтегю»
«Звучит как будто бы убедительно»
«Зачем мне тебе лгать, Клаудия?»
«Я боюсь не того, что ты обманываешь МЕНЯ»
«Очень не двузначный намек. Но тебе действительно не стоит волноваться. Да, конечно, какие-то чувства остались. Но они больше похожи на уязвленное самолюбие и обиду на то, как несправедливо устроен мир»
«Несправедливо! Конечно, несправедливо, когда у тебя куча поклонников, а ты влюбилась в того, кто «еще не разобрался в себе»»
«Ты так умело расставила акценты. Спасибо, что с такой легкостью поверила моим словам о том, что ничто не может лишить меня спокойствия и без стесненья напомнила, в какой ситуации я оказалась»
«На самом деле, есть еще кое-что, что могло бы помочь нам проверить твое равнодушие к Дику»
«Я вся внимание»
«Ты уверена?»
«Я «уверена», что ты хочешь рассказать мне что-то. И я же знаю – тебя ничто не остановит»
« :-) Ну, ладно… Когда у нас был матч с сэлемцами, там в качестве болельщицы приехала одна девчонка, Белла-Не-Помню-Фамилию. Их познакомили с Диком и теперь они ведут активную переписку. Она ему нравится»
Я, прочитав это, почувствовала острую душевную боль, но сумела сохранить бесстрастное лицо. Вместо словесных излияний о внутренних переживаниях, я написала:
«Откуда ты это знаешь?»
«Он сам мне рассказал. По БОЛЬШУЩЕМУ секрету. Джейсону я уже рассказала, а тебе всё не доводилось. Но теперь, когда ты больше не влюблена в него, можно доверить эту тайну и тебе»
Еще один болезненный удар – со мной Дик никогда ничем не делился. Я-то думала, что мы, по крайней мере, друзья. Но, оказывается, нет.
«Что ж. Очень увлекательно», - был мой ответ, и я уверена, что Клаудия не заподозрила, какие страдания принесла мне выданная с таким желанием поделиться информация.
После лекции я сообщила Клаудии, что мне необходимо зайти в подсобное помещение, дабы очинить перо – сама я это делала не слишком профессионально, и нередко прибегала к помощи специального полумагического-полумагловского аппарата. Избавившись от общества подруги, я поспешила в Богом забытый уголок колледжа, чтобы поплакать. Когда слезы жгучей обиды закончились, немного успокоив меня, я применила необходимые маскирующие чары – ведь мне не нужно, чтобы красные глаза и распухший нос стали причиной расспросов – и отправилась в Обеденный Зал.
После обеда мне предстояло встретиться с профессором Вейнсом, чтобы пойти в архив.
Поскольку мы уже условились с ним о том, что встречаемся у входа в Хранилище в шесть часов вечера, я не торопясь пообедала, сделала кое-какие дела по учебе, встретилась на пару минут с Эмилем, чтобы выслушать его краткий отчет о том, как идет процесс подготовки к конференции, и, наконец, направилась к архиву.
Профессор Вейнс уже был там, облокотившись спиной о высокую стойку, он читал какую-то газету. Я, нервно поправив волосы и воротник рубашки, пока он не заметил меня, бодрым шагом подошла ближе.
- Я уже обо всем договорился, - кинул он мне вместо приветствия.
При этом он едва заметно кивнул головой в сторону бледного юноши в очках с толстыми стеклами, что неусыпно следил за входом в архив. Я улыбнулась кончиками губ, то ли в знак благодарности, то ли в знак одобрения, и мы последовали по длинному коридору к маленькой двери в самом его конце.
Но сколько мы не шли, дверь не приближалась. Профессор тоже это заметил, остановился, обернулся ко мне и спросил:
- Мисс Грейнджер, у вас нет при себе удостоверения студента?
Я ответила отрицательно. Я не подумала, что оно понадобиться мне. Профессор Вейнс остался недоволен моим ответом, и я предложила сходить за удостоверением.
- Я не могу тратить весь вечер, ожидая, когда вы принесете сюда все необходимое.
- Можно послать сову… - попыталась предложить я, но профессор уже помчался обратно к выходу из архива.
Там он остановился у стойки.
- У леди нет удостоверения, но нам необходимо пройти в архив вместе и сейчас, - сообщил он невозмутимому молодому человеку.
Тот посмотрел на меня поверх огромных очков, и во взгляде его мутно-серо-зеленых глаз явственно читалось «какая вопиющая безответственность и забывчивость! Могу ли я рисковать и допускать эту ветреную девицу в святая святых университета?» и затем, уже предназначавшееся мне лично «Я здесь, вообще-то, царь и бог. Захочу – пущу, захочу – не пущу». Я скривила губы, даже не пытаясь проникнуться жалостью к этому невзрачному юноше, застрявшему в богом забытом месте под слоем пыли и кипой бумаг, только и могущему в этой жизни изображать повелителя Хранилища.
Молодой человек был милостив и позволил мне войти. Он взмахнул палочкой в моем направлении, затем в направлении профессора Вейнса и сообщил:
- Возьмитесь за руки.
Я застыла на несколько мгновений. Я уже упоминала о своей нелюбви к физическим контактам, не вызванным моим собственным желанием. А касаться чужого человека, даже не являвшегося моим другом – это было настоящим испытанием. Профессор Вейнс, кажется, тоже замешкался, но затем, без нежности и деликатности схватил меня за руку и потащил по коридору. Пока моя рука была вложена в его, я старалась не шевелить даже кончиками пальцев, но чувствовала, что от волнения ладонь вспотела и готова была выскользнуть из его крепких пальцев. Мне стало стыдно от такой – пусть и естественной – реакции, и я надеялась, что он ничего не заметит. Пожалуй, то были самые смущающие несколько секунд за всё время нашего с профессором знакомства.
Но вот, наконец, мы вошли в огромный зал, потолок которого терялся где-то в темноте очень-очень высоко, а стены невозможно было увидеть из-за сотен высоченных стеллажей с небольшими выдвижными ящичками. Стеллажи эти создавали прямо лабиринт Хэмптон-корта, и я не представляла, как там можно было хоть что-то найти.
Но профессор Вейнс довольно уверенно направил свои стопы куда-то вглубь и чуть влево, и я старалась не отставать. Он бросал беглые взгляды на таблички-указатели, и смело шел вперед. Я же успевала лишь помечать то тут, то там попадающиеся на нашем пути стулья или небольшие столы с зелеными лампами на них.
Наконец, профессор остановился. Указав ленивым жестом на один из стеллажей, он уселся на старый-престарый стул, стоявший рядом и положил ногу на ногу.
Я взглянула на него, на его расслабленную позу, на выжидающий взгляд, и вопросительно подняла бровь.
- Ну же, начинайте, чего вы ждете? – поинтересовался Вейнс.
- А вы мне не поможете, профессор? – спросила я. – Тут ведь искать придется вечность. И магию использовать нельзя…
- Я вам и так помог – провел сюда, указал на шкаф, в котором нужно искать. Не слишком ли многого вы от меня хотите? Кроме того, желание изучить работу этого Снейка совершенно мною не разделяется. Я убежден, что нам это ни коим образом не поможет.
Я вздохнула и немного безнадежно взглянула на огромный шкаф, табличка над которым гласила: «СИ-СН». Означало это, что в огромном этом шкафу хранились документы на бывших студентов, чьи фамилии начинались на «Си», либо «Ск», «Сл», «См» и «Сн». Понаслышке я знала, что это – последний этап, на котором сохраняется порядок. Далее все нужно было искать вручную, просматривая файлы. Никакой определенной закономерности в расположении документов здесь не сохранялось, за исключением того, что более новые лежали ближе, чем бумаги, скажем, какого-нибудь мистера Слоу, учившегося в Стоунхендже веке так в четырнадцатом. То, что именно в этом шкафу находились все мистеры Смиты, некогда посещавшие университет, никак не облегчало работы. Выдвигая ящик за ящиком, я обнаруживала там груды скрученных в тугие трубочки пергаментов, обмотанных веревкой или лентой, с печатью университета. На каждом пергаменте на внешней стороне было написано имя того, чьи документы я держала в руках, и хотя бы это облегчало поиск.
Около сорока минут прошло в тщетном поиске. Профессор тем временем достал из кармана небольшой томик и углубился в чтение. Я была так «увлечена» поиском нужной фамилии, что даже не удосужилась узнать, что именно читал Вейнс.
Несколько раз я натыкалась на фамилию Снейк, но, радостно вскрикнув или еще как-либо выказав свою радость, я тут же с сожалением понимала, что это не мой Снейк. На пятом Снейке я перестала комментировать свои находки. Но вот я снова издала возглас, да столько разных эмоций в нем смешалось, что Вейнс оторвал взгляд от желтоватых страниц и посмотрел на меня.
- Неужели нашли? – спросил он почти без интереса.
- Не совсем, - ответила я, пожирая глазами начертанные на пергаменте буквы.
- Что значит, «не совсем»? – недовольный моим ответом, спросил профессор и поднялся, и подошел ко мне, чтобы посмотреть на мою находку.
- Что это? – спросил он, прекрасно видя, что это было. – Вы же искали Снейка.
- Северус Снейп, - проговорила я тихо, а затем громче добавила, - он был моим учителем в школе. Он преподавал нам зелья, сэр.
Я с трепетом держала в руках дело моего бывшего учителя, испытывая чувства непередаваемые.
- Видимо, он был хорошим учителем, раз вы решили пойти по его стопам, - было сделано предположение, в котором угадывалась лишь холодная вежливость.
- Да! – горячо ответила я, но затем, смутившись такого ответа, добавила. – Он, правда, не всем нравился. Но он был настоящим мастером своего дела. Мастером Зельеварения, я имею в виду. Не педагогики.
- Что же… - Вейнс немного помолчал, а затем сказал, - оставьте эти глупости и займитесь делом. Вы еще не просмотрели и половины.
Я закусила губу.
- Да, хорошо, сэр, - ответила я, и профессор вернулся на свой стул.
Однако я намеревалась сначала посмотреть дело моего бывшего учителя.
- Что вы делаете? – спросил Вейнс, наблюдая, как я разворачиваю пергамент.
- Собираюсь почитать дело профессора Снейпа.
- Это не положено. Вы не имеете права…
- Имею, - упрямо ответила я, жадно читая, - О! – вырвалось у меня.
- В чем дело? – проворчал Вейнс.
- Он окончил университет экстерном... И, судя по датам… получив степень Мастера, сразу отправился преподавать в Хогвартс.
- Мои ему поздравления.
Я подняла удивленный взгляд на профессора.
- Вы разве не знаете? Он погиб.
При этих словах голос мой дрогнул.
- Что ж с того? Думаете, поэтому он не достоин самых моих горячих поздравлений? – язвительно отозвался Вейнс.
Я поджала губы.
- Как вы можете так неуважительно отзываться о человеке, который… которого… которого даже не знаете!
- Судя по тому, что я о нем слышал, я счастливейший человек, раз не свел с ним знакомства.
Я рассердилась еще больше.
- Это не так, сэр. Вы ошибаетесь.
- Вы думаете, человек ошибается, отказываясь признавать преимущества знакомства с убийцей? – спросил Вейнс, звуча саркастично, как никогда.
- О, так вы знаете больше, чем хотели показать сначала, - констатировала я, - но меньше, чем нужно, чтобы верно судить о поступках других. И еще меньше, чтобы их осуждать.
- Я хотел бы оставить разговор о моральном праве человека судить другого – словом ли, или действием. Что мне интересно, так это почему вы – вы, из всех – его защищаете. Да к тому же с таким рвением.
Я немного смешалась.
- Прошу простить, сэр, если я была излишне эмоциональна. Дело в том, что не так давно у меня состоялся разговор о профессоре Снейпе с моими однокурсниками, и разговор тот оставил неприятные воспоминания.
Я в двух словах пересказала беседу с Терри, профессор Вейнс слушал, не перебивая.
- … поэтому я расстраиваюсь, слыша подобные слова и от вас, хотя и осознаю, что они кажутся единственно верными в данной ситуации. Но поверьте же мне, профессор Снейп был человеком сложного характера, но гораздо более высоких моральных качеств, чем многие. То, что он, однажды оступившись, смог все же выбрать правильный путь, только делает ему чести. А душевные страдания, которые выпали на его долю, делают его в моих глазах еще более достойным мужчиной.
Профессор Вейнс хмыкнул, но затем как будто бы о чем-то задумался.
- Всё это очень трогательно, - проговорил он медленно, но почти не язвительно, - однако вся Англия по-прежнему считает его убийцей и Пожирателем Смерти. И это обстоятельство, вероятно, никогда не изменится.
Я печально вздохнула.
- Ни мне, ни Гарри с Роном, не удалось пока найти фактов, доказывающих, что профессор лишил директора жизни по приказу последнего. Это бы, конечно, существенно снизило вину профессора Снейпа, но увы, поиски бесплодны…
- К тому же, у вас всех своя жизнь, в которой нет места прошлому. Те люди ушли, а вам нужно продолжать жить дальше, - заключил профессор Вейнс со всей серьезностью. – Поэтому отложите этот свиток, и ищите тот, который вам действительно нужен.
Я снова вздохнула и послушалась.
Поиски закончились через полтора часа после их начала. Когда нужный свиток был найден, у меня не осталось сил даже на радость, и я спокойно развернула пергамент. Там, пробежавшись глазами по характеристикам и данным, я нашла эмблему колледжа с написанной рядом темой диплома. Коснувшись кончиком палочки эмблемы, я прошептала заклинание, и передо мной в воздухе повис еще один пергамент. Это был автореферат дипломной работы Снейка. Я начала читать…
… Разочарованию моего не было предела. Всё, чего достиг Снейк, было уже проделано и обнаружено мной и Вейнсом. Вдвойне обиднее было то, что если бы Питч сразу сообщила бы мне о дипломе Снейка, мы с профессором сэкономили бы немало времени, которое потратили, открывая то, что уже было однажды открыто.
- Не понимаю, почему то, что выяснил Снейк, не стало достоянием общественности? – спрашивала я у профессора, когда мы уже вышли из Хранилища.
- Не забывайте о том, кто был куратором, - был ответ, - тщеславие некоторых ученых, так и не добившихся серьезных результатов в научной деятельности, порой толкает их на весьма любопытные поступки.
- Вы хотите сказать, что профессор Питч… помешала ему?
- Я думаю, что она предложила ему перспективы более радужные, чем слава в узких научных кругах – скажем, предложила хорошее место где-нибудь в Министерстве, множество её знакомых – высокопоставленные лица. Молодой человек соблазнился высокой зарплатой и предпочел забыть о своем, никому не нужном, как, несомненно, смогла убедить его ваш декан, открытии.
Я покачала головой.
- Она ужасная женщина, - сказала я, и Вейнс насмешливо хмыкнул.
- При столь высоком уровне интеллекта, как у вас, ваша склонность к максимализму и крайностям не может не удивлять. Если Питч смогла убедить Снейка в том, что ему не нужно это открытие, значит оно ему действительно не было нужно. Быть может, он руководствовался не только меркантильными интересами, решая избавить свои исследования от гласности. Вы должны понимать, что глупый человек не смог бы проделать такой работы, а умный – без оглядки поддаться увещеваниям Питч.
Я была вынуждена согласиться с этими словами. Затем профессор сообщил, что у него еще масса дел, и поспешил покинуть меня. Не смотря ни на что, я решила, что день не прошел напрасно.

20 ноября, суббота

Я решила показать Дику, что он мне безразличен. Меня обижало – хотя я и понимала глупость такой обиды – то, что ему не понравилась я, но понравилась какая-то американка. Чем она была лучше, чем я? И мне было неприятно, что Дик думал, что при этом всё еще нравится мне, это задевало мое самолюбие. Оба эти факта способствовали составлению плана – плана, в котором я должна была демонстрировать Дику равнодушие при каждом удобном случае.
В субботу я, как ни в чем не бывало, пошла на квиддич. Матч длился необычайно долго, и в кафе мы оказались только во второй половине дня. Там я была сама веселость и жизнерадостность, и так демонстративно игнорировала Дика, что он был вынужден несколько раз обратиться ко мне с незначительными вопросами, дабы убедиться, что я все же осознаю, что он тоже присутствует среди нас. Меня это только раззадорило. Эмиль, который как всегда был тише воды, ниже травы, был использован мною как объект, одаривающийся повышенным вниманием с целью вызвать в Дике хоть какие-то чувства. Хотя бы элементарную обиду, что ему предпочли другого. Да еще так быстро.
Просидев до десяти часов вечера в кафе, и выпив больше, чем обычно, наша компания – хотя и заметно уменьшившаяся после начала посиделок – решила отправиться в клуб в городе. Я бывала там крайне редко, но некоторые любители танцев уверяли, что там дико весело и посещение дискотеки будет лучшим продолжением вечера. Я решила, что это было действительно так. Пока я говорила с Эмилем, Дик несколько раз вмешивался в наш разговор, чтобы сказать мне какую-нибудь ерунду. Это был добрый знак.
В клубе мы танцевали, пили и веселились. Я была даже чересчур бодра, потому что намеренно накручивала себя, желая казаться беззаботной и жизнерадостной. Я настолько вошла в роль, что порой чувствовала себя почти также хорошо, как хотела показать. Эмиль, которому доставалось все мое внимание, со временем куда-то пропал, и его быстро сменил Кеннет. Тот был немного пьян, но и мой разум был не так ясен, как мог бы. Во мне вдруг проснулся чертенок, который решил показать всем, что я могу не просто веселиться и вести себя как обычная молодая девушка, но еще и флиртовать, фривольничать и позволять себе лишнее.
И самое главное – я хотела доказать СЕБЕ, что могу нравиться.
Кеннет не уставал делать мне комплименты, поражая воображение разнообразием и, порой, изысканностью фраз. Я даже невольно подумала, что он не так туп, как я считала, раз смог запомнить столько речевых оборотов, да еще и применить их в нужном месте в нужное время. Кроме того, он сумел принять совет Джейсона и избрать другой ко мне подход, нежели попытки соблазнить пошлыми шуточками и тисканьем. Нет, теперь он изображал джентльмена. Не то чтобы это могло ввести меня в заблуждение касательно его личности, но терпеть *такого* Кеннета было куда легче, чем старого. Поэтому где-то во втором часу ночи я обнаружила себя, сидящей у него на коленях. Я чувствовала себя ужасно плохой девчонкой, и мне это нравилось. Даже не смотря на то, что сидеть у кого-либо на коленях я не люблю, и лучше буду стоять на голове, чем сидеть на ком-то, я наслаждалась своим положением, и особенно беспокойным поведением Дика, который то и дело кидал на меня встревоженные взгляды.
Ночь прошла незаметно, и вот пришло утро, а с ним пора расходиться. Из клуба мы вышли дружной толпой, которая таинственным образом разделилась на небольшие группки людей, а затем и вовсе на парочки. И не менее таинственным образом я оказалась наедине с Диком. Куда пропал Кеннет, и как он меня упустил из виду, мне было невдомек, но меня это уже и не волновало.
Мы шли с Диком к Профессорскому садику и вели довольно странный разговор, суть которого как будто бы была ясна обоим, но тщательно скрывалась за недомолвками.
- Он же тупица, я помню, ты сама говорила.
- Мало ли, что я говорила. Я же девушка, я такая ветреная.
- Ерунда… и вообще, что это такое! Сидела всю ночь у него на коленях.
- Ну и что?
- Как это ну и что! Это никуда не годится. Ладно бы, кто-то другой, но ТЫ!
- Где хочу, там и сижу, тебя это не должно волновать.
- Но волнует.
- А меня не волнует, что тебя это волнует.
- Это… ниже тебя.
- Иди к черту, - тут я разозлилась, - не тебе решать, что ниже, а что выше.
- Ты не должна была с ним сидеть и разговаривать.
- Я знаю, что не должна. Я никому ничего не должна.
- Нет, я имею в виду… ты должна была не сидеть. Не с ним.
- Как-то других желающих не нашлось.
Неожиданно Дик взял меня за руку и притянул к скамейке. Мы сели и над нами тут же зажегся фонарь. Мы сидели близко-близко, и я видела, как блестели его глаза. Я чувствовала его запах, такой знакомый и родной. Я поняла, что сейчас произойдет что-то важное, но не знала, как к этому отношусь. Я не испытывала никаких эмоций, кроме легкого напряжения, вызванного ожиданием.
- Другие есть, - сказал он, наконец, обнимая меня за плечи.
Затем одна его рука коснулась сперва моего носа, затем губ.
- Ты очень красивая, - вдруг произнес Дик.
Это было лестно – но не более.
- Этот Кеннет тебя не достоин, ты слишком умная и красивая для него, ты найдешь кого-то в сотню раз лучше этого идиота.
«Кеннет не достоин! – подумала я, - а кто же, интересно, по-твоему, достоин?». Ответ как будто бы прозвучал в его следующем действии – он склонился ко мне и поцеловал в губы. Я ответила ему, честно стараясь получить удовольствие от поцелуя. Но тщетно.
В этот самый миг все кончилось. Все мои многомесячные страдания, все переживания и слезы, всё было зря. Либо я совершенно бесчувственное создание, не способное ни на какие яркие чувства, и тем более на любовь, либо Дик – не мужчина моей мечты, и не моя вторая половинка. Ибо в секунду, когда губы наши соприкоснулись, я почувствовала полное безразличие к молодому человеку рядом со мной. Я знала, что если нам доведется поцеловаться, это все изменит. Но могла ли я думать, что подобное затушит тлеющие угли, а не раздует из них огонь?
Мы посидели еще, Дик сказал мне, какая я потрясающая. Но я чувствовала, что это было хоть и искренне, но… словно бы извиняясь. Он как будто бы говорил «Ты потрясающая, но для *нас* это ничего не меняет». Окончательно точку в наших не начавшихся отношениях поставила следующая фраза Дика:
- Гермиона… - прошептал он после уже третьего поцелуя, - вообще… оно тебе нужно?
Я поняла, что он говорил об идее нас двоих вместе. И честный ответ был «нет». Но я, в ту минуту слишком ошеломленная осознанием того, что полностью освободилась от чувств к Дику, вдруг испугалась, что мой категоричный ответ может обидеть его. Сейчас, по здравом размышлении, я не стала бы щадить его гордость и, скорее даже, наоборот, сделав всё легче для нас обоих, сказала бы правду. Но я попыталась ответить деликатно:
- Нууу… не знаю… как-то… наверное, так…не особо, наверное… В общем, - я вздохнула, пытаясь собраться с мыслями, - идти пора. Я спать хочу.
Дик согласно кивнул и мы пошли к моему колледжу. Долгое время мы хранили молчание. Затем, уже прощаясь, обменявшись лишь скупым «пока», я добавила:
- Только ты… пиши что ли. Мы ведь друзья.
Дик горячо заверил меня в том, что будет писать мне едва ли не каждый день, но я-то знала, что в лучшем случае получу от него открытку на Рождество.

27 ноября, суббота

Еще в понедельник профессор Вейнс предложил мне начать встречаться чаще, поскольку конференция должна была состояться уже очень скоро – 4 декабря – а мы так и не достигли тех результатов, на которые рассчитывали. Пришла я в лабораторию и в субботу. Когда передо мной встал выбор, куда идти – на квиддич или на встречу с профессором Вейнсом, я даже не задумывалась и предпочла зелья. Такая легкость в принятии решения, которое когда-то было бы для меня тяжелейшим, подняла мне настроение.
- Мы неплохо поработали на этой неделе, не правда ли, сэр? – произнесла я, когда мы наводили порядок в лаборатории после очередных опытов.
- Мы не продвинулись ни на шаг, - ответил профессор недовольно.
- Отсутствие результата – тоже результат. По крайней мере, теперь мы знаем, чего делать точно не стоит, - сказала я, счищая со стола остатки взорвавшегося зелья.
Вейнс хмыкнул и даже улыбнулся.
- Ваш оптимизм почти заразителен, - сказал он, - но спешу напомнить, что у нас осталась неделя.
- И что вы посоветуете?
- Работать, - был краткий ответ.
Я улыбнулась.
- Обязательно последую вашему совету. Один уже оказался действенным, наверняка окажется и второй.
Профессор взглянула на меня вопросительно, и я игриво ответила:
- Помните, вы говорили о том, что чтобы привлечь мужчину, нужно заставить его охотиться?
- Мм.
- Я так и сделала. И чем равнодушнее я была, тем больше он жаждал моего внимания. Это удивительно.
Вейнс хмыкнул.
- Интересно, это действует всегда? – спросила я после некоторой паузы.
Профессор молча пожал плечами.
- И с Кеннетом действует. И с Эмилем… - пробормотала я, а затем громче добавила, - надо будет попробовать на ком-то еще.
- А ваша предыдущая жертва не воспримет это как оскорбление? – едко поинтересовался профессор.
- Дик? Нееет, - убежденно заявила я. – Мы с ним теперь просто друзья. И все благодаря вам.
- Благодарности можете прислать в письменной форме, адрес вам известен.
- Вы напрасно язвите, сэр. Если бы не ваш совет, я бы до сих пор мучалась своей псевдо-влюбленностью, а так, когда у меня появилась возможность, пусть и призрачная, добиться Дика, я поняла, что он мне не нужен. И теперь я чувствую себя такой свободной! Вы представить себе не можете.
- Действительно не могу, - пробубнил Вейнс, и что-то в его голосе заставило меня замолчать.
Мы молча закончили уборку, и я в который раз поймала себя на том, что говорю слишком много. Я начала переживать, что у профессора может сложиться обо мне мнение, как о пустоголовой ветряной болтушке, что было бы очень неприятно.

28 ноября, воскресенье

Целое воскресенье я пыталась понять теорему Уитмана. То есть, я её, конечно, поняла, и доказать её могла бы с легкостью, но ПОЧЕМУ всё происходило так, а не иначе, было для меня загадкой. В который раз я просматривала в справочнике список ингредиентов категории А и категории С, сопоставляя каждый с каждым, и все в сумме, и с ингредиентами других категорий, и перечитывая то, что говорилось о классификации ингредиентов в учебнике Основы Зельеварения, по которому мы учились еще на первом курсе. Но я не могла понять, почему при их взаимодействии активными были ингредиенты С, и, соответственно, именно они давали основные магические свойства зелью, тогда как ингредиенты А давали побочные. Всё рассчитывалось по формуле Уитмана, которая была верна в 99 процентах случаев…
Нам с профессором необходимо было, чтобы активным стал янус двупестный, который относился к категории А, соответственно, нужно было, чтобы теорема Уитмана не сработала, соответственно, нужно было рассматривать этот один процент, составляющий исключения. На это я потратила ни один час.
Озарение пришло неожиданно. Готова поклясться мне на голову упало яблоко – настолько ошеломленной я чувствовала себя, когда поняла, чего нам не хватает. Окрыленная, я помчалась к профессорскому городку, надеясь, что девять – достаточной поздний час, чтобы обнаружить профессора Вейнса дома.
Я стучала в его дверь почти около семи минут. Наконец, мне открыли. Профессор был одет не празднично, но так, как будто собирался куда-то уходить. Почему, в таком случае, он не открывал так долго, было не ясно.
- А, это вы, - произнес он, и мне стало ясно, что он ждал кого-то другого.
- Извините, сэр, я займу у вас всего лишь минуту, - но потом, вспомнив предыдущий инцидент, сказала, - хотя, если вы кого-то ждете, я зайду потом, да и завтра у нас лекция…
Вейнс сделал шаг в сторону и жестом предложил мне войти. Я не стала сопротивляться, слишком велико было желание поделиться догадкой, и слишком мала вероятность, что кроме профессора меня кто-то поймет.
- Будьте добры, подождите меня в гостиной, мисс Грейнджер, - непривычно вежливо произнес Вейнс, и я неторопливо прошла в комнату.
Сам он, как я слышала, поднялся вверх по лестнице.
Я, как и в прошлый раз, огляделась вокруг. Гостиная казалась все еще малообжитой, хотя личных вещей хозяина прибавилось. Тут стоял пустой бокал, там лежало перо. Я села в ближайшее к выходу кресло, и обнаружила запавшую между сидением и ручкой тонкую книжку. Скорее даже это была не книжка, а брошюрка. Я взяла её в руки и с удивлением прочитала «Как завести друзей». Я прыснула от удивления.
Открыв печатное издание, с обложки которого раздражающе широко улыбалась компания девушек и молодых людей в магловской одежде (что убедило меня в том, что автором был магл), я принялась читать заголовки. Под ними были написаны небольшие тезисы – пояснялось, о чем пойдет речь ниже. Кое-где стояли начерченные пером галочки.
«Если вы хотите завести новых друзей, - читала я главу под названием «ОБЩЕНИЕ», - вам необходимо стараться проводить среди людей как можно больше времени. Друзья не придут сами по себе и не постучат в вашу дверь, пока вы смотрите телевизор. И если люди, которые уже есть вокруг вас (в школе, на работе и т.д.) не являются подходящим материалом для дружбы, это не конец света». (Галочка)
«Говорите с людьми. Вы можете вращаться среди них, но по сути никогда не говорить. Старайтесь это исправить. Разговаривайте со всеми: с продавцами, клерками в банке, людьми в автобусе или сидящими с вами рядом по каким-то причинам (галочка) – например, на ланче или в церкви (вопросительный знак).
Старайтесь начинать разговоры. Самое элементарное – о погоде («Какой прекрасный солнечный денек, не так ли?» или «Ох, сегодня льет как из ведра»),просите о помощи («Как вы думаете, какой шарф лучше подарить маме?»), или делайте комплименты («Какая отличная машина» или «у вас очень красивые туфли»). После ответа на эти вопросы, вы можете задать вытекающие, например «Вы любите теплую погоду?» или «а что вы обычно дарите своей маме?».
В конце разговора представьтесь. Это совсем не сложно, просто скажите: «Кстати, меня зовут…». Обычно люди в ответ делают то же самое. ВНИМАНИЕ: запомните его/её имя!
Разговаривайте радостным тоном. Даже если вы жалуетесь на что-то, старайтесь говорить об этом с улыбкой. Подробнее об этом см. раздел «УЛЫБКА»»
«Старайтесь смотреть людям в глаза и улыбаться, - советовал последующий раздел «УЛЫБКА», - Если вы выглядите недружелюбно, у людей будет меньше желания общаться с вами». Галочка.
«Инициируйте совместную деятельность, - настаивал раздел «СОВМЕСТНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ», - вы можете раскрыть душу и постоянно улыбаться, но это не поможет, если вы не будете заниматься с людьми какой-то совместной деятельностью. Ходите вместе на вечеринки, или пригласите будущего друга на ланч. Или просто займитесь одним учебным или рабочим проектом». (Галочка)
«Будьте открытым, - говорилось дальше, - не держите секретов от друзей. Если только это не самые сокровенные секреты (жирный минус). Иногда задушевный разговор может сблизить сильнее, чем любая другая совместная деятельность. Расскажите другу о себе, а затем выслушайте всё, что он расскажет вам о себе. ВАЖНО: будьте хорошим слушателем, запоминайте все, что вам рассказывают (галочка).
Будьте правдивым и надежным»
«Вы не обязаны быть веселым или суперклассным. Нужно быть просто позитивным и дружелюбным (минус). Не язвить по каждому поводу (минус), а позволять людям чувствовать себя рядом с вами комфортно (минус), чтобы они вас не боялись и не чувствовали к вам отвращения (минус). Для этого улыбайтесь (см.раздел «УЛЫБКА») (жирный минус), часто смейтесь (минус, бумага слегка надорвана пером), не забывайте смотреть в глаза и просто будьте уверены в себе. Но не слишком, чтобы вас не считали заносчивым»
«Не пытайтесь изменить себя для того, чтобы обзавестись друзьями. Оставайтесь верны своим убеждениям. Оставайтесь самим собой (галочка)»
«Будьте осторожны, встречаясь с людьми, с которыми познакомились он-лайн. Они могут оказаться маньяками (см.раздел «ОН-ЛАЙН»)». (Знак вопроса)
Я услышала, что кто-то спускается обратно по лестнице, и быстро закрыв брошюру, засунула её туда, откуда взяла. Я не знала, смеяться ли над тем, что нашла, или плакать. Если быть точной, книжка безусловно была полной нелепицей, но то, что профессор Вейнс, может быть даже и не всерьез, но читал её, меня огорчало. Несмотря на немного неровный и странный характер, а также порой подозрительное, а порой таинственное и необъяснимое поведение, профессор Вейнс был мне очень…приятен, и мне не хотелось, чтобы у него были проблемы с друзьями. Я бы сама хотела бы стать его другом, если бы он позволил мне это. Но вероятность такого исхода была довольно мала.
- Итак, я вас внимательно слушаю. Что привело вас в такой час в мою скромную обитель? – спросил Вейнс, входя в гостиную.
Я изложила суть дела, и принялась детально расписывать своё небольшое открытие.
-… и это поможет нам контролировать процесс с самого начала… - вещала я.
- … что даст нам возможность увеличить срок действия до четырех часов, - профессор, кажется, был действительно изумлен, - впрочем, верхолазка…
- Да, сэр, верхолазка, теперь становясь также активной, будет оказывать вредоносное действие, и если мы добавим её настолько много, волшебник, принявший зелье, может навсегда ослепнуть.
- Соответственно, только около трех часов, не больше, - проговорил профессор, рассчитывая что-то на клочке пергамента.
- По моим подсчетам, именно так, сэр, но сперва нужно провести научный эксперимент.
- Это безусловно.
Внезапно, в дверь постучали. Профессор посмотрел на меня, и на мгновение мне показалось, что сейчас он спросит:
- Вы кого-то ждете?
Но затем он направился в прихожую, оттуда говоря мне:
- Договоримся о подробностях завтра после лекции.
Я поспешила за ним, как раз чтобы успеть увидеть, как он открывает дверь и здоровается кивком головы с высокой светловолосой женщиной примерно его возраста. Я смутилась и поспешила покинуть дом профессора, сконфуженно протискиваясь между женщиной – весьма привлекательной – и дверным косяком.
А профессор Вейнс, оказывается, был настоящим ловеласом.

0

9

8

Стань лучше и сам пойми, кто ты, прежде чем встретишь нового человека и будешь надеяться, что он тебя поймет.

29 ноября, понедельник

Теперь многое для меня прояснилось: странное поведение профессора, эти натянутые улыбки и постоянные попытки заговорить… Он просто действовал согласно советам книжки, с целью подружиться со мной. Видимо, у него были проблемы в общении с людьми, и, появившись в новом месте, он решил попытаться с ними справиться.
Когда я пришла в университет, я тоже хотела начать новую жизнь, и мне это во многом удалось. Я стала совершенно другим человеком по сравнению с той Гермионой Грейнджер, которая выпустилась из школы магии четыре года назад. Я стала старше, мудрее, терпимее к людям и их недостаткам. Я стала лучше разбираться в себе. И если бы не эта нелепая влюбленность в Дика, я была бы, наверное, самым уравновешенным и гармоничным человеком на земле. Когда в моей жизни происходит новое значимое событие, оно всегда является толчком к началу чего-то нового, к переосмыслению ценностей и к обновлению. Поэтому я легко могу понять профессора Вейнса, который, начав новый этап своей жизни, решил измениться и изменить что-то для себя. Тот же факт, что он выбрал именно меня в качестве своего друга… что ж, а почему нет?
Как это всегда бывает, когда открываешь новую страницу жизни, твое мироощущение и самосознание меняется. И теперь, освободившись от чувств к Дику, я стала лучше относиться не только ко всему вокруг, но и в первую очередь к себе. Я вдруг поняла, что дело не в моей внешности, и даже не в моем характере, а просто в том, что я еще не встретила того человека, который готов был бы полюбить меня такой, какая я есть, и которого полюбила бы я – всей душой, без сомнений и колебаний, любовью, которая делала бы меня счастливой.
И потому, теперь мне было легче поверить в то, что профессор Вейнс остановил свой выбор именно на мне из всех других студенток – а выбрать было, наверное, необходимо, поскольку сразу стать Мистером Общительность он вряд ли бы смог. Работать над одним человеком гораздо проще, чем сразу над толпой.
Тем более, он общался не только со мной, но и с другими представительницами слабого пола. То есть, я не была единственным объектом его социальных опытов, просто «одной из». А быть «одной из» для меня не в новинку.
Конечно, я не могла быть уверена, что с другими женщинами его связывали чисто дружеские отношения. Если говорить откровенно, я придерживалась совершенно иного мнения. Но вот со мной он определенно собирался оставаться лишь друзьями.
То есть, он вряд ли рассчитывал на что-то большее… ведь так? Я хочу сказать, он вел бы себя совсем иначе, если бы видел во мне не просто студентку и интересного собеседника, а кого-то еще…
Впрочем, для меня это не имело никакого значения. Совершенно никакого. Потому что ни о чем таком не могло быть и речи. Он был моим профессором, а я его студенткой. И я не из тех, кто может наплевать на правила и позабыть о субординации. Я слишком правильная для подобных эскапад. И один тот факт, что в моей голове вообще появились подобные мысли заслуживал самого горячего порицания со стороны моего внутреннего «я». Не того легкомысленного «я», которое толкало меня на разного рода авантюры еще в школе, а серьезного взрослого «я», придерживающегося правил высокой нравственности и следившего за моим моральным обликом.
Обо всем этом я думала в понедельник на Гербологии и Библиографии, и лишь на Ядах мне удалось сконцентрироваться на предмете.
После лекции профессор Вейнс задержал меня, чтобы сначала поинтересоваться, не случалось ли мне бывать на приеме у Министра Магии. Я ответила, что случалось, но довольно давно.
- Видите ли, моей сестре, которой я не успел представить вас вчера, показалось, что вы были представлены друг другу на одном из праздничных ужинов у министра.
Я удивленно подняла брови и со всей доступной вежливостью ответила, что это маловероятно, иначе я непременно запомнила бы. В голове же моей пронесся рой мыслей. Самыми навязчивыми из них были «Ах, сестраааа….» и «Зачем он мне это сказал?».
Затем профессор сказал, что нам необходимо было зарегистрировать зелье до конференции, для чего нужно было его доработать и провести необходимые эксперименты. Оформить регистрацию можно было только в Лондоне, куда профессор и собирался отправиться, как только опыты будут закончены. Поскольку времени оставалось мало, мы решили взяться за дело сразу же в понедельник вечером и потратить на зелье всю ночь и, возможно, вторник. Мне было не привыкать к такому ритму, и профессору Вейнсу, видимо, тоже.
Мы работали не покладая рук, лишь изредка отвлекаясь на еду. Это было изнурительно, но я не могла не испытывать некоего удовольствия от осознания того, что это были самые настоящие исследования, и что я, совсем еще молодая ведьма, работала бок о бок с таким профессионалом и была на пути к важному открытию. Именно тогда я впервые поняла, что обладаю пресловутым тщеславием ученого.

1 декабря, среда

Всю среду я отсыпалась, позабыв о занятиях. Профессор Вейнс уехал в Лондон, сперва дав мне обещание, что при первой же возможности он тоже выспится. Он сообщил, что собирается остаться в столице до вечера субботы, и потому встретиться мы сможем лишь на конференции. Я ничего на это не ответила, но в душе понадеялась, что смогу увидеть его до выступления, чтобы заручиться его моральной поддержкой.

4 декабря, суббота

К субботе я превратилась в комок нервов. Окружающие боялись приближаться ко мне и тем более вести со мной беседы. Я срывалась по каждому поводу. Больше всех доставалось Клаудии, ведь ей приходилось жить со мной в одной комнате. К уикэнду она правда уже поняла, что ради собственного же блага не стоило со мной даже заговаривать, но мне было достаточно валяющихся в углу комнаты её грязных носков, чтобы разразиться гневной тирадой.
Примерно за час до начала конференции я ушла из общежития и начала просто бродить вокруг корпуса Мерлина, желая хотя бы немного уменьшить нервозность. Я могла бы выпить успокаивающее зелье, но боялась, что стану из-за него слишком апатичной и вялой, что тоже не очень хорошо.
Гуляя, я встретила Эмиля, который спешил в зал Урабороса, завершить подготовку. Он вкратце отчитался о том, что уже было сделано, и какие штрихи оставались. Я была рада отвлечься от мыслей о выступлении, но Эмиль не преминул спросить, нервничаю ли я. Я солгала, ответив «Так, немного». Эмиль улыбнулся своей застенчивой улыбкой и слегка приобнял меня.
- Всё будет хорошо, не волнуйся, - сказал он, - ты лучшая.
Я поблагодарила его и поспешила уйти. Кричать на него за попытку приободрить и успокоить не хотелось, а спокойно сносить эти совершенно ненужные мне прикосновения я не могла. На время мои мысли были увлечены вопросом «Почему же я такая нервная, и что со мной не так?». Ведь это не совсем нормально, так не терпеть физические контакты. Но вскоре я снова была погружена в размышления о предстоящем выступлении. Я проигрывала в голове тысячи вариантов, как пройдет мой доклад, какие вопросы мне могут задать, и как я на них отвечу. Некоторые из моих собственных вопросов ставили меня в тупик, и я не успокаивалась, пока не находила ответы на них. Найдя же, гордилась собой и думала о том, что будет здорово, если мне зададут такой вопрос, ведь я знаю, что ответить.
Наконец, пришло время идти в корпус Мерлина. Вереницы студентов уже подтягивались к главному зданию университета. Зал Уробороса был уже заполнен наполовину, в основном иностранными гостями, но и студенты Стоунхенджского университета постепенно собирались, занимая задние ряды. Я нерешительно встала у стены, озираясь в поисках знакомых лиц. И, наконец, увидела то лицо, которое на самом деле хотела увидеть больше всего.
- Профессор Вейнс! – обратилась я к преподавателю, подходя ближе.
- Мисс Грейнджер, - поздоровался он, оглядывая меня с ног до головы. – Вы выглядите напряженной. А для этого совершенно нет причин – регистрация зелья прошла без каких-либо осложнений, и, я уверен, ваше выступление станет гвоздем программы.
Я вяло улыбнулась.
- Я не очень люблю…быть в центре внимания, - сказала я. – А с моей темой это, кажется, неизбежно.
Профессор жестом предложил мне сесть на одно из свободных мест и сам сел рядом.
- Я не вижу никаких причин, которые должны были бы заставить вас не любить всеобщее внимание. Я мог бы понять это, если бы вы были уродливым созданием, но я, - Вейнс чуть склонился ко мне и заговорил тише, - оглядываясь вокруг, могу со всей ответственностью заявить, что вы будете украшением этой конференции. Не хотелось бы оскорблять других участниц, но все они выглядят так, словно занялись зельеварением только для того, чтобы у них был хороший повод пореже появляться на людях.
Я против воли залилась краской. Такой прямой комплимент не мог не смутить меня, и я, промямлив слова благодарности, поспешила сменить тему.
- Как вы провели эти дни в Лондоне, профессор? – спросила я.
- Ничего интересного, - ответил он.
- Неужели вы все четыре дня провели в разных госорганах, пытаясь зарегистрировать зелье, сэр?
- Нет, конечно нет, мисс Грейнджер. Но я … не обладаю талантом использовать свободное время на интересные развлечения, о которых затем можно было бы рассказать.
- Я тоже им не обладаю. Однако, уверена, было что-нибудь, о чем вы могли бы мне поведать. Пожалуйста, расскажите мне что-нибудь, иначе я снова начну думать о своем выступлении и снова начну нервничать.
Вейнс задумчиво посмотрел на меня.
- Ну что ж. Если это действительно поможет вам унять беспокойство… в четверг я проходил мимо небольшого книжного магазина – возможно, вы его знаете, «Пикадор энд сонс» на Пикадили стрит…
Я кивнула. Конечно, я о нем знала.
- … и обнаружил, что там сменился хозяин. Старик Пикадор умер год назад, и теперь магазином заведует его старший сын.
- Мистер Пикадор! – воскликнула я. – Какое несчастье. Он был таким приятным джентльменом.
- Его сын решил расширить дело и открыл книжную лавку для маглов. Теперь вход для магов находится за одним из стеллажей магловского магазина.
- Это замечательно, - откликнулась я.
- Не вижу ничего замечательного, - недовольно ответил Вейнс, - теперь маглы постоянно мешаются под ногами. Косятся на мантии и иногда загораживают проход в магический отдел.
Я тут же напряглась. Неужели профессор Вейнс был маглоненавистником? Этого просто не могло быть, я бы уже давно заметила. К тому же, он не мог не знать, что я была маглорожденной.
- Это не вина маглов! – сказала я, пожалуй, излишне горячо. – Вы бы вели себя на их месте также. Я хочу сказать, если бы вы увидели сейчас в этом зале человека в джинсах и майке, разве не стали бы вы смотреть на него косо? А о том, что один из стеллажей может являться входом в невидимый книжный магазин им тем более не может быт известно, но они не виноваты в том, что им не посчастливилось родиться волшебниками. Это не значит, что они глупее! По-моему, это даже хорошо, что теперь в магический отдел можно попасть только через магловский, может быть, больше волшебников познакомятся с литературой маглов и поймут, что те также достойны уважения. И я…
- Мисс Грейнджер, - перебил меня профессор Вейнс голосом, в котором звучали насмешливые нотки, - я вовсе не намеревался оскорбить маглов. И я достаточно близко знаком с их литературой, чтобы оценить всю прелесть малговского книжного магазина в непосредственной близости от магического. Однако неудобства, сопряженные с таким соседством не могут не вызывать раздражения. Вы должны это понять. И я совершенно уверен, если бы вам пришлось простоять пятнадцать минут рядом со стеллажом, наполненным книгами с названиями «Как выйти замуж за мужчину своей мечты» и «Я знаю о сексе всё», ожидая, пока какой-нибудь магл выбирает книгу о карточных гаданиях, вы бы разделили мое недовольство.
Я улыбнулась.
- Да, пожалуй вы правы, - ответила я. – Хотя… узнать, как выйти замуж за мужчины мечты я бы не отказалась.
Поняв по шутливому тону, что я говорю несерьезно, профессор Вейнс едва заметно улыбнулся.
- Думаю, вторая книга в таком случае была бы более полезна.
Мои щеки снова порозовели, но я попыталась пошутить в ответ.
- Не знаю, первая, наверное, должна включать в себя основные главы второй?
- Возможно. Видите ли, я не стремлюсь выйти замуж за мужчину своей мечты, поэтому не слишком хорошо разбираюсь в вопросе.
- Это хорошо, сэр, что вы способны признать свою некомпетентность. Знаете, не все могут так легко признаться в том, что несведущи в какой-то проблеме.
- О, а еще я ничего не смыслю в косметике и совершенно не разбираюсь в туфлях на каблуке.
- Вы что, пытаетесь произвести на меня впечатление? – спросила я почти игриво.
- Если только мне это удается. Если нет – то нет, не пытаюсь.
Я с улыбкой взглянула на профессора – тот невозмутимо смотрел куда-то вперед, но кончики его губ то и дело пытались сложиться улыбку. И только сила воли и самодисциплина помогали Вейнсу не улыбнуться широко и непринужденно.
Оглядывая зал, я увидела как в него вошли Клаудия, Джейсон и Дик. Моё сердце дрогнуло. Я не видела Дика с самого случая с поцелуем и не представляла, как теперь пройдет наша встреча. Сперва я даже подумала о том, чтобы не подходить к ним, но Клаудия заметила, что я смотрю на них и помахала рукой – сначала в знак приветствия, а затем подзывая меня к себе. Я была вынуждена оставить профессора и подойти к друзьям.
Пока я шла к ним, я успела подумать о том, как выгляжу – несмотря на остывшие чувства к Дику, мне все еще хотелось ему нравиться – поразмышлять о том, как лучше поздороваться, как начать вести себя. Но весь построенный в голове сценарий рассыпался в дребезги, когда я, наконец, оказалась рядом с ребятами. Само собой вышло так, что я сказала Дику «привет», лишь мельком взглянув на него, и тут же сосредоточила свое внимание на Клаудии и Джейсоне. Затем мне показалось, что я была слишком груба, или даже можно было подумать, что я обижена. Я же хотела продемонстрировать лишь равнодушие и легкое пренебрежение. Тогда я окинула Дика еще одним мимолетным взглядом, но он смотрел куда-то в сторону, и я снова вернулась к беседе с Клаудией.
- Ты, кажется, наконец, успокоилась? – поинтересовалась Клаудия, поглядывая на меня не без опаски.
- Пока что да, - ответила я, - но, думаю, это временно. Я не представляю, что со мной будет, когда придет время выходить на сцену.
- Не волнуйся, ты выступишь безупречно, - поддержал меня Джейсон, - так же безупречно, как все, что ты делаешь.
Я улыбнулась в знак благодарности, и Джейсон по-приятельски похлопал меня по плечу. К своему удивлению, я почти не почувствовала раздражения.
- Пойдем, сядем куда-нибудь, - предложила Клаудия, но я была вынуждена отказаться.
- Я уже сижу. Там, - я кивнула головой в сторону, где сидел профессор Вейнс.
Клаудия, цепким взглядом окинув собравшихся, тут же заметила нашего преподавателя и пустующий стул рядом с ним.
- Аааа! – протянула она. – Теперь ясно, кто является гарантом твоего спокойствия.
- Не неси чепуху, - отмахнулась я.
- Кто? – поинтересовался Дик, вдруг включившийся в разговор.
- Профессор Вейнс, - ответила Клаудия самодовольно, - он влюблен в Герми.
- Серьезно? – удивленно произнес Дик, и Клаудия заверила его, что именно так все и обстоит.
Я же, вопреки здравому смыслу, не стала на этот раз спорить с Клаудией. Мне хотелось, чтобы Дик видел, что я нравлюсь другим представителям сильного пола. Что в меня даже может влюбиться такой красивый и взрослый мужчина.
Тут к нам подошел Эмиль, чтобы сообщить мне, что какая-то делегация опаздывает. Я почувствовала, как в желудке все нервно сжалось. Не то, чтобы меня сильно волновала судьба какой-то там делегации, но тот факт, что что-то пошло не так заставил меня заволноваться.
- Ну, пока время терпит, - сказал Эмиль, - и я попросил двух ребят разобраться с этим. Так что, думаю, всё будет в порядке. Причин волноваться нет.
- Так зачем ты ей сказал? – задал Дик вопрос, который меня и саму начал интересовать.
Эмиль густо покраснел и опустил взгляд в пол. Мне тут же стало жаль его, и я поспешила заверить его, что он поступил правильно, и нужно докладывать мне обо всех эксцессах. Эмиль выдавил улыбку, но его смущение все еще было очевидно. Я недовольно посмотрела на Дика, и тот мимикой и жестами изобразил «Откуда я знал, что он такой придурок?». Мой взгляд стал еще более осуждающим.
Тут в разговор вмешалась Клаудия, решившая сменить тему разговора.
- Сегодня после конференции устраиваем отвальную! – заявила она. – Дик, притащи пуншевик.
- Притащи что? – спросила я.
- У Дика есть пуншевик, большая миска, которая всегда полна пунша. Прикольно, правда?
- Прикольно, - согласился с ней Дик, - но есть небольшая проблема. Его разбили парни из соседней комнаты когда мы в последний раз устраивали вечеринку в общаге.
- Черт! – раздосадовано воскликнула Клаудия. – Вот идиоты!
- У меня тоже есть такая штука, только она наполняется французским вином, - скромно произнес Эмиль.
Клаудия снова воспряла духом. Эмиль выжидательно смотрел на неё. Очевидно, он ожидал приглашения на вечеринку, но Клаудия, которая обычно не «заморачивалась на таких глупостях», как она говорила, довольно улыбалась и даже не думала осчастливить молодого человека официальной церемонией. Я тоже не спешила сделать это, поскольку – к своему стыду – не очень хотела видеть Эмиля на вечеринке. И хотя тот перевел вопрошающе-умоляющий взгляд темных глаз на меня, я сделала вид, что не заметила этого. Тогда заговорил Дик:
- В таком случае, надеюсь, ты сможешь принести его на вечеринку? Ведь ты придешь?
Эмиль смущенно уставился в пол и пробормотал что-то о том, что он не был приглашен, и поэтому не знает, имеет ли право…
- Но я могу дать вам Винный источник, - заключил он, глядя куда-то в сторону.
- Не говори глупостей, - сказала я, проникнувшись жалостью к человеку, страдающему такой стеснительностью, - конечно, ты приглашен, ведь ты занимался организацией конференции, а вечеринка будет посвящена именно ей!
Эмиль с бесконечной благодарностью во взгляде посмотрел на меня. Затем Клаудия сообщила, что они пойдут искать места для себя, и она, вместе с Диком и Джейсоном ушла, оставив меня с Эмилем наедине. Он немного расслабился.
- Не стоит быть НАСТОЛЬКО застенчивым, - сказала я ему, кажется, не слишком деликатно, - ведь ты хотел пойти на вечеринку. Зачем ты начал говорить про то, что можешь просто отдать Винный источник?
Эмиль избегал встречаться со мной взглядом, но ответил:
- Я не хотел бы быть лишним. Тем более, мне показалось, что ТЫ не очень хотела, чтобы я шел туда…
- Ерунда какая, - ответила я, испытывая чувство стыда. – Конечно, я хочу, чтобы ты пришел.
Эмиль просиял, но я тут же почувствовала, что совершила ошибку. Не стоило поощрять его чувства ко мне. Я поспешила попрощаться с молодым человеком и вернулась к профессору Вейнсу.
Но лишь подойдя совсем близко, я увидела, что он разговаривает с сидящей рядом незнакомой мне женщиной – суда по одеждам, одной из немецких делегатов. Я испытала легкое чувство обиды на то, что профессор позволил даме занять мое место, но тут же поспешила развернуться и уйти.
Однако голос Вейнс остановил меня.
- Мисс Грейнджер! – произнес он строго. – Куда вы направляетесь? Прошу прощения, фрёйляйн Шмид, - обратился он к своей собеседнице, - я должен просить вас освободить место для моей студентки.
Молодая женщина показалась оскорбленной такой просьбой, но встала и пересела. К счастью, мне удалось сдержать порыв показать ей язык.
Несмотря на желание профессора, чтобы я сидела рядом с ним, он не намеревался вести бесед, и я погрузилась в свои мысли.
Наконец, конференция началась. К кафедре в центре сцены вышла декан Питч. Она сказала вступительное слово, все зааплодировали. Затем вышел первый докладчик. Пока он что-то рассказывал, Вейнс обратился ко мне:
- Вы знаете, что выступаете последней?
Мой желудок снова неприятно сжался от мыслей о предстоящем.
- Нет, - прошептала я.
- Это хорошо, - тихо сообщил после паузы профессор, - вашему докладу будет уделено особое внимание. Никого не будет тяготить мысль о том, что нужно слушать кого-то еще.
- Или все настолько устанут, что не будут обращать на меня никакого внимания, что тоже хорошо, - ответила я.
Профессор хмыкнул. Чуть склонившись ко мне, он шепотом заговорил:
- Не надейтесь на такой поворот событий. Сейчас все будут дремать, а к вашему выступлению как раз проснутся, - а затем, более сердито продолжил, - И усмирите эту нервозность. Вы всегда казались мне уравновешенной юной леди. Или я ошибся в оценке вашего характера, и вы просто не способны проявить самообладание?
Это меня разозлило. Я не стала ничего отвечать, но твердо решила доказать, что на конкурсе Самообладания, случись такому проходить, заняла бы первое место.
Наконец, пришло время моего выступления. Объявили мою фамилию и тему выступления, и я на ватных ногах вышла на сцену. Сидя там, на своем месте, я думала о том, с каким выражением лица лучше выйти, какие эмоции изобразить, как лучше встать за кафедрой, каким голосом начать говорить. Но только я услышала свое имя, как мой мозг словно отключился. Я действовала совершенно механически, бездумно вышла к кафедре с, наверное, каменным лицом, оглядела зал, никого на самом деле не видя, и глубоко вздохнула. Теперь самое главное было начать. Я вызубрила свой текст так, что могла бы рассказать его, разбуди меня кто-нибудь ночью. И главное было сказать первую фразу, самую первую, и тогда все пошло бы как по накатанной дорожке. Но я будто бы онемела. Со мной никогда такого не происходило, волнение никогда не было столь сильно, чтобы заставить меня забыть слова. Мой взгляд задержался на профессоре Питч, она выжидательно смотрела на меня, заставляя нервничать еще больше. В голове билась одна мысль «Как начинается? Как начинается?», но сосредоточиться и действительно попытаться вспомнить я не могла. Затем я увидела профессора Вейнса. Он был спокоен и смотрел на меня как будто бы с любопытством.
«Вы всегда казались мне уравновешенной юной леди. Или я ошибся в оценке вашего характера, и вы просто не способны проявить самообладание?»
Вспомнив его слова, я еще раз вздохнула, и затем губы зашевелились сами собой, издавая звуки, складывающиеся в слова:
- Мое исследование было посвящено…
Я не помню, как прошло мое выступление. Все было словно во сне. Я без единой запинки сделала доклад, и мой голос не дрожал, и руки не тряслись. Однако, когда я закончила, слушатели не зааплодировали, как они делали это после каждого выступления. В зале стояла гробовая тишина. Все пытались осмыслить услышанное.
Я отошла от доски, на которой в ходе выступления по команде моей палочки появлялись новые и новые формулы и расчеты, и встала за кафедру. Только теперь ко мне вернулось осознание себя, и я попыталась принять уверенный в себе, даже чуть расслабленный вид. Мельком взглянула на профессора Вейнса – он казался удовлетворенным и по-прежнему спокойным.
- Теперь я с удовольствием отвечу на ваши вопросы, если таковые имеются, - сказала я.
Таковые имелись. Меня засыпали градом вопросов. В основном их задавали профессора из нашего и других университетов, сидевшие на первых рядах. Пару раз поднимали руки студенты с задних рядов, но ученые мужи почти не давали молодым возможности высказаться. Поначалу я уверенно отражала атаки – а именно так выглядели вопросы профессоров – но тут в обсуждение включился пожилой волшебник с короткой седой бородкой.
- Профессор МакКейн, Сэлемский Магический Университет, - представился он. - Скажите, мисс Грейнджер, когда вы занялись этим проектом, вы не думали о том, какой вред причиняете обществу?
Произнесено это было очень вежливым тоном, но в вопросе чувствовалась агрессия. Мне стало не по себе.
- Простите, профессор, я не совсем понимаю, о чем вы говорите, - ответила я.
- Я говорю о том, что Оборотное зелье запрещено к использованию. И пользуются им только лишь преступники, кои пытаются скрыться от закона, каковой обеспечивает нашу с вами безопасность. И если ранее преступник мог скрываться под ложным обличием только лишь час, что доставляло ему неудобства, теперь же он сможет скрываться под ложным обличием целых три часа, что составляет время в три раза большее, а следовательно и в три раза более удобное.
МакКейн замолчал и вопросительно уставился на меня.
- И ваш вопрос заключается в том, не задумывалась ли я об этом, когда взялась за проект? – уточнила я.
МакКейн улыбнулся голливудской улыбкой и ответил:
- Именно, мисс Грейнджер. Вопрос мой именно таков.
Я на мгновение растерялась. Бросила короткий взгляд на Вейнса – он с интересом наблюдал за мной. Я сжала кулаки и твердо ответила:
- Нет, сэр.
По залу пронесся осуждающий ропот.
- Я задумывалась о том, - продолжила я, - как мое зелье поможет аврорам в их сложной и опасной работе. Мои хорошие друзья работают в аврорате, и мне прекрасно известно, на какой риск им порой приходится идти, используя обычное оборотное зелье. Теперь опасность того, что их раскроют станет намного ниже и они смогут с большей уверенностью охранять наш с вами покой.
- Тогда, я так воображаю, вы могли бы пойти со своим открытием не на сию конференцию, - отозвался МакКейн, - а в аврорат, коему и нужно ваше открытие. Здесь же оно никому не нужно.
Я была оскорблена подобным заявлением, но тут со своего места поднялся профессор Ростов из Российского Тридевятого Университета. Довольно молодой по сравнению с другими профессорами, он, кажется, с самого начала был восхищен моей работой, и теперь готов был защитить меня.
- Безусловно, Ричард, ты во многом прав, - обратился он к МакКейну на почти безупречном английском, - и нам гораздо нужнее такие результаты научных трудов, как трехтомник, посвященный истории открытий в области зельеварения, сделанных американскими зельеварами за последние пять лет. Кстати, давно хотел у тебя спросить, как же вы успели сварить две тысячи новых зелий всего за… тысячу шестьдесят восемь – нет, прошлый год был високосным – тысячу шестьдесят девять дней? Даже если вычесть открытие пятого элемента целебного зелья племени Майа, принадлежащее моему коллеге профессору Черноморову, и которое ты по ошибке приписал своим соотечественникам…
- Мне казалось, мы уже закрыли сию тему, Алекс, - недовольно ответил МакКейн.
- Конечно, конечно. Извини. Что я хотел сказать, было то, что данная конференция устраивается не для того, чтобы позволить нам усесться своими жирным задницами на стулья и предоставить этим молодым людям возможность развлекать нас забавными историями и открытиями мировой значимости. Они готовят проекты и выступают здесь, чтобы дать возможность НАМ оценить их талант и потенциал, а также уровень образовательной системы своей страны в целом. И я хочу сказать, что оцениваю талант этой очаровательной девушки высочайшим баллом. Я верю в то, что именно она и её коллеги в будущем изобретут зелье, которое позволит устранять последствия круциатуса или излечивать от Черного сердца. Она показала, на что способна. Теперь наша задача оценить это и направить её способности в нужное русло.
Профессор Ростов замолчал.
- Очень проникновенно, - отозвался МакКейн, которому, кажется, нечего было возразить.
- И у тебя вовсе не жирная задница, Ростов, - сказала профессор Спациани.
- Благодарю. Я в общем-то, имел в виду не себя… - профессор покосился на упитанного МакКейна.
В зале послышались смешки.
- Все это очень трогательно, - произнес профессор Африканского Магического Университета имени Кхапту, который уже задавал мне вопрос, - но выступающие здесь уже не дети. Они настоящие ученые, которые делают важные открытия. Они ведут исследования, они уже взрослые. Они должны отвечать за свои труды. Профессор МакКейн прав, то, что сделала эта девочка, открывает большие возможности перед преступниками. Она должна была подумать об этом.
Я посмотрела на чернокожего мужчину с долей благодарности. Он признавал меня настоящим ученым, несмотря на то, что его слова были направлены против меня.
- Но я не думаю, что перед людьми с нечистыми намерениями открываются такие уж большие перспективы, - сказала я, наконец, - да, конечно, им станет легче скрываться, если у них появится возможность сварить подобное зелье...
- Легче? – воскликнул МакКейн. – Да с таковым подспорьем можно без волнений жить среди даже знакомых людей, и никто тебя ни в чем не заподозрит!
- Вряд ли такое возможно…
- Дитя мое, я уверен, существует множество людей, коих вы видите только лишь три часа в день, - не согласился со мной МакКейн.
Я не сдержала улыбки. Так-то оно так, но только есть один небольшой, но очень важный момент…
- Профессор МакКейн, - сказала я, - я понимаю ваше беспокойство, но зелье невозможно сварить без дисфолида, обладателем которого является мой научный руководитель. А он, думаю, едва ли станет тратить такое сокровище на то, чтобы варить зелья для преступников.
- Кстати, - отозвался МакКейн, - быть может, вы могли бы представить нам своего руководителя? И за одно ответить на вопрос, каково было его участие в проекте?
- Да, конечно, сэр. У меня было два научных руководителя: профессор Питч и профессор Вейнс.
Декан тут же поднялась и торопливо ответила:
- Я почти не принимала участия в этом исследовании! Я к нему никакого отношения не имею. Если бы я знала, какую опасную затею они затеяли, то никогда бы не взялась им помогать.
С этими словами она села, избегая смотреть на меня и на мое удивленное лицо.
Затем поднялся профессор Вейнс. Взглянув мельком на меня, он негромко заговорил:
- Позвольте, профессор МакКейн я отвечу на ваш вопрос за мою студентку. Я принимал в исследовании именно то участие, которое должен принимать руководитель проекта. Я помог мисс Грейнджер с выбором темы, предоставил в пользование дисфолид, предварительно познакомив с его свойствами, я следил за ходом работы и морально поддерживал перед выходом на сцену.
Все это говорилось серьезным тоном, но на последних словах я сдержанно улыбнулась.
- Что касается «нужности» или «ненужности», опасности или безопасности данного зелья – здесь нам сложно судить. Когда вы, профессор, выявили вторичные свойства ложного лотоса, едва ли вы могли думать, что это открытие будет использовано для создания яда…
Все, в том числе МакКейн, были определенно удивлены. Лично я взирала на профессора Вейнса с живейшим интересом. Меня не удивляло то, что ему была известна подобная информация, ведь он, кажется, знал все на свете, и, кроме того, по версии Клаудии, учился в Америке.
- Ха! Отличная работа, Ричард! – радостно воскликнул профессор Ростов.
- Откуда вам это, черт возьми, известно? – спросил в свою очередь профессор МакКейн. – Это исследование нигде не публиковалось, и я… я…
Американец покраснел и ему словно бы стало не хватать воздуха. Вейнс нехорошо ухмыльнулся.
- Важно не то, откуда мне это известно, важно то, что это означает. Одно и то же научное открытие может принести как пользу, так и вред. Когда было создано зелье Сна без Сновидений, никто не думал, что на его основе будет изготовлено зелье, погружающее магов в кому. Я склонен согласиться с профессором Ростовым и сказать, что сейчас за этой кафедрой, - профессор указал на меня, - стоит будущее Зельеварения. И даже это небольшое открытие может толкнуть мисс Грейнджер на новые, «нужные» даже с вашей точки зрения, профессор МакКейн. И, признаться, я удивлен, что мне приходится объяснять такие прописные истины людям вашего… уровня.
Профессор МакКейн недовольно поморщился. В этот момент мистер Джекобсон, который был ведущим конференции, произнес:
- Что ж, если вопросов больше нет, я думаю, мисс Грейнджер заслуживает аплодисментов.
И зал был оглушен овациями. Я смущенно улыбнулась и ушла со сцены.
- На сегодня это было последнее выступление, - сообщил мистер Джекобсон, - завтра в это же время вы сможете посетить любую из шести секций, посвященных различным темам. Подробное расписание и номера аудиторий вы можете найти на стенде в главном холле и на программках. Если вы еще не получили программку, обратитесь к организаторам – вы можете узнать их по зеленым галстукам.
Все стали подниматься со своих мест.
Я на дрожащих ногах подошла к профессору Вейнсу, все еще сидящему на стуле. Он молча посмотрел на меня, затем поднялся и произнес:
- Видите? И не зачем было волноваться.
- Не зачем? Да они готовы были съесть меня! – прошептала я.
- Мои поздравления, мисс Грейнджер, - раздался голос за моей спиной.
Я обернулась и увидела профессора Ростова.
- Спасибо, сэр, - ответила я, улыбнувшись, - и спасибо за то, что поддержали меня.
- Ей-богу, не стоит благодарности. Эти три часа были бы скучнейшими в моей жизни, если бы не ваш занимательный доклад. А последующее обсуждение таких спорных проектов – это вообще моя любимая часть. Обожаю ругаться с МакКейном, старая задница.
Я удивленно взглянула на профессора. Хотя он был довольно молод по научным меркам – ему было не больше сорока – всё же предполагалось, что он серьезный человек, ученый. Однако говорил он шутливым тоном, без должного почтения к коллегам. А когда я присмотрелась к нему повнимательнее, то заметила и некоторую небрежность в одежде, и наплевательское отношение ко всем правилам, касающимся внешнего вида на мероприятях подобного уровня. Но я не могу сказать, что мне это не понравилось. В профессоре Ростове чувствовалось некое обаяние, и легкая неопрятность только шла его образу.
- А вы, профессор Вейнс, если я не ошибаюсь? Вы навсегда мой лучший друг, - обратился он к моему руководителю и протянул руку для рукопожатия.
Вейнс посмотрел на ладонь профессора Ростова и после секундного колебания, пожал её.
- Персеус Вейнс, - произнес он.
- Александр Ростов.
Рукопожатие закончилось, и профессор Ростов со счастливым блеском в глазах продолжил.
- Откуда вы узнали про ложный лотос? Даже мне этого не известно, хотя я с упоением коллекционирую все промахи моего любимого коллеги и периодически напоминаю ему о них.
- Нам приходилось сталкиваться с МакКейном в прошлом… вероятнее всего, он об этом не помнит, но я не меньше вашего наслаждаюсь его провалами.
- Странно, почему я раньше вас не встречал? – спросил профессор Ростов, внимательно разглядывая профессора Вейнса. – Где вы учились?
- Как говорил ваш известный русский поэт, «мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь», - цитату Вейнс произнес по-русски, чем несказанно меня удивил.
Я хотела было выказать свое восхищение, но профессор неожиданно сказал:
- Я прошу меня простить, но я вынужден оставить вас. Мисс Грейнджер, не уходите никуда, мне нужно с вами поговорить. Профессор Ростов, было приятно познакомиться.
- Взаимно! – откликнулся профессор Ростов, и профессор Вейнс куда-то ушел.
- Что ж, мисс Грейнджер, теперь вы полностью в моем распоряжении, - обратился ко мне мужчина, когда мы остались одни, - и пока эти седовласые коршуны не налетели на вас, я воспользуюсь правом первого подошедшего и предложу вам пройти стажировку у нас в университете.
Я растерялась.
- Но… но что мне это даст? – спросила я. – Я хочу сказать, не будет ли мне проще пройти стажировку здесь, в моем родном университете?
- Конечно, будет. Но как же обмен международным опытом? Сейчас, после этой конференции, вас захочет заполучить каждый университет, чтобы вы делали великие научные открытия под их патронажем, - последние слова он сказал наигранно-пафосным тоном, - и они пойдут на многое, чтобы заманить вас. Сюда в Стоунхендж вы всегда успеете вернуться, но не воспользоваться благами, которые предлагают зарубежные коллеги – просто грех. Поверьте, год в другом научно-исследовательском учреждении даст вам больше, чем пять лет варки в собственном соку в своей альма матер. А потом вы вернетесь сюда специалистом международного уровня. Разве это недостаточно заманчиво для вас?
- Это заманчиво, но слишком призрачно, профессор Ростов, - ответила я. – Я все еще не совсем понимаю, какую выгоду получу от подобной аферы, за исключением «международного опыта».
- Деньги, признание. Ваша цена на научном рынке возрастет и перед вами откроются все двери.
- Вы умеете красиво говорить, - ответила я.
- Это наследственное. Мой папа был политиком… Мисс Грейнджер, позвольте объяснить вам одну вещь. Зельевары делятся на две категории: те, кто считают Зельеварение искусством, и те, кто считают его наукой. Первые колдуют над котлами, творят магию, варят любовь и запечатывают в бутылочки славу. Они широко известны в узких кругах и почти не обладают тщеславием и амбициями. Вторые, это мы с вами – ученые. Мы воспринимаем зелья на совершенно другом уровне. Для нас это предмет изучения… прошу простить за нескромный вопрос, но вы чистокровная ведьма?
- Нет, я маглорожденная, - ответила я.
- Тогда вы должны тоньше чувствовать эту разницу. Первые – это волшебники из сказок, их зелья – настоящая магия, какой она представлялась вам, когда вы впервые открыли для себя магический мир. Ученые же – это сухая логика, расчеты, исследования. Прогрессивный народ с консервативными умишками, как не парадоксально. И реальное достижение здесь – попасть в узкий круг избранных. Нас, зельеваров с мировыми именами, не больше двадцати человек, и чтобы попасть в этот элитный клуб, нужно приложить немало усилий. К чему я все это говорю – раз уж вы, дорогая моя, выбрали второй путь, вам придется следовать некоторым правилам, дабы удовлетворить свои амбиции и стать одной из лучших. Заранее хочу сказать, что не претендуйте на место «лучшей», поскольку таких быстро вычеркивают из списка. Пока ты среди всех, «один из» – ты в клубе. Но стоит выделиться – и ты сразу вылетаешь. Никто не любит выскочек.
- Мне кажется, вы говорите все это, чтобы я передумала становиться ученым, - заметила я.
- Всё не так плохо. В конце концов, членство в этом клубе дает немало преимуществ. Каждые выходные можно играть с этими пердунами в магический мяч, и у вас будет пожизненная скидка в Пьяном Алхимике. Ах, и, конечно же, бесплатная членская мантия!
- Если вы о той мантии, в которой сегодня был профессор МакКейн, то я пас.
Профессор Ростов рассмеялся.
- Очаровательно! Умоляю, соглашайтесь на мое предложение. Год в Тридевятом Университете, и вы на полпути в наш элитарный клуб. Поверьте, вы не пожалеете. Если согласитесь, это будет самый веселый год в вашей жизни. Мы, русские, умеем веселиться.
- Это-то меня и пугает, - пробормотала я.
Профессор усмехнулся. Я посмотрела на него с сомнением.
- Честно говоря, выше предложение совершенно неожиданно и мне нужно подумать. Я бы хотела обсудить всё с профессором Вейнсом…
- Кстати, этот ваш Вейнс. Странный тип. Кто он такой? Откуда взялся? С такими мозгами – и ни разу не засветился ни на одной самой завалящей конференции. Самородок из глубинки или его ударили по голове и в нем вдруг проснулись зельедельческие таланты?
Я пожала плечами.
В этот момент подошел сам профессор Вейнс.
- Что ж, был приятно с вами познакомиться, мисс Грейнджер, - произнес профессор Ростов, - пожалуйста, подумайте над моим предложением. Профессор Вейнс.
Профессора раскланялись, и мы остались с Вейнсом одни. Зал уже почти опустел, и мой преподаватель предложил выйти на улицу. По пути он как бы невзначай произнес:
- Кстати, мисс Грейнджер, традиция обязывает меня спросить, не желаете ли вы отметить нашу общую победу?
Я удивленно взглянула на него.
- Но разве сейчас не устраивается праздничный обед для профессоров? – спросила я.
Вейнс кивнул.
- Но я не имею никакого желания идти туда, - сказал он, – все эти разговоры, натянутые улыбки…
- Общение, бесплатный напитки…я понимаю, сама идея этого вам должна быть противна.
- Если вы не хотите, просто так и скажите, - сердито ответил профессор, и я поспешила заверить его, что с удовольствием приму его приглашение.
- Правда… Клаудия устраивает вечеринку... – начала я, но увидев, как скривилось его лицо, тут же добавила, - но я не очень хочу на неё идти. Знаете, разговоры, натянутые улыбки…
Профессор Вейнс усмехнулся.
- В таком случае, я зайду за вами чуть позже, в шесть вечера вас устроит?
- Ээ… давайте лучше я за вами зайду.
Вейнс вопросительно посмотрел на меня, но затем кивнул и мы попрощались.

***
По пути в общежитие я размышляла надо всем, что произошло. Сама конференция как-то потускнела в моих глазах по сравнению с тем, что случилось после. Во-первых, предложение профессора Ростова, столь же неожиданное, сколь непонятное для меня. То есть, я могла понять, зачем им нужна я – свежая кровь, свежие мозги. Важные открытия повышают авторитет университета… но нужно ли это мне? Действительно ли все, что сказал профессор Ростов – правда, и без стажировки в иностранном университете у меня будет меньше шансов добиться реальных успехов и серьезного карьерного роста?
Я решила, что нужно будет обсудить этот вопрос за ужином с профессором Вейнсом. И это решение привело мои размышления ко второму событию. Профессор Вейнс пригласил меня на ужин! И не потому, что я оказалась под рукой, а просто так. Нет, конечно, это должна была быть обычная встреча студентки и её профессора, с целью обсудить конференцию, поднять бокалы за успех и поговорить о насущных проблемах. Но черт возьми, это было приятно! Не каждый день тебя приглашают в ресторан такие умные красивые мужчины. Многие девушки, которых сложный характер профессора еще не отпугнул окончательно, мечтали бы оказаться на моем месте. И хотя я относилась к Вейнсу просто как к интересному собеседнику, а к предстоящей встрече – как к деловому ужину, я не могла не признать, что ожидала его с нетерпением. И отчего-то внутри все приятно сжималось от одной мысли о целом вечере в компании профессора.
Войдя в нашу с Клаудией комнату, я на секунду подумала, что несколько минут назад в общежитие ворвался ураган, и, пронесшись исключительно по этому помещению, исчез, оставив после себя развал и разруху.
- Клаудия! – воскликнула я. – Неужели тролли решили отомстить за поражение в тридцать втором и ворвались сюда, сметая все на своем пути?
- Я не знаю, что одеть на вечеринку! – послышался голос Клаудии из шкафа.
- Надеть, - машинально поправила я. – И почему бы тебе не выбрать, например, ту бирюзовую мантию, что висит сейчас на люстре? Или вот то платье на полу возле моей кровати?
- Бирюзовый не сочетается с цветом моих глаз, а то платье меня полнит! – ответила Клаудия, вышвыривая из шкафа очередную тряпку.
Я подошла ближе, чтобы увидеть подругу, стоящую на четвереньках – точнее, увидела я только её пятую точку, поскольку все остальное было скрыто за висящими на вешалках мантиями.
- А чем тебе не угодила эта юбка? – поинтересовалась я, подцепляя носком ботинка черную ткань.
- Она слишком длинная, - был ответ.
- Ты ведьма, или все эти годы мастерски притворялась?
- У меня не получается ровно отрезать! Я вообще в чарах не сильна.
- Хочешь, я попробую?
- Не надо, - капризно ответила подруга, - я все равно не хочу её одевать.
- Надевать. Ну, не знаю, чем еще тебе помочь. Мне сейчас тоже предстоит найти что-нибудь для себя, что ничуть не легче. Хотя, для ресторана, наверное, подойдет черное платье, которое я купила на позапрошлых выходных. Или на поза-позапрошлых?...
Растрепанная Клаудия вылезла из шкафа и уставилась на меня.
- В какой ресторан?
- Ой, я не сказала… Совершенно вылетело из головы! Понимаешь, я, кажется, не смогу придти на вечеринку, потому что меня пригласили в ресторан.
- ЧТО?! – возмущенно воскликнула Клаудия, - Не придешь на вечеринку в честь тебя?! Ээ… в ресторан? – совсем с другими эмоциями вдруг произнесла она. – С кем?
- Ну… с профессором Вейнсом. Он пригласил меня.
Лучшим способом избежать недовольства Клаудии было убеждение её в том, что у меня должно было быть свидание.
- У тебя свидание! С Вейнсом! – радостно закричала Клаудия, вскакивая и кидаясь мне на шею.
Я безуспешно попыталась избавиться от её объятий, но она продолжала тискать меня, вцепившись крепче, чем Дьявольские силки.
- Ладно, ладно, - пробормотала я, мне нужно собираться.
- Конечно, конечно! И то черное платье – идеальный вариант. Оно тебе очень идет. Я даже удивилась, когда увидела, какое красивое платье ты купила! А еще собери волосы наверх и поярче накрась глаза. Подведи их черным! Только аккуратно, без излишеств, и еще…
Я со скучающим выражением лица слушала её советы, а затем развернулась и пошла в ванную. Но и там я все еще могла слышать её голос, объяснявший, как именно нужно убрать волосы.
Без пятнадцати шесть Клаудия – все-таки нашедшая, что ей надеть – кружила вокруг меня, вопрошая, где же профессор Вейнс, и когда же он придет.
- Он не придет, я сама за ним зайду, - ответила я.
- ЧТО?! – вскричала моя подруга. – Но я так хотела на него посмотреть! Наверняка в вечернем наряде он выглядит просто потрясно!
- В основном, - ответила я, - я решила устроить все таким образом именно из-за тебя и твоего не умения держать себя в руках. Ну а во-вторых, я бы не хотела, чтобы другие студенты видели, что мы с профессором идем куда-то вместе. Всем жнее не объяснишь, что это не свид…, - я замолкла, чуть не сболтнув лишнего.
Клаудия, к счастью, не заметила моей ошибки, так как была слишком увлечена фантазиями на тему «Профессор Вейнс идет в ресторан».
Наконец, я была готова и, накинув теплую мантию, но не застегивая её, направилась в профессорский городок.
Когда профессор Вейнс открыл мне дверь своего дома, мы оба замерли на несколько мгновений, осматривая друг друга. Он выглядел действительно потрясающе. После долгих изнурительных часов в лаборатории и наполненных делами дней в Лондоне, на конференции он казался довольно усталым. Но теперь передо мной стоял блистательный, кажется, просто идеальный мужчина, начищенный до лоска и невероятно красивый. Никогда раньше его внешность не восхищала меня так, как в тот момент.
Его взгляд также не без удовольствия задержался на моей прическе, и, честное слово, на моем декольте.
Профессор предложил мне войти, и мы вместе направились в гостиную, чтобы воспользоваться камином и переместиться в ресторан, который выбрал Вейнс. Галантно предложив мне руку, он помог мне шагнуть в камин, затем взял дымолетного порошка и четко произнес:
- Юджинс Уонд.
И в следующую секунду вихрь закружил меня, заставив прижаться к профессору, а затем вытолкнул из камина в небольшом светлом холле.
- Что это за место, сэр? – спросила я, поправляя прическу.
- Мы в Северной Ирландии. Думаю, здесь нам не посчастливится встретить знакомых. Ресторан известен своими винами и приятной обстановкой. Уверен вам понравится.
Я была готова разделить уверенность профессора. Мы прошли в относительно небольшой зал, где уже были заняты все столики, кроме одного.
Юджинс Уонд был действительно очень уютным рестораном, светлым и теплым, с ненавязчивой музыкой, наполняющей помещение, и мягкими креслами в духе королевы Виктории. Как только на наших столах появилась карта вин, профессор Вейнс со всей серьезностью, подобающей случаю, взялся за выбор напитка, попутно объясняя мне, почему мы не можем выбрать то или иное вино. Я молча кивала, одновременно разглядывая обстановку. В винах я разбираюсь не лучше, чем профессор – в туфлях на каблуке. Об этом я и поспешила сообщить ему, когда он выказал недовольство моим безразличием в отношении столь важного вопроса.
Когда, наконец, еда и напитки оказались на нашем столе, мы заговорили о делах. Я поведала профессору о предложении профессора Ростова, заметив, что не представляю, что с ним делать.
- Все зависит от ваших намерений, - ответил мне профессор Вейнс, - Если вы действительно готовы начать сражение за место под солнцем, езжайте не раздумывая. Только решите, хватит ли у вас амбициозности и наглости.
- Не знаю… не уверена. Амбициозности – да, наглости – едва ли.
- Не подумайте, что я вас отговариваю, - отозвался профессор, - решение полностью ваше. Но уверен, вы уже думали о других вариантах. Чем бы вы хотели заняться после окончания учебы?
- На самом деле, я хотела стать целителем и работать в Святого Мунго в отделении отравлений. Я всегда – еще со школы – мечтала помогать другим волшебникам. Мне кажется, это самая достойная работа. К тому же, на базе больницы также можно заниматься исследованиями. Создавать новые лекарства и противоядия, бороться с неизлечимыми болезнями…
- Ваше гриффиндорство… кхм, похвально. Но знаете ли вы, сколько получает начинающий целитель? Кроме того, вы серьезно думаете, что вам сразу же выделят лабораторию и позволят спокойно заниматься исследованиями? Я так не думаю.
- Но… но что же мне тогда делать?
- Вы могли бы пойти преподавать, - предложил профессор Вейнс.
Я изумленно подняла брови.
- Я не уверена, что из меня выйдет хороший педагог, - был мой ответ, - я слишком несдержанная и раздражительная. Студенты будут ненавидеть меня.
Профессор хмыкнул.
- Вы намеренно принижаете собственные достоинства, напрашиваясь на комплимент, - сказал он, определенно дразня меня.
- Вовсе нет! Кроме того, я ужасная зануда, и все будут засыпать, как только первые слова будут покидать мои уста.
- В таком случае, меня давно должны были уволить за полнейшую проф.непригодность, - ответил Вейнс.
- Нет! – воскликнула я. – Вы… неплохой преподаватель. Точнее, вы хороший преподаватель, просто…
Профессор чуть склонил голову на бок и насмешливо посмотрел на меня.
- Просто у вас непростой характер… я хочу сказать, вы не болтаете без умолку, как некоторые, и не пытаетесь произвести хорошее впечатление. И вы, по-моему, не очень любите людей. Но лекции читаете очень увлекательно.
- Интересно, что это было – оригинальный комплимент или изящное оскорбление?
- Это была констатация факта.
Разговор так и не вернулся к выбору профессии, но зато за вечер мы с Вейнсом успели обсудить больше, чем мне удавалось обсудить, скажем, с Клаудией за месяц. Я пила вино и почти ничего не ела, мой язык развязывался и к концу вечера – как мне не стыдно признаваться в этом – профессор был в курсе моих непростых отношений, если это слово применимо в данной ситуации, с Диком. Также ему стало известно, почему мне порой бывает сложно с Клаудией, как я боюсь, что дружба с Гарри, Роном и Джинни оборвется из-за того, что мы слишком редко видимся, отчего мне не нравится излишнее внимание со стороны Эмиля и – самое главное – почему я всегда избегала распития алкогольных напитков.
- Вы видите, я говорю без умолку. Вы за весь вечер, кажется, не сказали ни слова. И, наверное, считаете меня теперь ужасной болтушкой, хотя это совершенно неверное представление. Это все ваше чертово вино. Очень вкусное, кстати, никогда не пила ничего подобного.
Вейнс смотрел на меня с легкой улыбкой на устах. Кажется, вино подействовало и на него, и теперь он казался очень расслабленным.
- Из ваших рассказов я понял, что вы скрытный человек, и поэтому для меня действительно удивительна ваша откровенность со мной, - ответил профессор, и после паузы добавил, - но я благодарен за оказанное доверие. Как бы глупо это ни было.
Я смущенно уставилась на почти пустой бокал, который до этого без остановки вертела в руках.
- Спасибо, сэр. Признаться честно, при всем моем нежелании рассказывать о своей личной жизни кому-либо, я все время чувствовала необходимость высказаться. Так тяжело всегда держать всё в себе, и так приятно иметь возможность поделиться с кем-то.
Вейнс внимательно посмотрел на меня.
- Я могу вас понять. Иногда я также испытываю желание рассказать о себе, но потом понимаю, что слишком много обстоятельств против этого.
- Но вы можете рассказать мне! – воскликнула я.
- Боюсь, что ИМЕННО ВАМ не могу.
Я удивленно смотрела на профессора, который, кажется, погрузился в свои собственные мысли. Решив не нарушать тишину, я тоже задумалась. Задумалась об этих странных отношениях с Вейнсом, о моей необъяснимой тяге к нему и ощущении доверия. О непонятном интересе самого профессора ко мне. Невольно я снова вспомнила об этой нелепой уверенности Клаудии в том, что нравлюсь Вейнсу. Я посмотрела на своего преподавателя (до чего ж хорош!) – он в это время смотрел куда-то в сторону.
Мог ли он, в самом деле, если не влюбиться в меня, то по крайней мере проникнуться симпатией? Не просто как к человеку, а как к девушке? Клаудия все-таки смыслит в отношениях побольше, чем я… У неё, скажем так, в этом больше практики.
Я усмехнулась собственным мыслям. «Больше! – думала я. – Да у меня её совсем почти нет. Виктор Крам, Рон Уизли, да пару ребят из университета. Дик, опять же. Вот и все, кто были в моем прошлом. И не один из них не дал мне того, что можно было бы назвать опытом отношений между мужчиной и женщиной. А профессор Вейнс очень сложный человек, могу ли я со своей неопытностью рассчитывать на то, что мне удастся понять его, увидеть его душу, узнать его чувства? Если только он сам мне не скажет…»
- В чем дело, мисс Грейнджер? – спросил профессор, медленно поворачиваясь ко мне.
- Сэр?
- Вы уже несколько минут разглядываете меня. Вы хотите о чем-то спросить?
Я несколько растерялась – я не знала, что он видел, как я смотрю на него.
- Бросьте, вы не могли не знать о том, что у людей развито «боковое зрение», - насмешливо произнес Вейнс, видя мое замешательство, - Итак?
- Я… нет, я ничего…
- Что у вас на уме?
- Ничего. Это ерунда. Правда. Я просто…
- Ну же?
- Нет, честно, это просто чушь. Не стоит упоминания.
- Но вы смотрели на меня минут пять.
- Вас не смущает, что мы так долго молчали? – попыталась отшутиться я.
- Мне нравится, когда вы молчите не меньше, чем когда вы говорите, - любезно ответил Вейнс, - хотя в данный момент я бы предпочел второе.
- Хм… ну просто Клаудия… она думает, что… Нет! Это не важно.
- Я торжественно клянусь бородой вот того пожилого мага за столиком у окна, что не применю к вам непростительных или пыточных проклятий, если мне не понравится то, что вы скажите, - совершенно серьезным тоном произнес Вейнс.
- Это не из-за вас, просто я почувствую себя глупо, - ответила я, улыбаясь.
Затем я подумала, что чем больше ломаюсь, тем более глупо прозвучит то, что я намеревалась – а я намеревалась – сказать. И что нужно было преподать все это в виде шутки. Словно я сама находила это полной бессмыслицей.
- Просто Клаудия, как это ни глупо, - сказала я безразличным тоном, откидываясь на спинку кресла, - считает, что я вам нравлюсь.
Мои щеки тут же покрылись румянцем, но я все еще пыталась сохранить безмятежный вид. Профессор, которому и притворяться не надо было, чтобы казаться расслабленным, чуть заметно улыбнулся.
- Чего же в этом глупого? – спросил он.
- Но это же не так! – воскликнула я, против воли вложив в восклицание слишком много эмоций.
- Почему вы так решили?
Я посмотрела на Вейнса, затем, не выдержав пронзительного взгляда его зеленых глаз, отвела свой. Губы непроизвольно сложились в смущенную улыбку.
- Я перефразирую, - произнес вдруг профессор, - почему у вас остались какие-либо сомнения на этот счет? С самого первого дня вы должны были быть уверены в моей горячей к вам привязанности.
В желудке что-то неприятно сжалось. Улыбка исчезла с лица. Глупая, глупая Грейнджер…
- С самого первого дня у меня сложилось впечатление, что вы пытаетесь заставить меня думать, что я вам нравлюсь. Но первое предположение казалось мне глупым, второе – было бы вообще невозможным. Поэтому я решила, что моя теория ложна. Хотя Клаудию убедить в вашей ко мне симпатии вам удалось, и она постоянно напоминала мне об этом. Теперь же я вижу, что была права, и вы действительно создавали это впечатление намеренно.
- Почему же невозможным? Вы думаете, я не могу влюбиться в привлекательную студентку? – спросил Вейнс после некоторой паузы.
Я фыркнула.
- О, пожалуйста. Только не в меня.
- Почему?
- В таких, как я влюбляются только скромные закомплексованные мальчики или полнейшие идиоты.
- А сейчас вы сказали глупость, - отозвался профессор.
- Я весь вечер говорю глупости, вы могли бы привыкнуть, сэр, - яростно сказала я, вдруг вставая из-за стола.
Профессор тоже поднялся, смотря на меня удивленно.
- А главной глупостью было придти с вами сюда! – с этими словами я бросила салфетку на стол и поспешила покинуть ресторан.
Моя голова кружилась, и я вдруг почувствовала себя нехорошо, поэтому в каминном зале мне пришлось обратиться к сотруднику ресторана с вопросом, как я могу оказаться на улице без помощи камина. Мне указали на небольшую дверь, и я торопливо вышла на морозный воздух. Запоздало я подумала о том, что забыла мантию в ресторане.
Не менее запоздалой была мысль о том, что я практически ничего не ела еще с прошлого вечера, а сегодня выпила не меньше половины бутылки вина. Земля уходила из-под ног, тошнота подкатывала к горлу, когда внезапно кто-то обнял меня сзади, одновременно накинув на плечи мантию.
- Мисс Грейнджер, - услышала я голос профессора Вейнса.
Поняв, кто это был я собрала все силы, и оттолкнула его. Ужасная слабость навалилась на меня, и я поспешила опереться о стену, одновременно стараясь сдержать позывы распрощаться с тем единственным кусочком мяса, который мне довелось съесть.
- Не надо… я в порядке, - пролепетала я, увидев, что профессор собирается снова помочь мне.
И только эти слова слетели с моего языка, как мир вокруг померк, и сознание мое отключилось.

0

10

9

Всем, кто оставляет комментарии - большое спасибо! Они очень вдохновляют :)

Только потому что кто-то не любит тебя так, как тебе хочется, не значит, что он не любит тебя всей душой.

5 декабря, воскресенье

В воскресенье я проснулась довольно рано. Открыв глаза, я увидела освещенные солнцем потолок и бледно-зеленые стены, что привело меня в смятение. Дело в том, что в нашей с Клаудией комнате стены были персиковыми.
Я резко села на кровати, о чем тут же пожалела. На мгновение мне показалось, что кто-то оглушил меня мощным проклятьем – в глазах заплясали цветные пятна, уши заложило, а голова закружилась. Упав обратно на подушки, я принялась рассматривать комнату, попутно вспоминая, что произошло накануне. Сцены прошедшего вечера яркими вспышками появлялись у меня в голове, тут же сменяясь новыми, и, наконец, все сложилось в единую картину. И сомнений в моем месторасположении уже быть не могло – я была в доме профессора Вейнса. Обстановка комнаты – по-мужски скупая на украшения и по-спартански скромная – говорила в пользу этой догадки.
Когда головокружение от резкого подъема прошло, я медленно села на кровати, затем перевела взгляд вниз, чтобы удостовериться, что платье все еще было на мне. Я была бы готова сгореть от стыда, если бы выяснилось, что профессор Вейнс, прежде чем уложить меня в свою постель, сменил мою одежду на более подходящую. К счастью, он этого не сделал.
Опустив босые ноги на пол, я потянулась и затем принялась поправлять платье, прическу и макияж. Зеркал в комнате не наблюдалось, поэтому мне пришлось действовать интуитивно.
Когда мне, наконец, показалось, что я готова встретиться с профессором Вейнсом, я встала, подошла к двери и дернула ручку. Но дверь к моему удивлению оказалась заперта. Я постучала, но ответа не последовало. Поскольку палочки моей я нигде не видела, мною овладела легкая паника. Просто так люди девушек в комнатах не запирают. Но в следующую минуту я услышала за дверью какой-то стук, словно на пол упал стул или что-то в этом роде, затем я различила шаги, и поняла, что кто-то поднимается по лестнице. Наконец, я услышала отпирающее заклинание.
Наверное, это были самые нервные доли секунды в моей жизни – если не считать… нет, пожалуй не самые, но одни из. Если составлять рейтинг нервных секунд, то эти бы вышли в десятку… а Клаудия бы уже притворилась спящей, если бы я начала такие размышления вслух.
Итак, дверь, наконец, открылась, и я готова была рассмеяться в голос от того, что предстало моему взору. В коридоре стоял сонный профессор Вейнс в, кажется, наспех надетых брюках и кое-как заправленной в них белой ночной сорочкой.
- Шесть утра, - произнес он хриплым голосом, - вчера вы не могли стоять на ногах, а сегодня встали в шесть утра.
Я не смогла сдержать улыбки. Профессор вошел в комнату и внимательно на меня посмотрел.
- Судя по вашему виду, чувствуете вы себя удовлетворительно, - констатировал он.
- Да, вполне. Спасибо.
- Наверное, вы хотели бы позавтракать?
Я усмехнулась.
- Вы вовсе не обязаны меня кормить. Спасибо хотя бы за то, что не бросили на улице у ресторана.
Вейнс, кажется, рассердился.
- Мог бы и бросить, после вашего инфантильного поведения.
- Инфантильного? – переспросила я, уперев руки в боки.
- Именно так, - ответил Вейнс, сложив руки на груди.
- А вы вообще ведете себя, - я запнулась, подбирая подходящее слово, - непонятно!
- Если кто-то не понимает принципа действия круговорота воды в природе, это не вина принципа.
- Ах так! Ну, я по крайней мере не сплю в женской ночнушке! – Выпалила я, а затем, немного растерянно добавила, - хотя для меня это было бы вполне нормально…
- Это, - Вейнс схватил себя за грудки, - мужская сорочка.
- С воланами на рукавах, - сардонически добавила я.
- У вас типичные магловские взгляды на моду. Удивительно, что вы не смеетесь над каждым проходящим мимо вас магом в мантии. Впрочем, - вдруг произнес профессор, словно его озарила блестящая мысль, - если моя сорочка так вас смущает, я легко могу её снять.
С этими словами он одним движением, ухватившись за рубашку сзади, стянул её с себя. Я открыла рот от возмущения. Затем закрыла его, сообразив, что выгляжу довольно глупо. Профессор вызывающе смотрел на меня, сложив руки на груди.
- Ну знаете, это уж слишком, - сказала, наконец, я и поспешила выйти из комнаты.
Пролетая мимо профессора, я не смогла не отметить, как хорошо он был сложен, но я не собиралась показывать ему свой восторг.
Спускаясь по лестнице, я слышала, что он спускается следом, но даже не думала оглядываться. Оказавшись у входной двери я не задержалась ни на секунду, бросив на ходу «до свидания». Однако только я открыла дверь, чтобы выйти на улицу, как поняла, что соседняя дверь – дверь профессора Питч, также открылась.
- Доброе утро, Персеус, - вот всё, что я успела услышать, прежде чем влетела обратно в дом и захлопнула дверь.
К счастью, декан не успела заметить, что из дома её коллеги – Мерлин, в шесть часов утра! – выходил не сам Вейнс, а самая прилежная студентка на потоке.
К несчастью, профессор оказался слишком близко, поэтому мое поспешное отступление привело к неизбежному столкновению. Он схватил меня за талию, предотвращая более плачевные последствия, такие как падение или более мощный удар. Не успели мы оба высказать всё, что думаем о грациозности друг друга, как в дверь постучали. Вариантов того, кто это мог быть, было не много. Не успев как следует подумать, я встала сбоку от двери, так, чтобы профессор Питч не смогла заметить меня, останься она стоять на пороге. Вейнс сделал страшные глаза, а затем подошел к двери и открыл её. Наверняка, профессор Питч намеревалась войти в дом – и тогда она бы разоблачила меня – но Вейнс демонстративно остался стоять в дверях, не предлагая нарушительнице спокойствия войти внутрь.
- Персеус, хорошо, что ты уже встал, - услышала я голос декана, а затем, после паузы, - ты не простудишься?
Я едва не рассмеялась: Вейнс открыл дверь, так и не одевшись, чем, наверное, немало удивил чопорную коллегу.
- Если только вы не станете держать меня здесь чересчур долго, мэм, - ответил Вейнс без тени эмоций.
- Я просто хотела сказать, что сегодня на конференции ты будешь старшим в секции номер семь.
- Мне никто об этом не сказал, - ответил Вейнс раздраженно.
- Как? А я разве только что тебе не сказала?
С этими словами Питч ушла, оставив теперь уже разъяренного профессора на пороге. Через несколько секунд он захлопнул дверь, продолжая, однако, прожигать её взглядом.
- Представляю, что бы она подумала, если бы мы встретились с ней на пороге, - пробормотала я.
Профессор перевел взгляд на меня. Затем кончики его губ дрогнули.
- Что ж, мне пора идти, - сказала я, на что Вейнс согласно кивнул.
Я осторожно открыла дверь и высунула голову наружу. На улице никого не было, и я поспешно вышла из дома. Конечно, это было несправедливо, что мне приходилось красться, как будто я сделала что-то плохое. Ведь я не виновата, что упала в обморок! Но если бы кто-то увидел меня, выходящей из дома Вейнса, сто процентов по университету пошли бы слухи. И ладно бы, слухи были обоснованными, но когда ты на самом-то деле ничего не сделал, а все говорят, что сделал – это совершенно нечестно.
В нашей с Клаудией комнате меня поджидал очередной сюрприз. На этот раз, там обнаружились беспорядочно разбросанные по всей комнате люди: на полу у входа в обнимку с, судя по всему, Винным источником, спал Юлий, староста; на моей кровати, также в обнимку, тихо посапывали Клаудия и Джейсон; на кровати Клаудии, свернувшись калачиком у изголовья, спал Эмиль, с другой стороны кровати располагались ноги Дика – я узнала его любимые ботинки из кожи молодого барашка. Перешагнув через Юлия, я прошла чуть правее, чтобы увидеть, что Дик лежал на полу на спине, раскинув руки в стороны. Мне представлялась очень неудобной поза для сна, когда ты лежишь на полу, закинув ноги на кровать, но такие вопросы каждый решает для себя сам. Судя по Дику, ему было вполне комфортно. Зайдя – для инспекции – в ванную, я увидела вполне ожидаемую картину: в ванне спала Джина, а на коврике у унитаза – Терри. Судя по пятнам на полу и на унитазе, Терри хорошенько очистил желудок прошедшей ночью. Я скривилась и вышла обратно в комнату. Складывалось впечатление, что эти люди засыпали прямо на ходу, падая на пол как подстреленные. Я подумала над тем, есть ли у меня шанс найти местечко, где можно было бы расположиться с книгой, но затем более блестящая мысль пришла мне в голову. Рассудив, что раз Джина спала в нашей комнате, значит в её должна была быть свободная кровать, я решила переодеться и отправиться к соседям.
Подойдя к шкафу с одеждой, я открыла его, намереваясь достать джинсы и свитер, и едва не закричала от ужаса, потому что там стояла, как мне сперва показалось, Юдита. Глаза её были закрыты, а рот наоборот – чуть приоткрыт. При более внимательном осмотре я поняла, что Юдита висела на вешалке – кто-то подвесил её за её собственный свитер, и теперь она мирно спала. Судя по тому, что и вешалка, и палка для вешалок выдерживали вес девушки, без магии тут не обошлось. Успокоив сердцебиение и дыхание, я, не без труда, достала из шкафа свою одежду, и, поняв, что переодеться мне также негде, решила взять вещи с собой.
Уже перед выходом, я подумала, что будет просто глупо уйти просто так, никак не воспользовавшись тем, что в моей комнате после очевидно удавшейся вечеринки спят восемь человек. Ехидно улыбнувшись, я сделала каждому из них по маленькому подарочку, и счастливая, вышла в коридор.
Подойдя к соседней двери, я попыталась открыть её, но было заперто. Я обреченно вздохнула. Будить того, кто был в комнате – если кто-то был – не хотелось, а куда еще можно было пойти в пол седьмого утра, я не знала. Однако, мне повезло, потому что через несколько секунд дверь открылась. На пороге стояла Мари – соседка Джины.
- Гермиона? – удивленно спросила она немного сонным голосом.
- О, привет! Извини я не… о, ты уже, кажется, не спала?
- Да, я сегодня еду домой к родителям. Ближайший камин, подключенный к сети, находится в ста милях от них. Надо выйти пораньше, чтобы быть дома к ленчу.
Я кивнула в знак понимания.
- Просто я только что пришла, и увидела в своей комнате пол этажа. Подумала, раз Джина спит в моей ванной, значит, у меня есть шанс занять её кровать.
Мари улыбнулась.
- Да, конечно, проходи! Я уже скоро ухожу, и никто не будет тебе мешать.
Я поблагодарила Мари, приняла душ в их ванной и переоделась, а затем улеглась на кровать Джины с книжкой в руках. И сама не заметила, как заснула. Проснулась я от какого-то шума. Оглядевшись, и сперва не поняв, что стало с нашей комнатой, я быстро пришла в себя и встала. «Второй раз за утро просыпаться в чужой кровати – это слишком. Это может плохо повлиять на психику», - подумала я.
Прислушавшись к шуму, я самодовольно улыбнулась. Судя по всему, в соседней комнате все проснулись и увидели мои подарочки. Я вышла в коридор как раз в тот момент, когда из нашей с Клаудией комнаты вышла Джина. На её лбу было написано «ЧИСТЮЛЯ». Я прыснула в кулак, за что получила осуждающий взгляд. Потом я подумала, что не стоит позволять им сразу понять, кто одарил их, и поэтому кротко спросила:
- Что это, Джина?
- Какой-то придурок… - прошипела она.
- Но почему «чистюля»? – задала я вопрос все тем же невинным тоном.
- Я спала в ванной, - буркнула Джина, и поспешила скрыться в своей комнате.
Из нашей с Клаудией послышались крики. Я вошла внутрь. Клаудия и Джейсон пытались слезть с кровати, что у них не очень-то получалось, поскольку их мантии были сшиты между собой. Я прижала ладошку ко рту, стараясь скрыть смех. Затем я перевела взгляд на кровать Клаудии. Дик, сидя на полу, пытался отвязать ноги от спинки кровати. Я-то знала, что руками развязать завязанные на магические узлы шнурки ботинок у него не получится, но ничего говорить не стала – слишком умилительно-серьезное лицо у него было.
Эмиль всё еще спал. Я только успела подумать о том, что нужно его разбудить, ведь скоро нужно было идти в корпус Мерлина, работать над конференцией, как раздался дикий крик, который и разбудил Эмиля. Разбудил, чтобы заставить закричать и его, поскольку на его лице и руках была склизкая гадость. Первый же крик раздался из шкафа. С Юдитой я ничего не сделала, решив, что проснуться в шкафу на вешалке – и так довольно весело. И теперь я получила достойное подтверждение своим мыслям.
Затем я поискала глазами Юлия. Он сидел в углу, с ужасом глядя на то, с чем в обнимку он проснулся – на большущего плюшевого медвежонка.
- Thomas, - бормотал он, - Thomas, ich traue meinen Augen kaum! (прим.автора: нем. «Томас, Томас, я не верю своим глазам!»)
Немного поразмыслив, я направила палочку на медведя и шепотом произнесла:
- Фините Инкантатем.
Прямо на глазах изумленного старосты игрушка превратилась в Винный источник. Юлий протер глаза, затем облегченно вздохнул.
В следующий момент все как-то разом заметили меня.
- Герми, расцепи нас пожалуйста! – умоляющим голосом попросила Клаудия.
- О, Гермиона, слава Мерлину! – в это же время воскликнул Дик.
Эмиль, с ужасом взиравший на свои руки, поднял на меня взгляд, в котором читалась мольба.
- Хорошо погуляли вчера, я вижу? – усмехнулась я, попутно снимая заклинания с Клаудии с Джейсоном, а затем и со шнурков Дика.
После я подошла к Эмилю и, взяв для пробы слизи с его рук – как бы для инспекции – произнесла:
- Не волнуйся, это всего лишь гель для лица, принадлежащий Клаудии. Обладает чудесной способностью плохо впитываться.
Одним взмахом палочки я избавила Эмиля от этой гадости на его лице и повернулась к шкафу, из которого доносилось какое-то пыхтение.
В тот момент, когда я вызволяла из шкафа Юдиту, в комнату из ванной вошел Терри. В его руках была швабра.
- Кто это сделал? – спросил он требовательно.
- Мы что, напачкали в ванной? – спросил Дик удивленно. – Только не ругай нас за это. Мы больше так не будем.
- Нет, напачкал я, - ответил Терри раздраженно, - я спрашиваю, кто приклеил швабру к моей руке?
На мгновение в комнате воцарилась тишина, затем все рассмеялись.
- По-вашему, это забавно? – воскликнул Терри. – Она не отклеивается!
- Спрашиваю из любопытства, - издевательски произнес Дик, - ты пробовал воспользоваться палочкой?
- Пробовал, я же не идиот, - откликнулся Терри и скрылся в ванной.
Через несколько секунд он вернулся.
- Все равно не отклеивается, - сообщил он.
Раздались смешки. Дик, уже отвязавшийся, задумчиво посмотрел на Терри.
- Ты понял, что я имел ввиду колдовство, а не пытаться отковырять швабру палочкой…?
- Да понял я! Что мне делать?
- Я не знаю, - ответил Дик, хотя было очевидно, что ему знакомо использованное заклинание, - я специалист по Трансфигурации, а не по Чарам.
- Толль знает что! – воскликнул Терри и снова скрылся в ванной.
Я оглядела комнату и спросила:
- А почему вы все спали здесь?
- Когда вечеринка во дворике начала подходить к концу, - начала объяснения Клаудия, попутно пытаясь навести хоть какой-то порядок в комнате, - мы с Джейсоном, и… - она огляделась, - Диком, и… Эмилем, и-и-и… а, Юлием, - решили продолжить у нас. Джина и Юдита сначала поднимались в свои комнаты, но потом тоже как-то оказались здесь. А потом еще и Терри увязался за Джиной. Мы еще потусили, а потом я не помню, потому что мы с Джейсоном уснули, а проснулись привязанные друг к другу. Кстати, кто нас привязал?
Никто не ответил. После долгой паузы, Дик произнес:
- Я не мог, я был привязан к кровати.
- А я вообще была в шкафу – какой идиот меня туда повесил? – сердито спросила Юдита, разминая спину.
Юлий заржал, но когда несколько пар глаз с подозрением взглянули на него, торопливо заговорил:
- Но с остальными я ничего не делал! Я и проснулся-то позже всех с… с… с Винным источником в обнимку.
Все перевели взгляды на Эмиля. Тот испуганно посмотрел на всех в ответ и затем взглянул на меня.
- Нет, как раз Эмиль проснулся последним, - вынуждена была признать я.
- Значит, Макферсон! – воскликнула Клаудия.
- Со шваброй в руках?
Все приняли задумчивые выражения лиц. Затем, почти одновременно посмотрели на меня.
- Что? Меня тут вообще не было. Я пришла когда вы уже проснулись.
В этот момент в комнату вошла Джина.
- Кто спал сегодня на моей кровати и оставил там книжку? – спросила она.
Я промолчала.
- Что за книжка? – требовательно спросила Клаудия, глядя при этом на меня.
Джина повернула томик к себе обложкой и прочитала:
- Кафка «Замок».
- Гермиона! – выкрикнула Клаудия. – Гермиона её читает! Ты! – она подошла ко мне ближе, обличительно указывая пальцем. – Ты пришла раньше, напакостила и ушла спать в комнату Джины.
Все смотрели на меня с осуждением.
- А вы знаете, что через пятнадцать минут вам всем нужно быть в корпусе Мерлина чтобы готовить конференцию? – спросила я, и все тут же забыли о моих проделках.
Клаудия вскрикнула и начала выгонять всех из комнаты, поскольку ей надо было одеваться – она должна была помогать организаторам в одной из секций. Эмиль со схожим криком выбежал из комнаты, поскольку на нем были еще более важные обязанности. Следом за ним выбежала Джина, сунув мне в руки Кафку. Вместе с ней в коридор бросились Юлий и Юдита. Дик и Джейсон неторопливо собрались и тоже покинули комнату.
Я начала наводить порядок, пока Клаудия собиралась. Через несколько секунд после того, как она удалилась в ванную, оттуда послышались крики, а затем выскочил испуганный Терри, все еще со шваброй в руке. Я, сжалившись, пробормотала отклеивающее заклинание, чего Терри, правда не заметил, и, наконец, последний гость покинул нашу скромную обитель. Наконец, я смогла вздохнуть спокойно. Чуть прибравшись, я отправилась в Шоколадушку, чтобы выпить чашечку кофе и съесть чего-нибудь вкусненького – завтрак начинался только через час, поскольку было воскресенье, а я очень хотела есть.
Затем я направилась в корпус Мерлина. Мои обязанности как организатора ограничивались проверкой того, все ли идет как надо. Так уж вышло в связи с моим участием, что главные трудности выпали на долю Эмиля и его помощниц.
Я прошла по секциям, убедилась, что никаких действительно серьезных проблем нет, и, выбрав интересную мне секцию, заняла в аудитории самое удобное местечко, ожидая, когда придут гости и выступающие, и начнется чтение докладов.

Вечером того же дня Клаудия вынудила меня рассказать ей, как прошел ужин в ресторане и почему я не ночевала в общежитии. Я рассказала ей почти всю правду, избежав рассказа о небольшом стрип-шоу, поскольку знала, сколько ненужных вопросов и восторженных слов это вызовет.
- Ну, теперь-то ты убедилась, что я была права? – спросила Клаудия, когда я закончила рассказ.
- Права? – воскликнула я. – Клаудия, ты что, меня не слушала? Я же сказала, он пытался… пытался заставить меня думать, что я ему нравлюсь.
- Зачем?
- Ну… мы не успели это обсудить, - ответила я растерянно.
- Ты просто не знаешь ответа!
Здесь было трудно поспорить.
- Ты его не знаешь, потому что его и быть не может, - заявила моя подруга.
- Если я чего-то не знаю, это не значит, что этого нет.
- Да что ты говоришь! Тогда скажи мне, чего есть такого, о чем ты не знаешь?
Этот вопрос поставил меня в тупик.
- Клаудия, как я могу сказать, если я об этом не знаю?
- Потому что этого нет!
Я обессилено вздохнула.
- С твоей логикой я спорить не могу, - сказала я.
Клаудия довольно улыбнулась, но затем вспомнила тему разговора и лицо ее стало серьезнее.
- Есть еще и второй момент. Вейнс позволил тебе подумать, что он намеренно пытался заставить тебя думать, что ты ему нравишься. То есть, он как бы дал тебе повод так думать. Намеренно. Чем это объясняется?
Я устало пожала плечами.
- Тем, что он испугался, что выглядит слишком навязчиво, и что всем очевидно, что ты ему нравишься. В том числе и тебе. И он решил сделать вид, что намеренно создает такое впечатление, руководствуясь одному ему известными планами.
- Господи, да зачем ему это делать? – воскликнула я, желая только, чтобы Клаудия угомонилась.
- Ну… видимо, ты дала ему повод думать, что он тебе безразличен, и он решил замести следы, так сказать. Ну, то есть , он не хотел, чтобы все выглядело так, будто бы ты его бросила, понимаешь?
- Нет, не понимаю. Мы с ним не встречались, чтобы могли бросить друг друга. Всё, Клаудия, довольно. Я устала.
С этими словами я легла в свою кровать, надеясь поскорее заснуть. Только воспоминания прошлого вечера и утра в доме профессора, а также слова Клаудии не давали мне покоя. Уже ближе к утру я решила, что поступлю по тому принципу, по которому всегда поступала, управляя личной жизнью – пущу все на самотек.

17 декабря, пятница

Две недели прошли для меня как во сне. Конференция закончилась, началась предэкзаменационная неделя, а за ней и сами экзамены.
Профессора Вейнса я почти не видела, но в те моменты, когда нам доводилось встретиться, мы оба вели себя так, словно ничего не произошло. И под «ничего не произошло» я подразумеваю не только ресторан и то, что было после, а вообще всё – наш проект, конференцию, наш первый поход в ресторан, наше общение. Профессор старательно демонстрировал мне, что для него я обычная студентка, такая же как все остальные, а я отвечала ему тем, что не менее старательно демонстрировала свое удовлетворение таким раскладом. Я не собиралась показывать ему, как меня беспокоило то, что наша в некотором роде дружба закончилась таким образом. Теперь я бы ни за что не допустила, чтобы он узнал, как мне иногда хочется его общества.
Я сдала все экзамены на отлично. Хотя иногда это было очень непросто: в течение семестра я училась не достаточно усердно, оставляя слишком много времени на развлечения, и жестоко поплатилась за это во время предэкзаменационной недели, тратя все время и все силы на подготовку.
Но к счастью все закончилась.
Клаудия также была довольна результатами, так как не получила ни одной двойки. Именно об этом она поспешила сообщить мне вечером пятницы.
- А завтра мы это дело отметим!
Я скучающе посмотрела на неё.
- Ура, - без эмоций произнесла я.
- Ну же, встряхнись. Экзамены позади, целую неделю мы можем тусить здесь, а потом Рождество, каникулы!
- Здорово, - безразлично ответила я.
Я лежала на кровати, пытаясь читать книгу, но разве Клаудия может подарить мне минуту спокойствия, когда я в нем так нуждаюсь?
- Ну чего ты такая? Всё ж круто!
Я согласно промычала, перелистывая страницу.
- И ты, между прочим, еще не спросила, как мы будем отмечать окончание сессии!
- И как же мы будем отмечать окончание сессии?
- Здорово, что ты спросила, - ответила Клаудия, игнорируя полное отсутствие заинтересованности в моем голосе.
Она плюхнулась на мою кровать, так, что я подлетела чуть ли ни на фут, и принялась рассказывать:
- Мы решили отправиться куда-нибудь подальше от универа. В какое-нибудь супер-пупер интересное место. Оказалось, найти его не просто, но мы все же сделали это. И знаешь, знаешь, куда мы отправляемся?
- Клаудия, не прыгай, я не могу читать когда ты трясешь кровать. И нет, я не знаю, куда мы отправляемся.
- В Эбердорф!
Я чувствовала на себе выжидательный взгляд Клаудии и поэтому оторвала взгляд от книги. Посмотрев в глаза подруги, я увидела там такой энтузиазм, такую неописуемую радость, что не смогла не улыбнуться.
- Действительно хороший выбор.
- Это не просто действительно хороший выбор, это лучший выбор, который мы могли сделать! Магических деревень во всем мире – раз два и обчелся. А Эбердорф, кроме того, находится в Баварии, откуда родом Юлий. Помнишь, он рассказывал про белые колбаски? Бавария – единственная страна, где их делают!
- Клаудия, Бавария – часть Германии. Это не страна.
- Да? Ну, я знаю, естественно. Я имела в виду, что Бавария НАХОДИТСЯ в единственной стране, где их делают.
- Я так и поняла.
- Завтра утром мы рано-рано встанем, перекусим в Шоколадушке и пойдем в город. Из каминной переместимся в Комнату Прибытия в Эбердорфе. Там нужно будет заполнить какие-то бумаги о том, что мы находимся на территории Германии и-и-и-и можно будет идти гулять, есть колбаски, пить пиво и распевать «ach du lieber Augustin» на всю деревню! А, и захвати денег чтобы заплатить за международное перемещение.
Я кивнула, и Клаудия, наконец, оставила меня в покое, занявшись подбором гардероба на следующий день.

18 декабря, суббота

Следующим утром мы встали в девять часов – «рано-рано» по мнению Клаудии – быстро собрались и вышли во внутренний двор. Там нас уже ждали Джейсон, Юлий, Юдита, Дик и Эмиль. Последнему я удивилась, но оказалось, что его позвали Дик и Джейсон. Впрочем, мне было все равно, был он с нами, или нет, потому что теперь я не испытывала к нему даже жалости. Это были его проблемы, есои он в меня влюбился, и я не собиралась нянчиться с ним, «щадить его чувства» и так далее. Мои никто не щадил.
Болтая, громко смеясь и беспрестанно перебивая друг друга, ребята шли в город. Я плелась рядом, не имея настроения участвовать в общей беседе. Чувство отчуждения снова вернулось ко мне, и я не хотела и не могла с ним бороться. Тогда я в лишний раз убедилась, что особенно одиноким человек чувствует себя в большой компании. Куда уютней я ощущала себя с человеком наедине. Например, с профессором Вейнсом! Но я дала себе обещание не думать об этом, поэтому по пути развлечения ради считала, сколько грамматических ошибок сделает Клаудия. Нет, я не ставила ей это в укор, английский не был её родным языком, хотя она и говорила на нем очень хорошо. Просто нужно было чем-то себя занять.
После удивительно длинной очереди в каминной, перемещения и нудной процедуры регистрации в Комнате Приема в Эбердорфе, «началось веселье».
После ланча в милом ресторанчике «Huhn und Hahn» мое настроение заметно улучшилось, и я даже стала принимать участие в разговорах. Поев, мы отправились гулять по центральной улочке, вымощенной брусчаткой, на которой находились магазины и кафе. Клаудия накупила себе всякой ерунды вроде ленточек в волосы, фигурок пастушек, поющих немецкие песенки и самонаполняющихся пивных кружек. Мальчиков больше заинтересовали немецкие сладости. Юдита по большей части проводила время в магазинах одежды. Я же, не зная немецкого, не могла развлечь себя посещением книжной лавки, потому ходила по пятам то за Клаудией, то за Джейсоном с Диком, то за всеми сразу, когда все выскакивали из разных магазинчиков, встречаясь на улице, и дико радуясь этому событию. В какой-то момент я сама начала наслаждаться этой неспешной прогулкой, слышавшейся отовсюду немецкой речью и местной традиционной музыкой, запахами копченого мяса и надписями над каждым вторым кабаком «Das beste Bier Deutschlands!» (прим. автора «Лучшее пиво Германии»).
Внезапно мое внимание привлекли двое у ювелирного магазинчика. Сперва я узнала женщину – это была сестра профессора Вейнса! Ошибки быть не могло. Я застыла посреди улицы, увидев, что рядом с ней был сам профессор. Ребята пошли вперед, не заметив, что я отстала, а я не могла оторвать взгляда от пары.
Профессор обнимал сестру за талию, как-то совсем не по-братски глядя на неё. Мисс Вейнс коснулась рукой золотого кулона на груди, попыталась рассмотреть его, но ей это не очень-то удалось. Оба рассмеялись, а в следующий момент молодая женщина горячо поцеловала профессора Вейнса прямо в губы.
«Так сестра значит?!», - подумала я.
Двое пошли вверх по улице, в противоположную моему направлению сторону, так и не заметив меня. Я продолжала стоять не двигаясь еще несколько секунд, вслед за чем медленно пошла в сторону, в которую удалились мои друзья. Я была удивлена, оскорблена и обижена.
И дело было не в том, что выяснилось, что у профессора Вейнса была другая, точнее просто – женщина. Хорошо, не только в этом. Но в том, что он обманул меня! Намеренно солгал, заставив думать… заставив верить… Это было так подло, так низко с его стороны!
Все еще неспособная поверить в то, что только что увидела, в то, что только что узнала, я попыталась на время скрыться от ребят, чтобы придти в себя. Чуть-чуть посидев на скамейке, я смогла это сделать, и лишь после этого нашла Клаудию. Та ничего не заподозрила.
Стоит ли говорить, что остальная часть путешествия, как бы увлекательна она ни была, не приносила мне радости.
20 декабря, понедельник
В понедельник у нас уже не было занятий, но мы все еще могли оставаться в университете, заканчивая учебные дела, посвящая себя написанию курсовых, а в моем случае – диплома, или просто мешая друзьям заниматься важными делами, как это делала Клаудия.
В тот день я шла в библиотеку, ни о чем не подозревая. Это был обыкновенный день обыкновенной недели обыкновенного месяца, такого же, как и все другие месяца, которые мне предстояло провести в одиночестве.
Но насмешница судьба не слишком меня жалует, потому что именно в тот день, спустя всего два дня после происшествия в Эберсдорфе, я должна была лицом в лицу встретиться с профессором Вейнсом.
Мы столкнулись у одного из стеллажей чуть ли не в самом дальнем конце библиотечного зала. Кажется, оба испытали неловкость, но что-то помешало Вейнсу сделать вид, что он не заметил меня, как он делал это последние две недели.
- Мисс Грейнджер, добрый день, - поприветствовал он.
- Добрый, - попыталась вежливо ответить я, но вышло не очень.
- Кажется, не для вас, - ответил профессор, его брови вопросительно взлетели вверх.
Это выглядело так мило, что я почти улыбнулась. Но мне удалось вовремя взять себя в руки.
- Он ни чуть не хуже всех других дней моей жизни, сэр, - ответила я ровно, разглядывая корешки книг.
Профессор тоже повернулся к полкам, пристально их изучая. Однако разговор, как оказалось, окончен не был.
- Занимаетесь диплом? – спросил он.
- Да, сэр, - сухо ответила я.
- И каковы ваши успехи?
- Удовлетворительны, сэр.
Профессор чуть помолчал. Боковым зрением я заметила, что он рассматривает меня краем глаза.
- Я слышал, вы сдали все экзамены на «отлично»? – произнес он как бы между делом.
- Другого сложно было ожидать, - ответила я, решив не добавлять раздражающего «сэр» хотя бы в это предложение.
- Конечно, конечно… и что же, когда вы намерены покинуть университет?
Я раздраженно вздохнула, подняв глаза вверх и как бы вопрошая у небес, сколько еще вопросов вздумает задать Вейнс.
- Двадцать третьего числа, сэр.
- Ясно.
Несколько секунд прошли в тишине. Я продолжала искать взглядом нужную книгу, и, наконец, нашла её. Но в тот самый момент, когда моя рука потянулась к ней, рука профессора Вейнса сделала то же самое. Его ладонь накрыла мою как раз на корешке старинного тома. Я вздрогнула. Профессор, который, кажется, тоже не ожидал такого, однако, не спешил убирать свою руку с моей.
- Сэр… - начала я, когда пауза затянулась.
- Что же, мисс Грейнджер, вы уже ответили профессору Ростову на его предложение? – спросил Вейнс, продолжая прижимать мою руку к книге.
Я хотела ответить, что его это не касается, но это было бы слишком грубо. В конце концов, он был моим преподавателем, хотя мы оба, кажется, слишком часто забывали об этом.
- Мне сделали предложение из Сэлемского Университета, и я обещала обеим сторонам подумать.
- Подумать над тем, кого из них выбрать, или подумать, выбирать ли вообще? – спросил профессор тихо.
Он немного приблизился ко мне, и я попыталась отстраниться. Однако моя рука все еще была в его власти.
- Сэр, я… я еще пока ни в чем не уверена.
- Помните, мисс Грейнджер, - произнес профессор низким, словно чужим голосом, - вы всегда можете остаться здесь, в университете и начать преподавать.
У меня по спине побежали мурашки. Я застыла, глядя то на потертые корешки книг, то на большую мужскую руку, накрывающую мою тонкую ладонь.
- Вы можете стать моей ассистенткой, и с вашим талантом ваша карьера полетит вверх так быстро, как вы даже не мечтали.
- Я подумаю, сэр, - ответила я, и, вырвавшись из его ловушки, поспешила покинуть и то место, где мы стояли, и библиотеку вообще.

21 декабря, вторник

На следующий день у меня была назначена встреча с деканом. Профессор Питч решила по старой привычке принять меня у себя дома, и я очень переживала, что могу столкнуться с профессором Вейнсом. К счастью, этого не произошло. И к счастью, декан решила не устраивать чаепитий на общей террасе. Вместо этого мы расположились в её гостиной, где, потягивая чай с молоком, обсуждали мой диплом.
- … и поскольку вы решили выбрать руководителем профессора Вейнса, - вещала профессор Питч, - я не смогу помогать вам также, как раньше…
«То есть «никак»», - прокомментировала я мысленно.
-… но Персеус тоже неплохой зельевар. Просто вы должны учесть различия между курсовой работой и дипломной. Для этого я вас и пригласила. Для меня важно, какой диплом вы напишите, даже не смотря на то, что вы выбрали руководителем другого человека, куда менее опытного в таких делах, чем я. Я не стану препятствовать вам, это не в моих правилах. Наоборот, я готова помочь ценным советом. Я уже рассказывала профессору Вейнсу о том, какие правила необходимо соблюсти. Мы уже дважды встречались с ним для того, чтобы обсудить всех, кто пишет у него курсовые и дипломы. На прошлой неделе мы обедали прямо здесь, у меня дома, и он очень хвалил мой пудинг. Но тогда мы не обсудили все, что я хотела. А в субботу нас снова прервали – как раз когда мы обедали, по камину со мной связалась Нерида. У неё в тот день как раз был последний этап конкурса Мисс Зельеварение, который проводил её Университет, и она победила. Я была так рада – хотя я и ожидала, что она выиграет, она всегда была очень красивой – что не смогла больше обсуждать дела с Персеусом. Но он посидел еще не много и поговорил со мной о моей дочери. Он посмотрел все ее фотографии, и признал, что она действительно достойна звания Мисс Зельеварение. Думаю, скоро мы снова обсудим вопрос вашего диплома, но я решила поговорить и с вами, ведь вас это тоже касается.
Я почти не слушала, что говорила профессор Питч после слов «в субботу нас снова прервали – как раз когда мы обедали». Эта фраза вызвала диссонанс в моем сознании, хотя я даже не сразу поняла, что в ней было не так.
- Когда вы сказали вы в последний раз встречались с профессором Вейнсом? – спросила я.
Декан удивленно взглянула на меня, но ответила:
- В прошедшую субботу, мисс Грейнджер. А в чем дело?
- Оу, я просто была совершенно уверена, что видела его в субботу как раз во время обеда совсем в другом месте.
- Нет, - убежденно ответила профессор Питч, - это совершенно невозможно, потому что он целый день был здесь, в студенческом городке. До встречи со мной он сидел в библиотеке, потом отобедал у меня и ушел вместе с профессором Оливье, который зашел ко мне за… за чем же он зашел? Ах, они играли в вист, и им нужен был четвертый. Я не любитель этих игр, но профессор Вейнс согласился пойти. И целый вечер они провели у Оливье, я видела их в окно, они сидели на веранде.
На меня словно опрокинули ушат холодной воды. Кусочки мозаики начали складываться воедино с немыслимой скоростью.
Оборотное зелье… модифицированное… это странное поведение… постоянная спешка, если он задерживался после лекции слишком надолго…

«Я же тебе рассказывала о том, что я спрашивала про него у папы, и он сказал, что Вейнс учился не в Стоунхендже»

«Мисс Грейнджер… никогда в своей жизни не заходите в мой дом, если я сам вас не приглашу»

«Дитя мое, я уверен, существует множество людей, коих вы видите только лишь три часа в день»

«Кстати, этот ваш Вейнс. Странный тип. Кто он такой? Откуда взялся? С такими мозгами – и ни разу не засветился ни на одной самой завалящей конференции. Самородок из глубинки или его ударили по голове и в нем вдруг проснулись зельедельческие таланты?»

«А в субботу нас снова прервали – как раз когда мы обедали»

«В прошедшую субботу, мисс Грейнджер»

«он целый день был здесь, в студенческом городке»

Я не сразу услышала, что профессор Питч звала меня. Ответив ей что-то невразумительное, я поспешила покинуть её дом. Выйдя на крыльцо я, однако, не спешила уйти. Чуть-чуть поразмыслив, я постучала в соседнюю дверь – в дверь профессора Вейнса, если это действительно было его имя.
Удача была на моей стороне. Профессора не было дома, но когда я, поняв это, развернулась на сто восемьдесят градусов, то увидела его идущим по дорожке в мою сторону. Поравнявшись со мной, он поздоровался, но я не собиралась отпускать его так легко. Передо мной стоял человек, который четыре месяца водил всех за нос, принимая Оборотное зелье и выдавая себя за Персеуса Вейнса.
- Профессор, - произнесла я требовательно, когда он открыл дверь, - я могу войти? Мне нужно срочно с вами поговорить. Это очень важно.
Вейнс, кажется, растерялся на мгновение, но затем сделал шаг в сторону и позволил мне пройти вглубь дома. Я вошла в гостиную и села в одно из кресел. Профессор сел напротив и вопросительно уставился на меня.
- Я хотела бы обсудить с вами мой проект.
Брови Вейнс взлетели вверх.
- Это действительно так срочно?
- Да, сэр. Дело не терпит отлагательств.
- Что ж, в таком случае, подождите минуту, я сейчас…
Он начал вставать с кресла, но я резко встала со своего и повелительным движением руки остановила его.
- Нет, я не могу ждать ни секунды. Мы поговорим прямо здесь и сейчас.
Вейнс посмотрел на меня с подозрением.
- Хорошо, - сказала я мягче, - я солгала. Я хотела поговорить с вами вовсе не о проекте.
- А о чем же? – спросил профессор, и от моего внимательного взгляда не ускользнуло, как он мельком посмотрел на часы.
- Я хотела поговорить о… нас! - выпалила я.
- О нас? – удивился он.
- Совершенно верно. Видите ли, сэ-э-эр, - начала я своим самым нудным голосом, - ситуация, в которой мы оба оказались, положение, в которое волею судеб оказались втянуты мы оба, иными словами, все, что между нами произошло за время вашего преподавания здесь, то есть с первого сентября сего года по сегодняшний день, все это, я признаюсь вам честно, без утайки, не скрывая ничего и открывая душу целиком и полностью, так, чтобы в ней не осталось и уголка, скрытого от вашего внимательного взгляда…
Я могла бы продолжать так вечно,и Вейнс понял это. Он встал с кресла, и я была вынуждена замолчать.
- Всё это очень увлекательно, - почти гневно произнес профессор, - но я вынужден покинуть вас буквально на минуту.
- Я не могу позволить вам этого, - сказала я.
- Интересно знать, почему?
«Потому что я должна убедиться, что моя теория верна, не опасаясь поставить себя в неловкое положение ложными обвинениями. И в случае, если я права – узнать, кто скрывается под этим прекрасным обликом!» - подумала я, но вслух сказала:
- Потому что я… потому что я… мне очень трудно признаться вам в этом…
- Мисс Грейнджер, - прорычал Вейнс и в одно движение приблизился ко мне почти вплотную.
Схватив меня за подбородок, он взглянул мне в глаза. Мне показалось, что этот контакт длился вечность, тогда как на самом деле не прошло и секунды.
- Мисс Грейнджер, позвольте, я пройду, - вдруг неожиданно тихо произнес Вейнс.
Я отрицательно покачала головой. Но вдруг в дверь постучали. Я на мгновение растерялась, и профессор воспользовался этим, чтобы обогнуть меня и побежать к двери. Я побежала за ним.
- Профессор Вейнс, - воскликнул юноша, стоявший на пороге, - там профессор Питч! Я был у неё, и… ей плохо!... помогите!
Кажется, молодой человек был на грани истерики.
- Я только возьму зелья, - ответил Вейнс, скрывшись в кладовке.
Через несколько секунд он выскочил обратно, и еще через мгновение он был в покоях профессора Питч. Я хотела было пойти за ним, чтобы узнать, что случилось, но дверь оказалась закрытой.
Понимая, что сегодня я не смогу добиться от профессора Вейнса ничего, я побрела в общежитие.

22 декабря, среда

На следующий день я узнала, что профессора Питч отправили в Святого Мунго – у неё случился приступ болезни, которая донимала её уже несколько лет, и если бы не профессор Вейнс, на этот раз все могло бы кончится очень плачевно.
Мне было жаль декана, но гораздо сильнее меня волновал вопрос, кто же прятался за личиной профессора Вейнса. В том, что этот человек действительно принимал Оборотное зелье, я уже практически не сомневалась. Наоборот, за ночь с вторника на среду я успела припомнить все случаи, которые с новым знанием выглядели в новом свете. Я действительно не могла вспомнить ни одного раза, чтобы я видела его дольше двух часов подряд до нашего открытия, и – вот совпадение – дольше трех после.
Но когда в среду я отправилась в профессорский городок, чтобы найти Вейнса, мне сообщили, что он отправился домой на рождественские каникулы. Я была вне себе от злости. Он улизнул, поняв, что я его почти раскрыла. Однако, я надеялась, что он собирался вернуться после каникул.
Конечно, я боялась узнать, кем он был на самом деле. Во-первых, наверняка он был каким-нибудь сбежавшим Пожирателем Смерти – всех их так и не поймали – или просто преступником. Ведь невиновные люди просто так не принимают Оборотное зелье и не пьют его целых полгода.
Я невольно вспомнила лже-Моуди. Как же я могла быть такой глупой и невнимательной, и не догадаться обо всем раньше? И то, что Вейнс занимался модифицированным Оборотным зельем, должно было меня насторожить…
Впрочем, были еще более ужасные варианты того, кем мог оказаться профессор Вейнс, чем преступник или Пожиратель. Он мог бы оказаться почтенным старцем, или, Мерлин упаси – женщиной! Тогда мое самолюбие было бы втоптано в грязь, я бы чувствовала себя унизительно, как никогда, а мое сердце было бы в очередной раз разбито. Уж лучше бы это был преступник-мужчина, с таким ударом справиться было бы куда легче.
К сожалению, мучиться догадками и предположениями мне предстояло еще очень долго.

23 декабря, четверг

Вечером четверга мы – я, Клаудия, Дик и Джейсон – сели на поезд до Лондона. Там на платформе девять и три четверти меня встречали Гарри, Рон и Джинни. Я была очень рада их видеть, так как в последний раз до этого мы виделись очень давно. Попрощавшись с друзьями из университета, мы с моими дорогими гриффиндорцами отправились на Гриммаулд плейс, чтобы готовиться к празднованию рождества. По словам Джинни, должна была собраться большая компания старых друзей из Хогвартса, и я действительно с нетерпением ждала встречи с ними со всеми.

0


Вы здесь » Letters from the Earth » Архив - гет и джен » Мои университеты ( от Cait Sith )


Создать форум © iboard.ws Видеочат kdovolalmi.cz